Семь небес Рая

Ничто не вечно. И даже мир, царивший веками, может разрушить один-единственный надменный, ослепленный гордыней и жаждой власти глупец. Войско противника пришло, казалось, из ниоткуда, приведя с собой черные тени, гнилостный смрад, рекламу и боевые кличи, от которых кровь стыла в жилах (они называли это хоровым пением). Они сжигали наши деревни, засаливали соплеменников, отравляли воду, оскверняли святыни и отнимали леденцы у младенцев. К столь внезапному нападению королевство, не знавшее горя уже несколько тысячелетий, подготовлено не было, но мы не сдавались! Несмотря на немногочисленное войско, мы дали отпор врагу и победили! Но то была победа в бою, а не в войне. Стычек становилось все больше, а войско наше стремительно уменьшалось. Сотни и сотни солдат оставались на поле боя, орошая холодную землю огуречным соком. Мы теряли своих друзей, близких, любимых. Но не веру! — Мы должны положить конец этому бесчинству! — кричал я, воздевая к небу длинный окаменелый и покрытый плесенью батон. — И я клянусь, что голова предводителя Багровых окажется на острие моего Батонабура! И тысячи солдат кричали «Ура!!!» и восхваляли своего генерала. Последнюю битву мы запланировали на следующее утро, сразу после завтрака, потому что перед завтраком воевать, как и умирать, не комильфо. Войско противника в это время как раз собиралось пересечь узкое ущелье, из которого получилась бы великолепная ловушка. О более выгодном расположении нельзя было даже мечтать! Я проснулся за час до восхода солнца, вышел из своей палатки, потянулся, разминая затекшее от сна на земле тело и, хромая на обе ноги — отголоски старых боевых ран — поковылял к главным воротам, изображая старую клячу, страдающую радикулитом. — Доброе утро, мой генерал! — поприветствовал меня мой верный помощник, вытянувшись в струнку и отдав честь. Я на это лишь снисходительно кивнул: — Как поживает Снежинка? — Полита и окучена, мой генерал! — с готовностью отрапортовал помощник. — Отлично, — одобрил я, подходя к Снежинке — моему верному другу, боевому баклажану, с которым мы успели пережить не одно сражение. Баклажан, завидев меня, чуть подскочил, а затем начал рыть землю единственным торчащим из его основания покорёженным стеблем. А ведь когда-то он был зелен и сочен — и посмотрите, что с ним сделала война. — Пр-р-р, Снежинка, не трать силы понапрасну, — посоветовал я баклажану, гладя его по толстой корке. — Общий сбор, — провозгласил я, и помощник тут же повторил мой приказ, но на куда более повышенных тонах. Я как раз удобно расположился в седле и чуть натянул узду, проверяя новую экипировку, когда все мое войско в размере восьми тысяч тридцати четырёх с половиной огурцов выстроилось передо мной в ровные шеренги. — Я не буду вам врать, — спокойно начал я, заставляя Снежинку тронуться с места, дабы пройти вдоль первой шеренги и окинуть взглядом все войско, — не все вы вернетесь обратно в эти изобилующие навозом и другими удобрениями палатки. Но… уверяю вас, ваша жертва не станет напрасной! Я позабочусь об этом! Сегодня мы либо вернем принадлежащее нам по праву чернозёмное поле, либо умрем все до одного! Без исключений! Вы все поняли? — Да, мой генерал! — прокричали тысячи огурцов. — И все-таки вы должны осознавать, что, как бы добр я ни был, я — ваш предводитель и должен быть Справедливым. А значит, если кто-то попытается сбежать, что должен сделать я? — Покарать дезертира, мой генерал, — после недолгого молчания выкрикнуло войско. — Привести его, — приказал я своему помощнику, и уже через полминуты перед солдатами предстал невысокий пупырчатый огурец. Я нарочито медленно слез с баклажана и прошествовал к трусу. Тот дрожал и постоянно что-то говорил о своих семенах. Но я пропустил его слова мимо ушей. Война — это вам не шуточки. А семена — не оправдание трусости. — Прошу вас! — почти навзрыд прокричал он, но я молча вытащил батон из целлофановых ножен и произвел один не слишком эффектный, но очень точный удар. Головка огурца медленно поползла вниз и была поймана мной всего в миллиметре от земли. Я поморщился, глядя на кусок своего солдата, затем, чуть помедлив, наклонился к нему и надкусил. — Горький! — прохрипел я, отплевываясь. — Переспелый огурец! Горечь — вкус труса! Да будете вы свежи и вкусны до самого конца!!! — и солдаты воинственно закричали, соглашаясь со мной, чтобы уже через двадцать минут пересекать пудинговые болота, продираться через рощи сладкого хвороста и взбираться на халвяные горы. — Противник вошел в ущелье, мой генерал, — объявил мой помощник, взирая в подзорную трубу. — Дай-ка сюда, — с этими словами я отнял трубу и начал всматриваться в глубь ущелья. Помидорное войско меня совсем не интересовало: пухлые, водянистые, гневливые, почти не контролируемые солдаты противника рвались вперед, не зная страха. Их же генерал бесстрашно шествовал впереди их всех верхом на огромном арбузе. Его черные латы блестели в свете факелов. — Генерал Зуо, — прошептал я одними губами, — вы поплатитесь за все, что натворили, — с этими словами я сложил подзорную трубу, отдал ее помощнику, а сам развернул Снежинку к солдатам. — Действуем по плану, эскадрилья, в бой! Десятки солдат верхом на белках-летягах сиганули с высоких уступов и направились прямо к войску противника, закидывая его орехами и шишками. Раздались первые взрывы. Солдаты противника разлетались на куски и пачкали сочными ошметками своих собратьев, внушая им страх и отчаянье. — За погибших товарищей! — загорланил я, взмахнул батоном и припустил к войску, без оглядки разрубая на части помидорину за помидориной, давя их баклажаном, не зная страха и жалости. Благо, Зуо был не из тех, кто прятался за спинами своих солдат. Не успел я преодолеть и десяти метров, как его арбуз преградил мне дорогу. — Очень опрометчивый поступок, — хмыкнул он равнодушно. Его зеленые глаза даже не тронула когда-то привычная краснота. — А я так не считаю! — воскликнул я, взмахнув Батонобуром и производя несколько рубящих ударов по арбузу Зуо. До него самого добраться я, увы, не мог из-за размеров его питомца, которые сильно превышали величину моего пусть и бравого, но всего лишь баклажана. — Да, в этом весь ты! — презрительно фыркнул Зуо, соскакивая с арбуза и предлагая то же самое сделать и мне. Ах так! Один на один, значит? Прекрасно! Я слез со Снежинки, потрепал ее по торчащим из стебля маленьким листикам, после чего воззрился на противника, готовый умереть, но унести его вслед за собой. — Защищайся! — воскликнул я, размахивая батоном. Но мой удар парировало острое лезвие. В руках у Зуо оказался священный металлический… кухонный нож! Боже мой! Всего на секунду земля ушла из-под моих ног, а душу окутал мрак отчаянья, но я быстро взял себя в руки, откинул остатки батона, схватил зубочистку, что уронил один из бойцов противника, и вновь бросился на Зуо. — За свободу! За огурцы! — воскликнул я. А в следующую секунду противное пиканье заставило меня вскочить с постели, офигевши оглядываясь по сторонам и туго соображая, что происходит. — За огурцы-ы-ы-ы! — внезапный писк, явно передразнивающий мой воинственный клич, заставил меня вздрогнуть и оглянуться. Посреди моей комнаты стояла Эллити. В руках она держала новенький ПКП, купленный ей всего неделю назад. — Что… случилось? — прохрипел я, чувствуя, что в горле у меня жутко пересохло, глаза норовят закрыться, а все тело затекло и ломит. — Огуречная армия, вперед! Да преклонят перед нами колени чертовы помидорины! Они поплатятся за свою сочность и еще пожалеют, что родились красными! — вместо ответа воскликнула сестра, гаденько захихикав. — Ты что тут делаешь?! — приходя в себя и осознавая, что Эллити в моей комнате быть не должно, просипел я недоуменно. — Как что? — наигранно удивилась премерзкая сестрица. — Сегодня же первый учебный день! Традиция! — воскликнула она, наконец-то выключая ПКП и пряча его в карман джинсов. Традиция. Какая еще традиция? Так… Постойте… Традиция… Ах, эта традиция… Ах, эта традиция? АХ, ЭТА ТРАДИЦИЯ! — Не смей! — заорал я как резаный, но моя сестра уже выбежала из комнаты с воплями «Мама, а у Тери что-то в трусах!». Традиция у нас была крайне своеобразная. Каждый год в первый учебный день Эллити вытворяла нечто, что здорово меня позорило. Не иначе, в этот период времени в ее венах просыпалась истинная кровь Фелини, главной задачей которой было отравление жизни окружающих людей. Ну, а почему бы и нет? Весело и почти безнаказанно. В прошлом году, к примеру, Эллити вбежала ко мне в туалет и сфотографировала меня сидящим на унитазе. Нет, я все понимаю, наверное, в каком-то смысле здесь даже попахивало эротикой. Хотя, как по мне, пахло лишь отходами жизнедеятельности. Так или иначе, но фотография со мной в главной роли ходила по школе аж целых полтора часа. Полтора часа унижения для меня и полтора часа популярности для Эллити. Эта маленькая стерва считала, что первое впечатление самое главное, и если сотворить нечто гадкое в начале учебного года, то весь оставшийся промежуток времени вокруг нее будет витать определенная репутация. Самое смешное, что ее теория была верна. Одноклассники ее уважали, а парочка девочек, всегда таскающихся за ней, как хвосты, нередко называли сестру боссом. — Маленькая дрянь! — воскликнул я в отчаянье и только теперь понял, что рука моя все еще воздета к потолку, готовая нанести удар невидимому противнику невидимой зубочисткой. — Ну что ж… я хотя бы был не на унитазе, — решил я подбодрить себя, когда мое сознание с большим запозданием передало мне последнюю кинутую Эллити фразу. Я медленно опустил взгляд к своим серым трусам в желтый горох и действительно обнаружил в них нечто. Нормальные парни называют подобное Стояком, я же предпочитал нарекать его по-скромному — Фудзиямой. «Привет, Фудзи!» — махнул я ему рукой, когда до меня дошла еще одна не самая приятная мысль. «Она засняла мою личную гору! Стерва!» — прошипел я мысленно, начиная нервно хихикать. — А ну-ка быстро удалила видео! — взревел я, вскакивая с постели и собираясь ворваться на кухню, выдрать с мылом из рук сестры ее ПКП и выкинуть его нахрен в окно! Но дорогу мне преградила мама. Она молча окинула меня недобрым взглядом, задержала внимание на том, что ниже пояса… — Я, конечно, все понимаю, ты уже взрослый мальчик и… — Мама! — Но ты мог бы не демонстрировать своей сестре… — Да кто демонстрирует-то?! Она сама вломилась ко мне в комнату! — Она еще маленькая… — продолжала говорить мама, тогда как из-за двери выглянула сестрица. На экране ее ПКП высветилось слово «ЛОХ», — и еще не понимает… — экран ПКП мигнул, и дальше последовала бегущая строка «Зато не импотент», — она еще не знает о физиологии мужчины, и потому… — «Но член у тебя маленький! В порно у мужиков одна головка — как весь твой прибор! : P» — МАМА! Да все она уже давно прекрасно знает! — взбесился я, желая придушить Эллити здесь и сейчас. — Что? Ты уже все ей успел рассказать? — лицо мамы стало куда суровее. — Нет, я не это имел в виду! — тут же сник я. — А что же вы имели в виду, мистер Фелини? — ну все, сейчас начнется. — Лишь то, что и без моей помощи Эллити давно могла уз… — Эллити! — загорланила маман на всю квартиру, не зная, что моя сестрица уже пару минут стоит за ее спиной и корчит мне рожи. В ответ на крик Эллити спряталась за косяком, затем сымитировала шаги и через мгновение вернулась в мою комнату уже официально. — Да, мамочка, — изображая истинного ангелочка и наивно хлопая глазками, отозвалась сестра. — Тери ничего не показывал тебе? — грозно нависла она над Эллити. Я же задержал дыхание, зная, что, если сестре не хватит ума закончить шутку прямо сейчас, меня могут обвинить в ее развращении, а там и до семейного линчевания недалеко! — А что он должен был мне показать? — благо, Эллити все еще знала границы дозволенного. Кажется… — Ну… — маман внезапно смутилась, — он при тебе не раздевался? — Да он постоянно раздевается! — брякнула сестра. Мама, вздрогнув, медленно повернулась ко мне. Мне же следовало беспомощно попятиться от нее, дабы, если что, успеть выпрыгнуть в окно — все-таки лучше сразу умереть, чем терпеть физические и моральные пытки следующие десятки лет. Но буйная фантазия перекрыла мое чувство самосохранения. Невольно я представил сидящую на моей кровати Эллити и себя самого, под медленную музыку стягивающего с себя футболку, а затем и штаны. Танец был, мягко говоря, отвратительным, как и его исполнение. Я еще мысленно решил для себя, что скорее совершу самосожжение, чем проверну подобное. Вот только маму, вбившую себе в голову какую-нибудь ерунду, разубедить в этой самой ерунде было очень трудно. Так что оставалось мне признать странные инцестные наклонности, а затем, как уже было сказано ранее, выброситься из окна и таким образом спасти себя с помощью смерти! — Он каждый раз раздевается, как приходит с улицы! И еще в ванной. Как не зайду, постоянно застаю! — поспешно добавила Эллити, заставив меня шумно выдохнуть, а маму расслабиться. — Будь добра, больше не делай так, — облегченно проговорила она, ласково гладя сестру по голове. Эй, а кто же погладит меня? Это, кажется, я пережил стрессовую ситуацию! А не маленькая тварь, которая эту ситуацию создала! — Но мам! Тери же такой придурок! Что я буду делать, если прекращу фотографировать его в дурацких позах и идиотских ситуациях? Действительно, что… — Займись чем-нибудь более эстетичным! — Но что может быть эстетичнее собирания компромата на противного брата? — резонный вопрос, и не поспоришь. Мама попробовала разубедить сестру, я же краем глаза заметил, что, пока мы привычно выясняли отношения, время тикало, и теперь мне стоило поторопиться. Я быстро принял душ, после чего вернулся в уже, слава яйцам, пустую комнату. Натянул на себя серые джинсы, серую футболку со скромной надписью «Гений» и серую толстовку. Выходить на кухню я не рискнул, предполагая, что разговор о переодевании в моей комнате еще не закончен. В связи с лютым любопытством моей сестры мне бы и вовсе могли запретить делать это в комнате, руководствуясь заботой о дочери, но, конечно же, в действительности желая в очередной раз надо мной поиздеваться. Мама любила повторять, что готовит меня к взрослой жизни, вот только я все не мог понять, где же именно она видит мое будущее и эту самую взрослую жизнь? В инопланетной тюрьме строгого режима, где царит беззаконие, а по ночам к тебе в камеру приползают ниндзя-тараканы или кто похуже? Благо, рюкзак я собрал еще с вечера. И стилус туда положил. И флэшку чистую. Даже о ластике не забыл. Правда, я не взял карандаш, который бы этим ластиком можно было стереть, когда как к стилусу, понятное дело, никакого отношения он не имел и потому наверняка был бесполезной частью моей и без того непосильной ноши, но я всегда считал, что с собой надо носить хотя бы одну бесполезную вещицу. На всякий бесполезный случай. Еще одной причиной, по которой я так спешил уйти из дома, являлась всё та же Эллити, которая неделю назад внезапно рассказала о своем страхе ходить в школу в одиночку. Маман тут же прислушалась к просьбам дочери и сообщила мне «превеселую» новость о том, что теперь я буду сопровождать это маленькое исчадие Ада в школу и из нее. Стоит ли говорить, как я обрадовался столь прекрасной возможности проводить лишние сорок минут в компании своей наилюбимейшей сестрицы, которая, ах да, кажется, всего полчаса назад снимала, как я брежу во сне, а затем запечатлела на камеру мой стояк, который теперь будут рассматривать малолетние стервы нашей школы весь первый чертов урок! Короче говоря, я убежал. На хлопок двери мама, конечно же, среагировала моментально, но хватило ее лишь на то, чтобы выйти на лестничную площадку и выкрикнуть мне в спину пару проклятий. Так что я легко отделался. Выбежав из подъезда, я еще пару минут передвигался исключительно трусцой на тот случай, если Эллити взбредет в голову настичь меня. Пропетляв в парочке дворов и убедившись, что преследования нет, остаток пути я провел, наслаждаясь легкой апатией и стараясь не думать о том, какой сложный день мне предстоит. К сожалению, браслет на левом запястье, что так или иначе постоянно возвращал меня с небес на землю, не давал мне забыть о чудесной участи. Потому, подходя к школе, я набрал в легкие побольше воздуха на тот случай, если зеленоглазый ублюдок будет меня там поджидать. Возглас облегчения и одновременно с тем разочарования сорвался с моих губ, когда ни Зуо, ни его мотоцикла около школьного двора я не обнаружил. Зато почти тут же в глаза мне бросилась знакомая фигура. За декоративным кривым кустиком на корточках восседала девушка с кожей, отливающей сталью, синими волосами и одеждой, больше похожей на пару поясков. Самыми целомудренными в ее наряде были лишь кожаные сапоги на толстой подошве, что доходили ей почти до бедер и блестели десятками цепочек и ремешков с причудливыми пряжками. Время шло, а Мифи совсем не менялась. Недолго думая, я приблизился к подруге, осторожно присел рядышком с ней и посмотрел в ту же сторону, что и она, но, так и не увидев объекта ее интереса, тихо полюбопытствовал: — Что там? — А-а-а! — вздрогнула подруга. — Тери! Господи! Ты совсем спятил?! Ненавижу, когда ты вот так подкрадываешься ко мне! — Для тебя все что угодно, дитя мое, — откликнулся я на «Господи». — Идиот, — фыркнула она уже беззлобно и вновь вперила взгляд в направлении школьного двора. Я бы предположил, что она кого-то выискивает, вот только делом мне это казалось безрезультатным. Тосамский цирк фриков цвел и пах! Буйство цветов, блеск шипов и стали, каблуки, ремни, нижнее белье (натянутое на различные части тела или даже используемое как брелок), пирсинг, татуировки, пигменты, искусственные части тела — школьники, чтоб их. — Так что ты делаешь? Только не говори, что вы снова поссорились с Лурной и теперь ты ее здесь стережёшь? — вообще-то, говорить об этом Мифи действительно смысла не имело, ибо с девушкой своей они ссорились каждое утро, как по часам. По выходным они предпочитали ссориться даже по два, а то и по три раза. На мое же предложение вместо ссор заниматься более интимными вещами Мифи заявила: «Так нет ничего лучше примирительного секса!» Тоже мне, опытная девица семнадцати лет! — Да, поссорились, — на автомате ответила Мифи. — И поэтому теперь ты стережешь ее в кустах, как педофил, желающий молодой плоти? — Нет, здесь я сижу не из-за этого. — Тогда к чему весь этот… — Тс! Вот они! — внезапно воскликнула подруга, нагибаясь ближе к асфальту. — Кто «Они»? — Наносы. — Насосы? — На-но-сы! — по слогам продиктовала Мифи. — Дурацкое название… — Не дурее имени твоего ведра! — Не трогай Адольфика! — возмутился я, имея в виду черное мусорное ведро, что стояло в нашем классе. Оно было мощнее и качественней своих предшественников и в день своего появления тут же запало мне в душу. — Наносы — новое нано-направление. — А чем же эти наносы отличаются от нанитов? — недоуменно поинтересовался я, наблюдая, как к центру школьного крыльца стекается группа людей, мало чем отличающаяся от упомянутых мною неформалов, к коим относилась Мифи. Та же любовь к железякам, к коже, обтягивающим вещам и нано-технологиям. — Наносы пропагандируют прямое вживление, — прошептала Мифи, как будто боясь, что ее услышат, хотя мы находились как минимум в пятидесяти метрах от школьного крыльца. — Ну, так и вы же… — Нет! Мы всего лишь балуемся, вводим наномашины под кожу, меняем цвет глаз, делаем клыки — изменяемся по мелочам. — А они? — А они вживляют себе новые части тела и переделывают уже существующие! — Но ведь и ты хотела одну свою руку сделать искусственной, как у андроида, — напомнил я, все еще не понимая, в чем же причина нашей засады. — Именно так, но мечтать и делать — вещи разные. К тому же, наносы очень негативно относятся к нанитам. И свою враждебность не скрывают. Вчера произошла очередная стычка. Один парень сейчас лежит в реанимации! Наносы считают нанитов слабаками, придурками, которые только выпендриваются, но ни на что не способны! — А я-то считал, что любые молодежные течения — это так или иначе кучки придурков, желающих повыпендриваться, — пожал я плечами. — Да, Тери, но ты — идиот, и поэтому тебе можно думать обо всем! Тебя никогда никто не послушает, лишь пожалеют и по головке погладят, как истинно убогого! А эти ублюдки — совсем иной сорт людей! — фыркнула в ответ подруга. — И они отправили моего собрата в больницу. Мы не можем все оставить как есть! Это война! — провозгласила она, и на меня нахлынули воспоминания моей собственной войны, когда я скакал на бравом баклажане, возглавляя огромную огуречную армию. И мой плащ развевался за спиной, а волосы колыхал свежий утренний ветерок. — Да-а-а, война, — выдохнул я с дебильной ухмылкой. — И что же, военные действия ты решила начать с занятия стратегически выгодных мест? Таких, как эти кусты? — Можно и так сказать… Чертовы новые неформалы! С каждым годом направлений становится все больше, и одно идиотичнее другого! — продолжила возмущаться подруга. — Если в прошлом году главенствующую позицию держали Зоо, Наниты, Пэрроты, Драйтеры и Микки, то посмотри, сколько идиотов повылезало к новому учебному году! — Стадо баранов было и остается стадом баранов, хоть ты стринги на них кожаные нацепи, хоть белое платье с рюшками, — философски заметил я, но Мифи меня как будто не слышала. — Вон, видишь придурков, что стоят у самой лестницы? — кивнула она в сторону группы людей. Я присмотрелся и увидел пятерых парней и двух девушек. Только вот парни почему-то были разодеты в женские топики и мини-юбки, а девушки — в балахонистые штаны и толстовки. — Трансвеститы? — Если бы! — Мифи даже руками всплеснула. — Они называют себя Альфа-перевертышами! — И чем они отличаются от трансвеститов? — Философией! — Какой еще… — У каждого направления есть своя философия, — терпеливо объяснила Мифи. — Почему именно философия? Почему не математика, не география, не зоология, в конце концов, почему именно философия должна страдать от сумасшествия людей? Пусть лучше бы придумали себе диагноз, чтобы врачи не мучились. А не ваяли философии, чтобы бедные Платон и Аристотель там, в раю, плакали навзрыд, высмаркиваясь в белоснежные облака в виде барашков! — Тери? — Да? — Будь добр, заткнись. — Уже молчу. — Так вот, философия этих придурков такова: «Я буду носить вещи другого пола и все равно преобладать над идиотами, подчеркивающими свою принадлежность к определенному полу», — то есть, таким образом они пытаются доказать, что они альфа-самцы и альфа-самки. — Типа, «Ты мажешь свою рожу сотнями кремов, чтобы быть девушкой, я же Девушка, даже почесывая свои ментальные яйца»? — Именно так, — со вдохом подтвердила Мифи. — А Альфа-кретинами они себя показать не хотят? А то в этом смысле даже я готов им позавидовать. — Да ты не спеши! Тут у нас появился клуб любителей уток. Когда увидишь их, парни в мини-юбках, демонстрирующие свои волосатые ноги и причиндалы, покажутся тебе прекрасными принцессами, обладающими высоченнейшим IQ! — пообещала мне Мифи. — Что-то я как-то не горю, — признался я, чем вызвал улыбку подруги. Мы бы наверняка продолжили разбор полетов других неформальных направлений, но первый предупреждающий звонок на урок, как всегда, смешал все карты. Позабыв и о наносах, и о любителях уток, мы вслед за толпой других учащихся ринулись в здание школы. Давка была кошмарной. Люди пинались, орали матом, задевали друг друга цепями и шипами, но проламывались к лифтам. Мифи, будучи натурой пробивной, быстро добралась до пункта назначения и попала в первый лифт. Я же, неплохо изображая тень, попал в четвертый, поэтому ко второму звонку, говорящему исключительно о начале уроков, мы с Мифи уже сидели в классе на своих местах. Мы, но не наш классный руководитель. Джон Поликарпович — низенький старичок во всегда опрятном костюме и при галстуке, вбежал в класс всего на минуту, сообщил о том, что его срочно вызывают в учительскую, после чего исчез из нашего поля зрения, оставив многих моих одноклассников в легком недоумении, которое быстро растворилось в болтовне и играх на ПКП. — Вау! У Фелини тоже бывает стояк! — послышался возглас откуда-то с первых парт, но я предпочел его проигнорировать. — Охо-хо, ничешный стоячок, — прокомментировала и Мифи, просматривая видео, — твоя сестрица — истинная дьяволица! — похвалила она Эллити. — Была б она постарше — и я бы обязательно за ней приударила! — Забирай, — милостиво разрешил я, — я тебе совершенно бесплатно отдам ее лоток и кормушку. Не забывай три раза в день поить ее транквилизаторами, и тогда существование с ней будет даже чуточку походить на жизнь! — Ну-ну, не преувеличивай. У тебя замечательная семья! — Да, и чем дальше я от нее нахожусь, тем она более замечательная, — с готовностью подтвердил я. — Не будь унылым говном. Сил у меня уже нет смотреть на твою недовольную моську, — нахмурилась Мифи. — Так ты, вроде бы, особо и не смотришь! В последний раз ты кинула мне в лицо шматок грязи, а потом, дебильно посмеиваясь, побежала домой! — Я думала, что ты погонишься за мной и в процессе этого развеселишься, — пожала девушка плечами. — Так я и побежал! И ты захлопнула дверь прямо перед моим носом. — Кто же знал, что за тобой увяжутся дворовые собаки! — развела подруга руками. — Действительно, кто… — обиженно фыркнул я, отворачиваясь к окну. — Эй, ну хватит. Прекрати кукситься! И вообще, тут болтают о тебе и твоем стоячке, а ты разглядываешь голубей?! Разве ты не должен вскочить со своего места и начать бегать по классу, брызгая слюной и пуская пену изо рта? — Должен, да не обязан, — вздохнул я тоскливо. — В чем дело? — строго потребовала объяснений Мифи. — Дело в Зуо… — Опять? — возмущенно воскликнула подруга. — Опять Зуо! Да может, хватит уже сопли-то на кулак наматывать, а? Тоже мне, несчастная любовь! Кто же ее не переживал? Пора забыть и забить! — Да я и забыл, и забил! — пожал я плечами. Честное слово! — Тогда почему мы снова говорим о человеке на букву «З»? Хотя я бы предпочла его называть человеком на букву «К», ибо он еще тот «К»! И «Д»! И даже «П»! — Согласен-согласен, — страдальчески закивал я. — Проблема в том, что человек на буквы «З», «К» и «П» вчера внезапно нарисовался в ИСТ. — А-а-а… приколь… ЧТО?! — Мифи аж со стула подскочила, и я очень обрадовался тому факту, что Джон Поликарпович все еще не пришел. — Тс-с-с! Можно так не орать! И не привлекать лишнего… — Фелини, да ты ходячий цирк! — тем временем послышался очередной подкол с первых парт. — А ты ходячая глистоферма, но я же не кричу об этом на всю улицу, — огрызнулся я и вновь переключил внимание на, мягко говоря, удивленную Мифи. — И что он сказал? — во взгляде ее полыхнули огоньки непреодолимого любопытства. На секунду я даже пожалел о том, что рассказал ей. Впрочем… через пару минут я пожалел об этом еще сильнее. — Да ничего особенного, только заявил, что я никуда от него не денусь. И, честно говоря, как минимум на неделю я действительно… привязан к нему, — с этими словами я поднял руку и покрутил ею, демонстрируя металлический браслет. — Он напялил на тебя побрякушки Отбора, чтобы удержать рядом с собой? Как это романтично! — воскликнула нанитка. — Ничего подобного, — нахмурился я, — это своего рода институтское мероприятие для новичков, — неохотно объяснил я. — Видишь ли, Зуо тоже учится в ИСТ, причем не первый год. — Да ла-а-а-адно?! И когда только он все успевает? Я вот третью неделю не могу сделать себе нано-маникюр! — пожаловалась она, демонстрируя мне девственно чистые ногти. — А он у нас и учится, и предводительствует! — Да-да, Зуо крут во всем… — отозвался я вяло. — Теричка! Сладкий мой, дорогой человечек! — Меня сейчас стошнит! — Не будь букой! — замурлыкала Мифи, обнимая меня за шею и начиная трепать за щеку. — Давай же! Улыбнись! Ведь впереди тебя ждет столько замечательных моментов! — мечтательно пробормотала она. — Я уже вижу, как Зуо прижимает тебя к стене, а ты, такой весь растерянный и растрепанный, дрожа всем телом, сбивчиво шепчешь что-нибудь вроде: «Ах, Зуо! Прошу, не надо! Стой же! Нет! Не трогай меня там! И не говори таких смущающих вещей! Ах!», — после этого Мифи очень реалистично застонала, привлекая этим ненужное внимание. — Прекрати, или наши одноклассники решат, что тебя доводит до оргазма дерганье моей щеки, — нахмурился я. — И я Никогда не скажу Нечто Подобное! — заявил я уверенно. — Как это не скажешь? — Вот так… — Но ты должен! — Кому и что?! — Ты должен бредить подобным образом! — Если я брежу, то в речи моей присутствуют такие слова как «валенки», «мозаика», «ветер» и «таз», при чем здесь «Не трогай меня там!»? И что это вообще за такое таинственное «Там»?! Жопа? Член? Я все еще владею языком, и если бы мне что-то не понравилось, я бы сказал это напрямую, например: «Руки прочь от моих яиц»! А не «Руки прочь от моего Там»! — Это как-то неправильно… Может, поэтому Зуо тебя и кинул? — Что неправильно? — напрягся я. — Каноны, друг мой. Ими пропитана наша жизнь. Ты каноничный пассив и должен вести себя как пассив! — Что за бред! Никакой я не каноничный!.. — Но тебя же пялили? — Пред… положим… — Во-о-от, а значит, ты должен вести себя, как девочка-истеричка с вечным ПМС, и поверь мне, иногда у тебя это здорово получается! — И… — сквозь плотно стиснутые зубы процедил я, все еще надеясь узнать особую истину. — А еще тебе надо постоянно ломаться… и плакать во время секса. — Зачем ломаться, если я хочу трахаться не меньше среднестатистического подростка! А реветь зачем? Из-за боли? — Из-за удовольствия, конечно же! — Из-за удовольствия стонут, а не ревут. — Ну, у кого как… ты должен реветь! — И где ты все это вычитала только? — На просторах виртуалии, конечно же, — с гордостью сообщила мне Мифи. — Какая молодец… — А ты, Тери, стремный пассив хотя бы потому, что, как я понимаю, при возможности сам бы нагнул Зуо. А самое страшное, что ты ему об этом, кажется, даже говорил, не так ли? — Не так ли… — Настоящий актив будет оскорблен подобными позывами! — И почему же? Он мужчина, но и я мужчина, у меня вполне нормальные желания! — Ты не мужчина! Ты пассив! Это вещи разные! — Никакие не разные! Я хотел нагнуть Зуо, хочу и буду хотеть! — выпалил я, но, поймав на себе взгляды одноклассников, сразу сник и вновь уставился в окно. — Но это… неправильно, — возмутилась Мифи. — Ты все делаешь не так! Зуо должен прижимать тебя к стене, а ты плакать, смотреть на него исподлобья щенячьим взглядом и просить быть с тобой понежнее! — Ага, допросишься у него, огребешь таких нежностей, что потом встать не сможешь, — пробубнил я недовольно. — Но ты бы хотел, чтобы он с тобой был понежнее? — Конечно же, хотел бы! — Вот, истинный пассив! — Ты дура?! Какой нахер пассив! Ты вот знаешь, какие могут быть осложнения, если что-то пойдет не так? — Например? — ГЕМОРРОЙ! У тебя когда-нибудь был геморрой? — А… нет… — А у меня, семнадцатилетнего подростка, был! Рассказать, кто поспособствовал? — Думаю, я догадываюсь… — Может, хочешь еще и испытать на собственном опыте? Для тебя, Мифи, я готов на все! — Нет, думаю, не стоит… — Ну, вот и молчи тогда. — Какой-то ты сегодня злобный, — заметила нанитка, накручивая короткую прядку синих волос на палец. — Спермотоксикоз обострился? — А каким я, по-твоему, должен быть? По школе ходит видео с моим стояком, подруга пытается научить меня поведению пасса, а после уроков меня будет ждать придурок-психопат, бросивший меня на полгода и теперь нарисовавшийся с таким видом, будто бы поведение его было логичным! — Но его поведение действительно было логичным, — ответила Мифи, почесывая подбородок. Видимо, она решила меня доконать. — То есть как?.. — Да ну вот так. — Объясни! — Неа… — Что значит «неа»?! — То и значит… Зуо сам тебе все расскажет, и я уверена, что после его объяснений ты почувствуешь себя еще той тупоголовой истеричкой. — Я НЕ ТУПОГОЛОВАЯ ИСТЕРИЧКА! — Да… Ты гений истерики… — Ну… может быть, чуть-чуть, — не стал я спорить. — Верь мне, я никогда тебе не вру! — И иногда меня это угнетает. Разговор был закончен, равно как и свободное время, ибо Джон Поликарпович вернулся в класс и начал первый в этом учебном году урок. И мне очень хотелось верить в то, что он будет для меня не последним…