Семь небес Рая

Настырный луч солнца пробился сквозь неплотно сдвинутые шторы и устремился прямо в глаза своей жертвы. Глоу недовольно фыркнул, поморщился, не открывая глаз, перевернулся на живот и зарылся носом в подушку, но уже через мгновение раздосадованно подскочил на кровати, сладко зевнул, потянулся и уставился на спящего рядом мужчину. Томо Яказаки в свете утреннего солнца смахивал на Зуо больше обычного. Такие же черные, чуть взлохмаченные на макушке волосы, такой же благородный белый цвет кожи, такие же амбиции и самоуверенность, граничащая с безумием. Эти схожести с Шаркисом Глоу в Томо и привлекали. Если отсутствовала возможность быть с боссом, почему бы не покувыркаться с его заменой? Очень неплохой заменой. Тем более, что Томо был неутомимым любовником, способным проявлять нежность и внимательность, о существовании которых Шаркис даже не подозревал. Подумав об этом, котенок развратно, нахально улыбнулся, облизнувшись, будто голодный кот. Пошлая улыбка, отразившаяся на милом, детском личике, на любого произвела бы неизгладимое впечатление, возбудив первых, перепугав вторых и вызвав отвращение у третьих. Как хорошо, что Томо относился к первой категории. Котенок резво забрался к мужчине под одеяло, уселся к нему на колени и ткнулся носиком в утренний стояк Томо. Мужчина среагировал моментально, что-то тихо забормотав сквозь сон и завозившись в постели. Глоу в ответ на это улыбнулся хуже прежнего, вцепился острыми зубками в резинку трусов любовника и медленно и осторожно, дабы не разбудить Томо, стащил его нижнее белье с крепких бедер. Под одеялом было жарко и темно, кроме того в и без того чувствительный нос Глоу ударил уже знакомый запах тела японца — сладковатый и терпкий. В носу у котенка настырно защекотало. И прежде чем Глоу успел отвернуться, он сжался и звучно чихнул Яказаки-младшему прямо на его стояк. Томо вновь что-то забормотал во сне, попробовал перевернуться со спины на бок, но встретил преграду в виде сидящего у него на ногах Глоу. Мужчина произвел несколько попыток сменить положение, но быстро сдался и остался спать в той же позе. Глоу, подождав, пока любовник расслабится, выбрался из-под одеяла, подтянулся к лицу Яказаки и оказался к нему нос к носу. Убедившись, что мужчина все еще спит, мальчишка медленно провел языком по неплотно сжатым губам мужчины, а затем слегка куснул его за нижнюю губу. Не получив желаемой реакции, котенок продолжил возбуждать мужчину, поцеловав его в подбородок, затем присосавшись к выразительно выпирающему кадыку и оставив на нем цветастый засос. Яказаки упорно оставался в мире сновидений. Глоу это даже нравилось. Ничто не могло сравниться с ощущением полной власти над сильным, желанным мужчиной. Куснув ключицы мужчины, котенок медленно дорожкой из поцелуев спустился к его паху, слегка корябая грудь и торс Томо маленькими, но острыми коготками. Под одеялом стало жарче прежнего, поэтому Глоу раздраженно скинул его с себя на пол, позволив утреннему свежему воздуху овеять его голую спину и ожидающий внимания стояк Томо. При свете дня он выглядел даже соблазнительнее, чем ночью. Глоу, чуть помявшись, наклонился к члену мужчины и слегка лизнул его головку шероховатым языком, ощутив уже знакомый солоноватый привкус японца. Со стороны Яказаки послышалась невнятная возня. Котенок без раздумий повторил маневр, а затем наклонился и взял член мужчины в рот до самого основания, почувствовав его толстую головку глубоко в своем горле. — Уф! — Томо резко подскочил на кровати и ошалелыми, еще сонными глазами уставился на Глоу, хлещущего по кровати хвостом. Котенок, невинно хлопая длинными ресницами, выпустил твердый орган изо рта и провел по его стволу кончиком носа от яиц до самой головки, не отрывая взгляда от молодого мафиози. — Доброе утро, — промурчал он и с выразительным причмокиванием присосался к чувствительной уздечке мужчины, сомкнув пальцы у самого основания и сдавливая твердую плоть сильнее, чем следовало. — Мх… Доброе, — пробормотал брюнет, подавляя тихий стон наслаждения. Он протянул руку к мальчишке, провел пальцами по топорщащимся волосам, погладил котенка по черным пятнам, украшавшим милое личико, а затем откинулся обратно на кровать, подставив руки под голову. — Хороший мальчик, — улыбнулся он, слегка толкаясь в рот Глоу и заставляя его раздраженно фыркать. — Бери глубже, мы же не на детском утреннике, — привычно приказал он, закрывая раскосые глаза и наслаждаясь процессом. Уж что-что, а сосать Глоу умел. За один только этот талант стоило удерживать его рядом с собой. Ну и, конечно, кто бы отказался от мальчишки, который знал главного конкурента Томо Яказаки вдоль и поперек. Зуо Шаркиса. Эту неугомонную занозу в заднице. Этого несносного типа. Раздражающе высокомерного и самоуверенного. Точную копию Томо. Только еще наглее. Будто младший брат, решивший переплюнуть старшего… …Интересно, каким бы в постели был он? Томо живо представил, будто бы не Глоу, а именно Зуо делает ему минет. Как тонкие бледные губы позволяют его горячему члену погружаться глубоко в рот, а затем выпускают его член для того, чтобы затянуться черной сигаретой. Клубы дыма Зуо выдохнул бы через нос прямо на влажный член, а затем начал бы активно лизать вздрагивающую от каждого его прикосновения головку. Желто-зеленые глаза он бы при этом неприязненно щурил, а губы кривил бы в неприятной злой ухмылке, которая Шаркису так всегда шла. И Томо обязательно схватил бы Зуо за волосы на макушке и с непередаваемым удовольствием вытрахал бы ему весь рот, чувствуя сопротивление и испепеляющий взгляд уже красных глаз. Нет, Томо не испытывал к Зуо Шаркису никаких романтических чувств. Это было нечто совсем иное. Зуо, разозленный и разгоряченный, медленно подполз бы к Яказаки ближе, навалился бы на него сверху, задницей упираясь в его стояк. Тяжелый, взлохмаченный, сильный. Но при этом подчиняющийся воле Томо. Кто бы отказался возобладать над подобной силой? Точно не Яказаки. …Глоу, дрожа от возбуждения всем телом, аккуратно, со знанием дела, насадился на член японца, ощущая непередаваемое удовлетворение от данного действа. Чувствовать твердый член внутри себя казалось ему самым потрясающим, что он когда-либо испытывал. Задрав хвост и упершись левой рукой в грудь Томо, он начал ритмично подниматься и опускаться на твердый орган, хрипло постанывая при каждом новом проникновении. Его собственный стояк при этом он надрачивал правой рукой, доводя себя этим до исступления. Котенок и не подозревал, что самодовольный Томо в этот самый момент представлял на его месте того же человека, кого представлял на месте Томо сам Глоу. Обладать смазливым мальчишкой, конечно же, было приятно, но Томо даже представить не мог, каким экстазом грозила ему постель с Шаркисом-младшим. Их секс наверняка был бы чем-то воистину феерическим. — Я сильнее тебя! — прошипел бы парень в самые губы Зуо, внезапно хватая его за плечи, переворачивая и поваливая на кровать, заставляя перевернуться на живот и тут же подминая его под себя. Быть может, Шаркис бы сопротивлялся, но Томо все равно поставил бы его на колени, вцепился сильными пальцами в узкие бедра, проник бы в тугое, неподатливое тело и начал вбиваться в него сильнее, чем молот бил по наковальне. — Я сильнее, слышишь! И я возобладаю над тобой! — и он бы заставлял Зуо скулить под собой, как маленькую шавку, как шлюху, впервые познавшую с клиентом настоящий оргазм. Он бы кричал имя Томо, царапая спинку кровати, захлебываясь стонами, подмахивая и содрогаясь всем телом от каждого его движения. И он бы отдавался ему весь без остатка, сладкими криками удовольствия признавая, что Томо прав. Да, Яказаки действительно сильнее. Действительно лучше. Действительно. — Ах! Нет! Больше не могу! — звонкий голос совсем не Зуо заполнил комнату, после чего его обладатель в последний раз с силой насадился на член Яказаки и обмяк на кровати под Томо. Ощущения японца оказались смазанными. Если бы только Глоу смолчал и позволил Томо и дальше предаваться своим фантазиям, удовольствие было бы куда оглушительней. Впрочем… Быть может когда-нибудь у Яказаки представится возможность воплотить свои фантазии в реальность? Эта мысль не давала Томо покоя. Глоу медленно уполз от мужчины и улегся обратно на свою часть кровати, нервно постукивая хвостом по матрасу. — Было здорово, — пробормотал он, широко улыбнувшись и продемонстрировав маленькие клыки. — Неплохо, — кинул Томо с легким разочарованием в голосе. «Уверен, с Шаркисом было бы намного лучше…» **** — Териал Фелини, — зачитала мое имя статная женщина, перелистывая страницы моего школьного досье. Сидя за большим черным столом, устланным самой разной документацией, она производила впечатление очень серьезного, в меру сдержанного и глубокомысленного человека. Светло-русые волосы женщины были собраны на затылке в пучок. Строгий пиджак и белая рубашка с удлиненным острым воротником лишь придавали ей еще более опасный вид. Она подняла на меня светло-карие глаза, будто бы сверяя меня с фотографией на досье, а затем вновь опустила глаза на страницы документов. — Так точно, — подтвердил я на всякий случай. Вдруг не узнала! Все же когда делали мое фото, я еще был не настолько седой и умудренный опытом. Теперь же, будучи семнадцатилетним старцем, я обладал парой морщин, что бороздили мой лоб. Тут надо быть очень внимательным, чтобы разглядеть во мне теперешнем того наивного, милого и безусловно доброго ребенка. Я, правда, не помню, был ли действительно когда-то таковым, но это уже значения не имеет. — За годы обучения вы принесли нам немало проблем, Фелини, — проговорила женщина холодно, постукивая ручкой по столу. — Даже больше, чем вы думаете, — с готовностью подтвердил я. — Вы достаточно проблемный человек. — Достаточно, здесь вы правы. Но, согласитесь, лучше быть «достаточным», чем «недостаточным». Я бы расстроился, если бы был «недостаточно» проблемным человеком. Это почти как быть недостаточно искусным в постели. Только проблемным. Мой девиз — быть везде достаточным! — Да? — женщина, прослушав мой маленький монолог, скривила губы в жуткой ухмылке. — Тогда как объяснить тот факт, что вы недостаточно умны? Кого в этом винить? — Генетику, — не моргнул я и глазом. — Во всем виноваты мои родители. — Здесь я с вами, пожалуй, соглашусь, — кивнула женщина. — Родители всегда несут ответственность за своё чадо. Обычно я вину ребенка за какой-либо проступок складываю именно на родительские плечи. Но в вашем конкретном случае единственное, что я испытываю к вашим родителям — это жалость. — А вот и зря, им, между прочим, очень повезло. У них есть я! Ну еще моя недалекая сестра, но она не тянет на вознаграждение вселенной. — Так и вы не особо тянете, так не думаете? — хмыкнула женщина. — Нет, я настоящий подарок судьбы! — уверенно заявил я. — И как давно вы пришли к этому выводу? — Я знал об этом всегда. Это почти как если бы я был избранным. — Только подарок судьбы? — Только он. Да я, знаете ли, и не против. На избранном всегда куча ответственности. А подарок судьбы он и на Марсе подарок. Я существую для того, чтобы радовать людей. — Я и смотрю. Меня вы обрадовали несказанно. — Вот видите! — Еще больше меня обрадовало ведро человеческих экскрементов. Оригинальное подношение, ничего не скажешь, — проговорила женщина, тем не менее, выглядя так, будто с ведрами дерьма сталкивалась каждый день и некоторые из них еще и наряжала в маленькие пугающие клоунские наряды. — Все не совсем так, как вам кажется, — пробормотал я, тупя взгляд перед директором школы. Давно я не бывал в этом кабинете. С тех самых пор, как семь месяцев назад меня обвинили во взломе школьной системы, которую на самом деле взломал Локи, который оказался Зуо, который оказался мафиози, который оказался злобным хреном, который оказался сексуальным пареньком. Если, конечно, можно использовать слово «паренек» в отношении Зуо, потому что, назови я его так при нем же, мне бы, наверное, пришлось огрести оплеуху. Паренек. Черт, мне нравится, как это звучит, обязательно использую в процессе следующих игрищ с Зуо. Только представьте, нагибает он меня раком, вставляет в меня член, а я такой: «О да, паренек, так держать!» Я уже вижу, как лицо Шаркиса искажается от лютой ярости и он впечатывает меня головой в стену. От придуманного завершения у меня аж мурашки по коже побежали. Нет, впечатываться головой в стену мне не улыбается. Но паренек. Знаете, паренек стоит сотрясения мозга! — Фелини, вы меня слушаете? — удостоверилась Лариса Смитовна, окидывая меня холодным взглядом. — Конечно, я весь внимание! — уверил я даму, не очень-то обрадованный тем, что она именно дама. Я, знаете ли, с этой самой минуты объявляю себя шовинистом, потому что бабы — это, черт побери, зло! Из-за кого, вот скажите, из-за кого я ввязался в эту заварушку? Правильно, из-за Мифи. Так какого черта я единственный, кто сидит в кабинете директора? Какого черта Наносы рыщут по школе с желанием надеть мое драгоценное ведерко мне же на голову? Какого черта остервенелый охранник еще полчаса назад тыкал в меня пальцем, уверяя, что именно я тот злостный террорист, который в какахах, возможно, спрятал бомбу? А может и целых две?! Какого черта? Нет, не так. КАКОГО ХРЕНА?! — Внутри бомба! Иначе, почему он не хочет опускать руку в ведро, чтобы доказать, что кроме дерьма там ничего нет?! — завопил охранник, тыча в меня пальцем. Действительно, почему? Почему я не хочу трогать чужие экскременты? Да я, честно говоря, и свои трогать бы не решился! А результат не заставил себя ждать. Была объявлена полная эвакуация. Приехали пожарные, скорая помощь и наряд полиции. Приехали журналисты со всего Тосама. — Главные новости на сегодняшний день, — вещали они, состроив серьезные мины и сжимая микрофоны до побелевших костяшек. — Государственную школу Тосама заминировали! — будоража воображение, восклицали они, театрально хватаясь за сердце. А чем заминировано-то? Говном. А кто заминировал? Я. Я, черт возьми. Я, вашу ж Машу. Я, блядские вы потроха. Я. Вы понимаете? Понимаете, в какую заварушку втянула меня не кто-нибудь, а женщина! Коварная женщина, оставшаяся в тени моего извечного позора. Как следствие, ведро дерьма, обнаруженное в школьном ящике его хозяином, подорвали саперы на школьной площадке. Дерьмо разлетелось на несколько метров вокруг эпицентра взрыва, оросив все вокруг живительной субстанцией, будто свежим весенним дождиком. Только это был нихрена не дождик. И свежестью от него и не пахло. Пахло другим. Пахло пиздецом. Пиздюлями. Полной катастрофой. Потому что именно меня прозвали дерьмотеррористом, и за последние полчаса я из обычной занозы в заднице любого среднестатистического ученика школы, превратился в кошмар, несущий с собой смерть и дерьмо. Но самое обидное даже не это. Самое обидное в том, что когда охранник начал тыкать в меня пальцем и верещать, что это именно я притащил ведро в школу и хрен знает что там запрятал, Мифи вскрикнула и отбежала от меня на пару метров. Когда же я попытался заверить людей, что ничего серьезного в ведре нет, мне задали вполне справедливый вопрос: «Что же тогда там тикает?» А тикали там часы Мифи, которые она забросила в ведро, пока я витал в облаках и прощался со священным сосудом. На это она сама же мне и намекнула, показав на свое запястье и ехидно улыбнувшись. Эта сучка! Предательница! Злостный представитель женской категории жителей планеты! Она подставила меня! И ей было совсем не стыдно! А что я? А я теперь сидел в кабинете директора и размышлял, сразу ли меня исключат из школы или сперва чутка помучают. — Фелини, вы осознаете, что перешли все мыслимые и немыслимые границы? — продолжала говорить директор школы, слегка хмурясь. — Вероятно, — пробормотал я, еле шевеля языком. Вот скажите, почему так получается, что в самых страшных своих проделках я на самом деле не виноват? А я знаю, почему! Потому что сам я не попадаюсь! Черт бы их всех побрал! И Локи! И Мифи! Весь этот гребаный мир! Мама от меня места мокрого не оставит! — Но вы не понимаете, — заговорил я вяло. — Все не так, как кажется. — Давайте я объясню вам, как кажется, — спокойно предложила директор. — Вы принесли в школу ведро с… сомнительным содержимым, спрятали в них часы, после чего подсунули ведро в ящик к одному из учеников школы. Когда ведро обнаружилось, зафиксировалось некое тиканье, ввергшее гражданина Пирса, работающего в нашей школе охранником, в дичайшую панику. Именно он вызвал пожарных, полицию и скорую помощь, а за ними последовали и журналисты. Сапёры подорвали ведро и признали, что ничего кроме, прошу прощения, дерьма, там не было. Но знаете, в чем ирония в данной ситуации? — усмехнулась женщина, смотря на меня исподлобья. — Не могу представить… — Что в этом самом дерьме теперь находитесь и вы, господин Фелини, и я. С вашей легкой руки наша школа в одной минуте от позора. Прямо сейчас меня ожидает за этой дверью, — женщина кивнула на дверь за моей спиной, — тьма журналистов. Все они желают знать, что произошло. Кто именно пытался подорвать школу и в чем причина. Они желают услышать от меня какие-нибудь жуткие слова вроде «тротила», в крайнем случае, описание безобидного механизма, который мы приняли за бомбу. И что, по-вашему, я должна им сообщить? Правду? Про ведро дер… Про ведро? И часы?! — Вы можете приукрасить, — слабо забормотал я. — Нет, Териал Фелини, на этот раз вы не отвертитесь. Как насчет такого предложения: сейчас я впущу в кабинет журналистов и укажу на вас. И вы сами расскажите, на кой черт притащили в школу ведро и засунули туда часы! — прорычала она, мгновенно покрываясь пятнами. — Договорились? — Может, не надо? — пискнул я. — Надо, Фелини! Ох, как надо! — прогремела она. — Но я не знаю, что говорить… — Придумайте! — Я расплачусь. — Плачьте! — И… и буду биться в истерике. — Отличный вариант, мне нравится! — Я с нервов и блевать могу начать, — предупредил я в отчаянье. — Великолепное завершение интервью! Если вы это сделаете, я вам поаплодирую! — пообещала директор. — Ну пожалуйста… Не отдавайте меня им! — почти взмолился я. — Скажите спасибо, что, в отличие от вас, я еще не потеряла рассудок, — проговорила она уже спокойнее. — Вы правда поверили, что я подпущу к журналистам создание вроде вас? С таким же успехом я могла бы облить себя бензином и закурить. — А вы курите? — И даже не думайте, что на этот раз отвертитесь, — продолжала шипеть женщина. — И так хлебнули от вас… Чего только не хлебнули! — Прошу прощения. — На кой черт мне ваши извинения, Фелини?! Словами делу не поможешь. Вы мне только одно объясните, — выдохнула она, наклоняясь ко мне ближе. — Неужели так сложно? — Что сложно? — Так сложно быть нормальным? — она уставилась на меня во все глаза, всем своим видом демонстрируя, что вопрос не риторический и она ожидает ответа. — Мне казалось, — тихо проговорил я, тщательно подбирая каждое слово, — что я и так нормальный. — В таком случае вы сильно ошибаетесь, господин Фелини! — рявкнула женщина, хватая печать и с грохотом ставя ее на один из документов, разложенных перед ней на столе. — Впрочем, слово «казалось» в вашей фразе ключевое, — она снова перешла на спокойный тон. Ее скачки эмоций выглядели куда страшнее, чем если бы она орала на меня постоянно. Я прям готов был напрудить в штаны, потому что злостный мочевой пузырь всегда давал о себе знать, когда я попадал в неоднозначное положение. Вот и сейчас в туалет захотелось так, хоть волком вой. — Простите, — пискнул я, выразительно сжимая ноги. — А можно мне… Можно мне в туалет? — Зачем? — сверкнула глазами директор. — Чтобы насобирать себе еще ведерко-другое дерьма? — Нет, пописать, — честно признался я. — Ссыте в штаны, — со злостью в голосе выдохнула женщина. — Но… — И никаких «Но»! Если невтерпёж, ссыте, я сказала, в штаны. **** Ничто так не бодрило Зуо с самого утра, как большая боксерская груша — самый жесткий вид "груш" из всего боксерского арсенала. Несмотря на простой вид, объемный цилиндр из кожи, засыпанный древесными опилками, смешанными с песком, оказывался куда более опасным спортивным снарядом, чем казалось на первый взгляд. Неправильная работа с ним могла закончиться изуродованными кистями, а то и сотрясением мозга от слишком сильного удара и соответствующей отдачи. Простой вид и скрытая опасность всегда привлекали Зуо. Как в предметах, так и в людях. Зуо крепко забинтовал запястья, сделал небольшую разминку и принялся выверенными ударами колотить по груше, в каждый удар вкладывая ровно столько силы, сколько было необходимо. Все его тело было напряжено, каждый мускул прорисовывался рельефом на его руках, спине и торсе. В такие моменты Зуо вспоминал тренировки, которые претерпевал, будучи подростком. Тогда он на пару с Яном участвовал в незаконных боях. И, конечно же, у них был тренер, который зарабатывал на них кучу денег. Но и тренировал, следовало отдать ему должное, отменно. «Удар левой у тебя убийственный! — вещал мужчина, наблюдая за мальчишкой и его потугами. — Не усердствуй слишком сильно, еще не хватало, чтобы ты выбил себе костяшки. Плавнее! Я тебе говорю, плавнее! Ты не кусок мяса отбиваешь, а человека!» От внезапно нахлынувшей ностальгии Зуо невольно улыбнулся, ударив по груше уже в сотый раз, и лишь затем чуть поменяв позицию. Следующий удар он собирался отрабатывать с тем же упорством, если бы не нежданный гость, пристальный взгляд которого всегда раздражал Зуо. — Есть информация? — холодно поинтересовался парень, отвлекаясь от груши и поворачиваясь к Глоу, что расположился на подоконнике открытого окна. Собственно, кроме боксерской груши и широкого окна почти во всю стену в просторной комнате ничего и не было. Для Зуо это помещение являлось чем-то вроде места для релаксации. — Доброе утро, бос-с-с, — прошелестел в ответ котенок, переворачиваясь на живот и принимая позу, больше походящую на кошачью, чем на человеческую. — Информация, — строго повторил Шаркис, не двигаясь с места и буравя кошку взглядом. — Вряд ли я скажу что-то новое… — Тогда зачем ты пришел? Котенок поморщил носик, будто бы его действия были очевидными, и он весьма расстроился тому факту, что они таковыми не стали для Зуо. — С-с-соскучился? — предположил он. — Либо информация, либо иди вон, — холодно проговорил Зуо. — Что-то назревает, — пробормотал котенок. — Не могу сказать точнее, меня не подпус-с-скают к такого рода информации, но… — Не подпускают? Никто и никуда подпускать тебя и не обязан. Раздобыть информацию ты должен сам. Информацию, желательно не связанную с тем, каков в постели Томо Яказаки. — Я стараюсь, — обиженней прежнего выдохнул Глоу. — Недостаточно… — нахмурился Зуо, ударяя по груше. Положение его в данный момент было слишком шатким: Лава и Железо контролировались Яказаки, Амуры точили ножи на Серебро, и лишь Алмазы хранили молчаливый нейтралитет. Но все банды однозначно остерегались Тени и размышляли о том, как бы подмять молодую организацию под себя, избавившись от ее создателя, то есть Зуо. Вчерашнее нападение было очередным подтверждением оного. Конечно же, нападающие были лишь пушечным мясом. Кто-то прощупывал почву. Кем-то, скорее всего, был Яказаки-старший. Но со стопроцентной уверенностью сказать об этом было сложно. Ночные пытки захваченных людей к результатам не привели. Каждый выкрикивал название одной из пяти банд, но никто не оставался солидарным со своими товарищами, будто бы каждый из них работал на разные банды, что так же исключать не приходилось. — Делаю, что могу, — тихо выговорил Глоу, окидывая вспотевшего Шаркиса жадным взглядом. — В таком случае, что ты делаешь Здесь? — нахмурился Зуо, вновь поворачиваясь к груше и всем своим видом демонстрируя, что разговор закончен. — Босс, могу я задать вопрос перед уходом, — тихо попросил Глоу. — Задавай, — милостиво согласился Шаркис. — Как скоро вы собираетесь рассказать обо мне Ему? — скованно вымолвил котенок. — Ему знать об этом совершенно не обязательно. — Но рано или поздно… — Он не узнает, пока ты будешь держать язык за зубами. — Ему плохо. — Нет, — нахмурился Зуо, все же одаривая Глоу неприязненным взглядом. — Это с тобой ему плохо. Переживет. Перебесится. — Вы по Фелини не перебесились, — выдохнул котенок, понимая, что ходит по тонкому льду. Зуо зыркнул на мальчишку с такой злобой, что тот, резко отпрянув, чуть не вывалился в окно. — Делай свое дело. Будь полезным. Бесполезные мне не нужны. Я выражаюсь внятно? — выговорил он тихо, но настолько угрожающе, что котенок сглотнул, пожалев о сказанном. — Да, — кивнул он тихо. — Простите босс, погорячилс-с-ся, — выдохнул он и аккуратно, по-кошачьи, выскользнул из комнаты. Зуо же вновь развернулся к груше и уже приготовился к нанесению череды новых ударов, когда в левом ухе у него тихо завибрировало. Шаркис коснулся уха и вгляделся в раскрывшийся перед его левым глазом голографический экран. Номер телефона звонившего был ему незнаком. Он задумался всего на секунду, прежде чем разрешить соединение с входящим номером. — Зуо? — послышался знакомый голос. — Да, это я, — холодно проговорил Босс Тени, пытаясь вспомнить, где же слышал его раньше. — Это мама Тери, — сообщила женщина, развеивая его подозрения. — Откуда у вас мой телефон? — слегка обескураженно пробормотал Шаркис. — А это важно? — хмыкнула мать Тери. — Нашла и все тут. Я звоню не просто так, а по очень важному вопросу. Точнее, у меня к тебе просьба. — Слушаю вас. — Зуо, котик, ты ведь наверняка сегодня видишься с моим сыном? И наверняка намного раньше, чем увижу его я? — Да, я заберу его из школы. — Прекрасно. У меня к тебе важная миссия, и я уверена, ты единственный человек, способный исполнить ее. — Что нужно делать? — Как увидишь, ударь его. — Простите? — Ударь его, говорю! Можешь ногой. Разрешаю. Да посильнее! Этот маленький мерзкий гаденыш опять устроил черт-те что! Мне звонил директор школы! Грозился исключением! Сколько еще нервов я потрачу на этого неблагодарного мальчишку?! Конечно, вечером я займусь его воспитанием самостоятельно. И эта вредоносная погань не то что минировать школы… — Минировать школы? — …вообще ничего делать не сможет! Помяни мое слово, Зуо! Сегодня можешь распрощаться с моим сыном, ибо вечером я от него мокрого места не оставлю! Ну, а пока… Чтобы он не прохлаждался, и этот день не показался ему малиной, ударь его! Нет, не так… Бей. Бей его от всей, мать моя женщина, души! И каждый раз приговаривай, что все это награда от его матери! Глупое, приносящее одни лишь неприятности, создание!!! Понял, Зуо?! — Понял. — Вот и умничка. Рассчитываю на тебя. — Сделаю все в лучшем виде. Не сомневайтесь. **** Мифи ждала меня у черного входа, так как школьное крыльцо все еще заполоняли журналисты. — Ты долго, — вздохнула она без намека на раскаянье, встречая меня у дверей. — А чья это вина? — нахмурился я, сотрясаясь от тихого бешенства. — Вся эта ситуация из-за тебя! Ты меня подначила! А потом бросила на растерзание директору! — воскликнул я, тыкая в подругу пальцем. — Ты! Во всем виновата только ты! — А что ты хотел? Чтобы я взяла вину на себя? — искренне удивилась Мифи. — С чего бы вдруг? — С того, что мы друзья, быть может? — взорвался я. — И с того, что это действительно твоя вина?! — Ой, не истери, не будь бабой, — фыркнула Мифи, скрещивая руки на груди. — Я не такая «болтливая», как ты. Не смогла бы извернуться. — Так и я не смог! Эта сумасшедшая директриса позвонила маме! Она с меня три шкуры спустит! — Не спустит, не преувеличивай, — лишь отмахнулась подруга. — Все равно это единственная государственная школа на весь Тосам, так что выгнать тебя не имеют права. — Имеют, если я сделаю нечто из ряда вон… — В конце концов, ты никого не убил, — фыркнула подруга. — Но они уверены, что Собирался! Взрывчатка в ведре! Мифи, объясни мне, зачем ты кинула в говно часы?! — Чтобы тикало… Правда, я надеялась, что Длик попытается собственноручно узнать, что же внутри ведра. Как жаль, что развели панику, — вздохнула подруга, чуть хмурясь. — Кстати… Вопрос прозвучит, возможно, не слишком тактично, но… Почему у тебя мокрые штаны? — Потому что мне не разрешили идти в туалет, — пробубнил я, насупившись. Я все еще злился на Мифи, хотя и понимал, что проступок ее не смертелен. — Ты в курсе, что дружба между людьми иногда разваливается из-за одинаковой одежды или съеденного пирожка. Думаешь, наша выдержит все те испытания, которые ты ей придумываешь? — Испытания дерьмом? Безусловно, — кивнула подруга. — Она же выдержала все те испытания, которые придумывал для нее ты. Но сейчас меня куда больше беспокоит другое… Ты хочешь сказать, что штаны у тебя мокрые потому что… — Да! Потому что я обоссался! Обоссался и горжусь этим, — заявил я, упирая руки в бока и выпячивая грудь. — Ты… сделал что? — Ты не ослышалась. Я пошел против системы. Изо дня в день нас уверяют, что мы должны ходить в туалет только в строго определенных местах. Они контролируют наши действия, манипулируют нашим сознанием, внушают нам собственную истину и тем самым стирают нашу личность, превращают нас в роботов. Но я не робот, и я доказал это… — Напрудив в штаны? — Напрудив в штаны. Где хочу, там и ссу — это мой будущий политический слоган. И я с ним еще выбьюсь в президенты, вот увидишь. — И как ощущения? С мокрыми штанами-то? — не унималась подруга. — Весьма неприятные, на самом деле, — признался я. — Кажется, и система иногда бывает права. И все равно, я за свободу действий! — Кто бы мог подумать. Ты обоссался. Нет, реально? Реально??? — все еще не могла поверить Мифи. — Хочешь понюхать? — Фу! Нет же! Тери, я понимаю, легкие выверты ума всегда являлись частью твоего имиджа… Но тебе не кажется, что ссаться в штаны — это уже чересчур? — Чересчур кидать мне вызов, как это сделала директор. Она почему-то решила, что я буду терпеть до последнего. Начала кричать, что если мне так хочется в туалет, я могу ссать в штаны, уверенная, что я этого не сделаю. Ха! Соснула, грымза! Я и не на такое способен! — Страшный ты человек, — проворчала Мифи, на всякий случай отходя от меня на пару шагов. — Я все гадаю, насколько же безгранична твоя незакомплексованность. Ты уверен, что твои поступки можно считать нормальными? — Сказала девушка, которая заставила меня притащить ведро говна в школу и засунула в него свои часы. — Ну знаешь ли… Это действо унижало не меня, а моего противника. — Меня моя моча тоже не унижает, наоборот! Облагораживает! — Да ну? Облагораживающая моча? Ты серьезно? — Серьезней некуда! — Не хочу знать, как именно она это делает. — А я бы и не рассказал! Это, между прочим, секретная информация. Уж чем-чем, а мочой бы я с тобой ни в жизни не поделился. Предательница! — Не беспокойся, ты уже поделился со мной своим дерьмом, так что… — Даже думать об этом не хочу! — Да, лучше подумай о том, как ты будешь объяснять Зуо свои обоссаные штанишки. Что-то мне подсказывает, что в восторг он от твоего вида не придет. — Я может успею переодеться до его прихода, — сник я. — Не успеешь. — Это еще почему? — Потому что он уже здесь, — кивнула Мифи куда-то мне за спину. Я обернулся с замирающим сердцем и действительно увидел, как Зуо, черт его дери, будто черная тень, приближается ко мне. Как он узнал, что мы будем у черного хода, вселенская загадка, над которой лично я собирался поломать голову позже. Уже после того, как каким-то чудом избегу наказания от Зуо за то, что я вообще появился на этом свете. — Ну? — выдохнул сэмпай, без приветствия. — Что ты натворил на этот раз? И какого хрена от тебя воняет мочой? Мне конец.