В самое сердце

С лица Антона вот уже второй месяц не сходила улыбка. Он весь излучал лучи света, смеялся и радовался так заливисто, что, если человек, стоящий рядом, и не перехватит его эмоции и смех, то просто не сдержит своей улыбки. Естественно, самые близкие друзья знали из-за кого он такой. Из-за кого он не забыл, но теперь гораздо реже думает о смерти Иры. Из-за кого Шаст приходит на съёмки шоу раньше времени, просто чтобы уже быть там, когда он придёт. Немного удивится, а потом улыбнётся ему и прижмёт к себе так, словно говоря «никогда не отпущу». Затем всегда следует что-то а-ля: — Ты что, ночуешь здесь? Как ни приду, ты уже тут как тут. Антон немного краснеет и выпаливает наподобие: — Я в метро ехал. или: — Да пробок не было, и я не завтракал. Арсений чуть хмурится, хоть и знает, что Антон врет, но все равно предлагает парню пойти куда-нибудь перекусить, ведь Арс и сам пришёл не как обычно, запыхавшись, за 10 минут до начала съёмки эпизода, а на целых 40 минут раньше. Что для него, конечно, очень рано. Антон кивает и натягивает чёрную толстовку, негромко звякая браслетами. Закидывает капюшон на голову и чуть ли не вприпрыжку идет за Поповым, немного даже перегоняя, зная, что тот, скорее всегда, сзади по-доброму усмехается, а в глазах — огромное тепло и радость при виде длинного парня. *** Вот и этот день не отличался ничем от предыдущих. Разве что Антон уже третью ночь подряд спит один в своей постели. Шаст бесится, не понимая, что с Арсом; почему он перестал приезжать, списывая все на съёмки и интервью, которых на самом деле не было. Отсутствие оных подсказал лучший друг Арса, Сережа, видя как Шастун в перерывах загнанно смотрит на Арсения, пока тот говорит с кем-то по телефону или просто читает. Хотя раньше в перерывах первое, что делал Попов — хватал за руку едва успевшего выйти за кулисы Шаста и нёсся с ним в забытый всеми богами и всеми сотрудниками «ГлавКино» общий туалет на неясно каком этаже, ибо мозг Антона был занят только тем, что представлял, что же Арс с ним будет сейчас вытворять. И вытворять — это мало сказано. С ним рядом Антон — мальчишка, глупый влюбленный парень, заглядывающий Арсу чуть ли не в рот. Ну, вы поняли, в каком смысле. Поэтому он не мог подойти и просто выпалить Арсению: — Я знаю, что на самом деле у тебя нет никаких съёмок и интервью, ты врешь мне! Но зачем? Что я сделал не так? Ты четвёртые сутки избегаешь меня! В своих мыслях Антон тут либо убегал, боясь услышать правду, и выдыхал уже на улице, садился просто на асфальт и трясся, облокотившись на стену здания; либо, понимая что первый вариант сделает все ещё хуже, оставался на месте, и буравил взглядом Арса, который после такой тирады поперхнулся водой из бутылки. Ну, должен был. В мыслях Антона-то. *** Арсений Попов всегда был общительным, предусмотрительным, хорошим и добрым парнем, хоть и с тихим омутом внутри. Но после того случая, все пошло наперекосяк. Нет, все просто пошло по пизде, иначе и не назовёшь. Он знал, что нужно объяснить все Антону, порывался сделать это бесчисленное множество раз. Но в последний момент, когда он уже был у двери гримерки, зная, что Шастун там один, ибо гримёрша только что вышла оттуда, подозрительно на него смотря. Ну конечно, чуть не свалил ее с ног, когда она выходила; растерянный и немного испуганный взгляд; растрепанные волосы, которые минут десять назад другая гримёрша так старательно уложила; ну а его трясущиеся руки и взбухшая артерия на шее мог не заметить разве что слепой. Да и то вряд ли. Арс заходит в свою гримерку. Да-да, в свою, ибо после чуть ли не пилотного эпизода парни так подружились, что две отдельные гримерки (одна для Арсения и Матвиенко, а вторая — Шастуна и Димы) стали пристанищем для всех сразу. Только гримёрши да Стас недовольно цокали, перебегая то в одну, то в другую комнату. — Арсений!.. — слишком лучезарно улыбается Антон, вставая с кресла как-то неуклюже, тем самым роняя со столика у зеркала расческу и лак для волос с глухим, но громким стуком. Арсений нервно улыбается и притягивает к себе Шаста. — Я хотел поговорить.. Арс, ты... — с диким неудобством, перебарывая в себе трусость и желание заткнуться прямо сейчас, ища силы на этот вопрос, — почему ты?.. — Я знаю, Шаст, знаю, прости меня. Я так виноват перед тобой. Арсений устало садится за журнальный стол на диван и закрывает лицо руками. Антона распирает: допытываться и узнать правду (а хочет ли он её знать?), или сесть рядом, обнять и просто простить (а сможет ли он это сделать?). Смог.