"Время встреч"

Муха была жирной, черного цвета с зеленым отливом. Казалось, что, если она посмотрит на тебя своими насекомьими глазами, то заговорит человеческим голосом, желая приятного пробуждения и доброго утра. Муха медленно, не останавливаясь, словно Сизиф не имея возможности передохнуть, ползла по потолку прямо над кроватью Сакуры. Спросонья эта картина — белый далекий потолок и огромная муха — показалась женщине продолжением сна. Вновь пришедший Сассори выслушал очередные претензии к сложившейся жизни, а затем поднял свою кукольную руку и указал в потолок. И вот тогда Сакура, увидев насекомое, проснулась. В доме пахло выпечкой. На улице, под самыми окнами, голосили на разные лады дети, заливисто лаяли собаки. Какая-то женщина высоким голосом ругала на чем свет стоит непутевого мужа, который только утром соизволил явиться домой. Харуно перевернулась на другой бок и уперлась взглядом в старый опшарпанный комод: три ящика, последний из которых не закрыт и демонстрирует миру детский синий носок. Сверху над комодом прибито на стену зеркало, а перед ним стоит множество скляночек, колбочек, флакончиков и баночек — женские секреты обаяния. Сакура хотела еще раз подумать о мухе, но комод увел мысли в другое русло, более житейское, напоминая, что Карин поселила ее в «свою» комнату. - Сына положу со своими, а ты будешь спать у меня. - А разве нет комнаты для гостей? - Сакура, следуя за Карин, поднималась по лестнице на второй этаж небольшого, но очень уютного дома. - Это и есть комната для гостей, - недружелюбно вполоборота бросила женщина. - А разве ты не с... - Сакура прикусила язык, быстро сообразив, что она сейчас могла сказать. Карин развернулась и окинула гостью взглядом с ног до головы, словно приглядываясь, принюхиваясь к ее состоянию, к тому, действительно ли она хотела узнать то, о чем чуть было не спросила. Под ее взглядом Сакуре стало физически нехорошо. «Как на медосмотре». - А ты что, с мужем никогда не ссоришься? - в вопросе медленно таял яд, скрываемый, но между женщинами хорошо ощутимый. - До такого — нет, - постаралась как можно мягче ответить Сакура. - Семья семье рознь. «Эйко сказала это абсолютно по-другому», - женщина смотрела на прямую спину, на острые, словно у подростка, лопатки Карин, пока та справлялась с замком на двери комнаты и вспоминала ту теплоту, тот уют, который обволакивал ее каждый раз при общении с Акимичи. Ей выдали халат и полотенце, рассказали, где в доме что находится, что брать можно, а что не стоит. Сакура, как на экскурсии в музее, ходила за Карин и слушала, стараясь не упустить из ее скудной сухой речи ни слова. Все, что она видела вокруг себя, было миром Саске, вещами, которые столько лет, пока они не виделись, окружали его, наполняли его жизнь неким смыслом, уютом. Вот подоконник со стертой краской — Карин сказала, что «порой Учиха, как истукан, сидит здесь до рассвета… никак не покрасим». Вот вмятина в опоре лестницы - «подрались пару лет назад, сука...». Вот около ванны валяется мятая грязная футболка - «опять до корзины не донес». И еще множество мелочей, важных и тех, что человек обычно не замечает ни за собой, ни за теми, с кем живет. Сакура осматривала дом и до всего в нем ей хотелось дотронуться руками, пощупать, ощутить ту жизнь, какой жил ее друг, понять, что держало его целых восемь лет там, где, по мнению Харуно, он раньше даже отдохнуть с долгого пути не сел бы. Почему Учиха выбрал именно этот дом, за стенкой которого жили соседи, вечно недовольные шумом и скандалами у тех, с кем когда-то согласились делить кров. Женщина впервые видела такое, чтобы не квартира, а именно дом был разделен на две половины и принадлежал двум разным семьям, объединяясь лишь общим выходом на улицу и совместным водо и газоснабжением. «Коммуналка, - удивлялась Сакура, вспоминая, что таких домов в Конохе нет, что подобное она видела только на миссиях в городах и только на гражданской территории. - Неужели Саске не смог обустроить свою жизнь лучше?» С другой стороны ее поразило, насколько уютной и домашней была обстановка. Ни ковры, которые ее собственная мама ежегодно меняла, украшая ими стены их с Арата дома, ни куча цветов, ни салфеточки и вазочки не создавали у Харуно того, что смогла сделать у себя Карин. Скромность и минимализм позволили дому быть чистым, светлым, незапыленным. Легкость чувствовалась во всем: от занавесок, которые — было заметно - меняли до того, как они успевали отяжелеть от оседающих на них пыли, до вещевых шкафов, из которых задорно торчали какие-то разноцветные тряпки. На полу вместо паласов лежали вязаные дорожки, вместо дивана в гостиной - широкое татами, покрытое ярким тонким покрывалом, а на кухне нет нагромождения посуды — только самое необходимое. Когда Карин предложила гостье и ее сыну выпить с дороги чаю, тут же встала проблема в чашках: в доме их было ровно столько, сколько проживало людей. «У них не бывает гостей», - отметила про себя Харуно. И утро в этой деревне было далеко не таким, как в Конохе. Объяснить, чем именно людские крики тут отличались от тех, что порой слышала женщина у себя на родине, Сакура точно не могла. Может, они сообщали ей о чем-то пока неизвестном, может имели какие-то другие оттенки и интонации — Бог его знает! Но именно здесь Харуно остро почувствовала окружающую ее жизнь — с делами, с проблемами, с неверными, но любимыми мужьями, с подсчитанной и распределенной на месяц зарплатой, с воспитанием детей, которые ревели от неохоты идти в детсад. «Тебе это нравится, Саске?» - спросила Сакура, прислушиваясь к разговорам за окном. Она лежала в чистой, пахнущей стиральным порошком постели и вставать ей совершенно не хотелось. Пока она раздумывала, а не поспать ли еще часок, в дверь постучали. - Да? - быстрее сказав, чем подумав, отреагировала Сакура, на мгновение ощутив себя в своем рабочем кабинете. Саске вошел, коротко кивнув в знак приветствия. - Я уже встаю, - Сакура приподнялась на кровати. Одеяло в накрахмаленном пододеяльнике хрустнуло и сползло, оголяя плечи и грудь женщины, открывая взору бежевого цвета ночную сорочку. Саске бросил на подругу заинтересованный взгляд, но почти сразу отвернулся к окну. - Будто что не видел, - ухмыльнулась Сакура, выпутываясь из-под одеяла, чувствуя кожей утреннюю свежесть и прохладу, что тонкой струйкой текла от распахнутого окна к двери. - Карин завтрак приготовила, - Саске высунулся в окно и посмотрел на улицу — там, надрываясь, горланила что есть мочи соседка. Ее худосочный муж стоял перед ней подобно провинившемуся школьнику: опустил голову и повесил руки вдоль тела. - Сейчас спущусь. Хикару уже встал? - Нет пока, - Саске уселся на подоконник, достал пачку сигарет. - Я не против, - кивнула Сакура на его вопросительный взгляд. - Карин запрещает, - пояснил Учиха, закуривая. - Подаешь плохой пример детям? - Нет. Особенности, - он нарисовал пальцами на своей руке неведомые узоры. - Она чутко относится к запахам. Любым. Сакура не спешила вставать. Поняв, что друг пришел не просто так поздравить ее с пробуждением, она удобно устроилась на одеяле, скрестив по-турецки ноги и заключив в объятия подушку. - Ты надолго? - Всего неделя. С учетом туда-обратно. - Развиваем медицинскую карьеру? - Да, куда деваться. Нужны деньги, а просто так их мне никто не даст. - Да уж, с твоим мужем все только самой, - усмехнулся Саске. - И днем, и, видать, ночью тоже. - Какой ты умный, слов нет. Внизу, на кухне, Карин звякала посудой, расставляя тарелки по столу. В комнату долетали приятные запахи ушедшего лета — свежего домашнего хлеба, который представлялся то в виде маслянных бутербродов, то дымящихся блинов, то целой буханки, от которой руки так и тянутся отломить кусочек, даже если и есть-то совсем не хочешь. - Сакура. - А? - Наруто вряд ли запретил тебе рассказывать мне, в чем дело. - У тебя тоже особенность? - она уткнулась подбородком в подушку и посмотрела на Учиху лукаво, не удивившись и не испугавшись заданного в утверждении вопроса. - За столько лет тебе ни разу в голову не пришло навестить меня. - Кто сказал, что я этого не хотела? - Осторожничала. - Можно и так сказать. - А сейчас... - Сейчас, Саске... Ошибку я допустила, понимаешь? Эта встреча... - Нервы сдали, - подсказал Учиха. - Именно. - Ничего, - он выкинул бычок за окно. - Это время сейчас такое. - Время встреч. - Именно, - улыбнулся Саске. - Рассказывай. За дверью прошелестели полы длинного халата — Карин прошла к спальне мальчиков - будить. - А то ты сам не знаешь, как оно бывает? - Ты приехала в мою деревню, - Саске слез с подоконника и переместился к Сакуре на кровать. - Подробности. - Херня у вас тут творится. Саске ждал продолжения. Раздались шаги, а следом за ними не заставили себя ждать мальчишеские голоса — один звонкий и веселый, другой тихий, бурчащий что-то себе под нос. - Старший - сова, - вдруг перевел тему разговора Саске, тоже прислушиваясь к пробуждающемуся дому. - Всю ночь может над книгами сидеть, а утром недобудишься. - Обито? - Обито, - с теплотой и долей грусти в голосе отозвался Учиха. - Что-то знакомое. Кто-то из родственников? - Дядя. Неродной. - Точно, - вспомнив, кивнула Сакура. - Друг Какащи-сенсея. Еле слышно, тихо, чтобы никто не услышал, кто-то еще раз прошел мимо спальни. Он прятался — остановился наверху лестницы, наблюдая, что происходит на первом этаже, прислушиваясь, разведывая. - Хикару, - улыбнулась Сакура и поспешила встать с кровати. - Сакура, - Саске остановил ее, положив руку ей на плечо. - Вечером поговорим. Наблюдать за Карин было делом трудным - достойным заданием для любого разведчика. Она чувствовала малейший взгляд на себе, даже тот, что брошен исподтишка через зеркало: поворачивалась лицом и смотрела в глаза — мол, чего тебе? Сакура передергивала плечами, дежурно улыбаясь, и отводила взгляд. Но через какое-то время любопытство вновь брало свое. Карин была из тех женщин, что с годами становятся только лучше, которых красит материнство, превращая их из крикливых дурнушек в степенных и разумных домохозяек. «Если бы ей попался не Саске, а, скажем, Чоджи, все было бы совсем иначе. Если бы она любила ответно, если бы за ней постоянно были ласка и забота, не было бы этого яда, не было бы столько злости и боли в глазах». Сакура заметила, как Карин часто и нервно поправляет очки, и ей пришла в голову мысль, что эта женщина больше прячется за ними от мира, в который сама же себя и загнала, чем нуждается в коррекции зрения. «Если бы я пошла ее дорогой... Если бы я настояла на своем — сейчас на ее месте могла быть я». Есть опять не хотелось. Сакуру не мутило, но мысли заменяли то, что сейчас лежало на тарелках. - Брезгуешь, что ли? - в конце концов, не выдержала Карин, наблюдая, как гостья не справилась и с половиной предложенного ей завтрака. - Не бойся, не отравлю. - Неголодная. Мне бы чаю. - Обито, поставь чайник. Старший сын Саске напомнил Сакуре Итачи — худенький мальчишка со спокойным, грустным взглядом, — не поймешь, то ли постоянно ходит задумчивый, то ли не думает ни о чем. Разговаривал он мало и тихо: поздоровался при встрече, поклонился, когда представился, - и больше ни слова. Младший, Фугаку, был полной противоположностью брату — крупный для своих шети лет, болтливый и веселый. Он сразу же рассказал Сакуре о том, что мечтает быть наемником, как и его отец, что сзади дома, под яблоней, у них с приятелями припрятан оружейных клад и что у него быстрее, чем у Обито, проснется шаринган, и, когда это случится, он сбежит из дома в поисках силы и славы. Внешне оба мальчика — не надо долго присматриваться и гадать — были Учихи, но ни один не был похож на Саске. Спроси кого стороннего - и скажет, что он им не отец, но, как максимум, родной дядя. Сакура посмотрела на Хикару. Сын быстро расправился с завтраком и сейчас, сидя на стуле, внимательно осматривал помещение кухни. Редко и коротко он отвечал на болтовню Фугаку, благодарил Карин, которая подливала ему чай, и посматривал на Саске. Взрослый, сильный, у которого все существо жаждет поучиться, перенять что-то такое, что и его, Хикару, сделает таким же непобедимым и уважаемым, а в том, что этот спокойный мужчина с серьезным, даже чуточку презрительным взглядом такой, мальчик не сомневался. «Кому что, - думала Сакура. - «Кому что...» - Она красивая? Саске неопределенно пожал плечами. - Моложе меня? Опять ни да, ни нет. - Я ее мельком видела, - продолжила свой монолог Сакура. - Худенькая такая... А она тоже, ну... От туда? - Да. Мы вместе там работали. Только в разных убежищах. Они помолчали. Сакура откинулась назад, на мягкую, молодую траву, положила руки под голову. В небе ровном и однотонном плавно плыли задумчивые облака. - А в Суне, наверное, другое небо. - Небо везде одно, - Саске обхватил колени руками, положил на них подбородок. - Уж поверь мне. - Значит, Шикамару и там не скучает. - Любовь зла, - неожиданно улыбнулся Саске. - Уедешь и в Суну. Сакура посмотрела на него — с загадочной, легкой улыбкой на устах, задумчивый, красивый и далекий. Такой родной и любимый — за ним бы еще три года побегать, его бы еще столько же поискать не лень бы было. А он, вот, сидит, и не сегодня — завтра уедет, возможно, что и навсегда. С какой-то девчушкой, которая никогда не знала, каким Саске был в детстве, не помнящая, как на третьем курсе он подрался с Хьюга, как через год сломал себе ребро, не видевшая, как он взрослел, как был ранен, как стал профессиональным шиноби, как проходил миссии, как дрался, убивал, спасал, обижался, смеялся и даже... любил. Сможет он ей, вот так вот улыбаясь, не скрывая своих чувств, сказать что-то такое старое, вечное — про любовь? - Саске, ты ее любишь? - Нам в детское, инфекционное, - Сакура сжала в руке ладошку Хикару, и мальчик послушно улыбнулся высунувшейся из окошка регистратуры тетке. - Какой милый у Вас мальчуган, - прогнусавила регистраторша. - С чем? - Скарлатина, - Сакура снова сжала руку сына, и Хикару тут же погрустнел, склонил голову — вот-вот заплачет. - А чего врача на дом не вызвали? - Мы приезжие. В гостях. - К кому это? - в голосе регистраторши засквозило откровенное любопытство: молодая симпатичная женщина, видно, что не местная, с сынишкой — откуда такие? - Учиха Саске. - Тьфу ты пропадь, - сплюнула тетка. - Не обижайся, дочка, но правду говорю. Ты ему кто? - и она заинтересованно посмотрела на Хикару, оглаживая взглядом, рассматривая, выясняя, — никакого врача с анализами не надо, сейчас сама и группу крови, и резус-фактор определит. - Родственница. Дальняя. - Непутевый он у Вас, - поморщилась регистраторша. - И девочку жалко. Такая хорошая, молоденькая - и уже двое детишек... Сакура стояла и сжимала руку сына. В первый момент ей показалось, что Хикару бросится на тетку с кулаками и требованием забрать свои слова обратно, так он весь напрягся и дернулся вперед. - У нас каждый первый строится. Пять лет - и уже деньги заработанные, и в новый дом переезжают, а этот, как ни глянь, нет его. Где? На работе. А что за работа? Душегуб. На людских жизнях наживается. И как выходной — блядовать. Все деньги на эту дрянь спускает. А жена-то его, девочка какая, а! Красавица... и за такого мудака вышла! «Вот она, жизнь за шинобьим забором», - мелькнула у Сакуры мысль. Она стояла напротив ударившейся в морализм тетки и качала головой, то соглашаясь, то ужасаясь, и все продолжая удерживать сына от каких-либо действий. «Хорошо, что пока я все еще могу на него влиять». - Что делать, что делать, - кивала Сакура. - Такой вот он, да. - Хоть ты, как... Сестра ты ему, иль кто? Ну, вот, хоть как сестра, внушила б ему! - наставляла тетка. - Всей деревней жену его жалеем. Кому ни скажи — все знают, как ей. - Вы нас извините, - уловив удобный момент, обратилась Сакура к окончательно настроившейся на воинственный лад женщине. - Мы спешим. Сыну с каждым часом все хуже и хуже. - Да что ж это... - опомнилась регистраторша. - Плохо... Так, да ведь не принимает врач сегодня-то! Это на дом надо. Что ж это Вы! - Да не знала я, - приложила руку к сердцу Сакура. - Скарлатина, нет — проверить бы. А то б мы домой не поехали. Нам же уезжать скоро... - Не могу ничем помочь, дочка, - вернула себе врачебный тон тетка. - Врача нет. А сейчас если только на дом санитара. - А почему не доктора? - Так нет никого! Ты, дочка, с города, что ль? Это у Вас там по десять медиков на одного больного, а у нас тут с нашими зарплатами никто работать не идет. - Да что ж нам делать-то! - взмолилась Сакура почти уже плача. Хикару резко и сильно закашлялся, от чего тетка живенько спряталась обратно к себе в окошко. - Ну что, совсем ни одного врача? Ну хотя б на дому, что ли, кто-нибудь принимал бы. Мы ж в долгу не останемся, Вы уж поверьте, - в голосе Сакуры зазвучало искреннее намерение отблагодарить первого, кто хоть чем-то поможет ее несчастному ребенку. Регистраторша молчала, перебирая какие-то бумаги. Мелькали в окошке синие папки. Хикару снова закашлял, еще сильнее и громче. Кроме Харуно с сыном, во всем холле поликлиники не было ни души, и эхо в пустынном помещении утраивалось, увеличивалось и болезненно распространялось давящей, детской жалостью. - Ну вот что, - тетка неожиданно высунулась к пришедшим. - Знаю я одно место. Туда, правда, именно с ребенком идти надо, иначе не примут. Только, чур, я Вам ничего не говорила. Мне за это, знаете ли, голову сорвут. - Само собой, само собой, - запричитала Сакура, наклоняясь к окошку, свободной рукой вытаскивая из кармана заранее заготовленную купюру. - Сейчас, как выйдешь из дверей, - тихонечко стала разъяснять регистраторша. - Вот тебе адресок... Сожги его потом — дай мне слово. Так вот, как на улице окажешься, сразу сворачивай вправо... Идти пришлось долго. Сперва широкими многолюдными улицам, затем, покинув центр деревни, углубиться в маленькие проулки, перешагивая через островки грязи, жаться к стенам, поднимать Хикару, когда он не мог сам перейти по узкой, тоненькой дощечке, перекинутой через мусорную яму. На листочке пестрел неразборчивым почерком адрес — улица и номер дома. - А там, как найдешь, прям, заходи и говори, что ты к врачу. Тебя проведут и покажут, - нашептала на прощание регистраторша, убирая из окошка руку с зажатыми в ней деньгами. На окраине, не обласканная вниманием в шумном центре, ревнивая осень брала свое: расправляла золотистые крылья, сгребала холодеющий солнечный свет на опавших листьях и красовалась сама перед собой, не имея других свидетелей, в полной мере готовых по достоинству оценить ее прелести. Она сама, без помощи мусорщиков, скрывала всю грязь, покрывая ее лиственным ковром, шумела сменившем летнее направление ветром. С ней можно было при желании поговорить, обсудить прошедшие жаркие месяцы, поворковать с шелестом дождя, подставляя ему ладони, не сердясь ни на сырость, ни на серость. Осень, чаще всего являясь после лета нежданной, нуждалась в любви, в понимании своей скоропортящейся, увядающей красоты. И Сакура это видела, чувствовала родственную душу, тянулась к бархату долгих закатов и жалела, что именно сейчас, когда можно забыться, отдавшись во власть чего-то грустного, уходящего еще на год, она на миссии — причем на той, которую ждала целых восемь лет. «Все у меня ни слава Богу». Они остановились за один дом от нужного им адреса. Сакура еще раз сверила координаты, затем достала небольшой сверток, развязала его и протянула сыну большую розовую таблетку. - Противоядие, - понимающе кивнул Хикару. - Все помнишь? - Харуно присела перед сыном на корточки, пока он запивал таблетку водой из пластиковой бутылки. - Кашлять. Молчать и улыбаться. - Да. Готов? Хикару кивнул, но не успела женщина подняться, как сын схватил ее за рукав, заставляя уделить ему еще немного времени. - Мам? - Что такое? - Мам, а правда... Правда, что та женщина говорила? - Про Саске? - Угу. - Как тебе сказать, сын?.. - она старательно подбирала слова. - Люди все разные. И если кому-то кажется, что Саске поступает плохо, то необязательно, что так оно и есть на самом деле. - Значит, - подвел итог Хикару. - Она врала. - Нет, - покачала головой Сакура. - Просто она живет по-другому. - Как по-другому? - Она не шиноби, понимаешь? Хикару кивнул. - Она гражданская. - Как папа? - Да. - Она тоже не разрешила бы мне оставить себе те сюррикены? - Она бы даже не разрешила пронести их в свой дом. Но это не значит, что она плохая или что она неправа. - Я не понимаю, мам. За что она не любит Саске? «Потому что он убивает людей. Убивает за деньги. Так же, как и твоя мама, дорогой. Так же, как и, возможно, ты сам будешь через несколько лет», - от этих мыслей внутри все свернулось тугим комом. - Мам. Скажи, Саске хороший? Я тебе поверю. - Почему ты мне поверишь? - Потому что ты мама, - улыбнулся мальчик. - Саске... - начала Сакура и запнулась. - Саске... Он... Он такой же, как и я, - в конце концов, вымучила из себя женщина. - Значит, он очень хороший, - Хикару поправил ремень, поцокал языком, словно проверяя, проглотил ли он таблетку. - Я готов. Пойдем. «Мать из меня, как из Хатаке Какащи примерный семьянин», - подумала Харуно, беря сына за руку. В дверях худая, пропитого вида женщина, получив от Сакуры «на чаёк», указала на ни чем неприметную дверь, за которой открывался ход в полуподвальное, скудно освещенное помещение. У Харуно тут же затрепетало сердце. «Куда сына привела, неумная!» Но чутье шиноби, уже коснувшееся азарта, быстро переплавило страх в осторожность. Не став закрывать дверь плотно, она прижала к себе ребенка и стала спускаться по лестнице вниз. «У Морино в подвалах чище», - Сакура окинула взглядом коридор, в который их с Хикару вывела лестница. Заканчивался он тупиком, а по обеим сторонам шли белые, заляпанные двери без номеров и надписей — куда стучаться, не понятно. Харуно решила начать с самого начала. Она шла тихо, стараясь не шуметь, и дергала за дверные ручки. Поддалась только последняя дверь. - Можно? - женщина заглянула внутрь и поразилась увиденному. Обычная регистратура: выкрашенные в желтый цвет стены, яркие лампы под потолком, и симпатичная молоденькая девочка в белом халате за столом копается в бумагах. - Да, да, входите, - девушка приветливо улыбнулась. - У Вас назначено? - Нет, - Сакура пропустила сына вперед и зашла следом, прикрывая за собой дверь. - Вы с чем? - девушка отложила бумажки. - Как о Вас доложить доктору? - У нас... - начала Сакура, и тут неожиданно Хикару сильно закашлял, почти сгибаясь пополам: того и гляди дышать не сможет. - Ангина? - тут же подхватила молоденькая регистраторша. - Возможно, что скарлатина, - печально отозвалась Сакура, присаживаясь рядом с сыном и обнимая его за плечи. - А что же Вы не дома? Что же врача не вызвали? - Пытались, - расстроено покачала головой Харуно. - Нет врача. А санитары что сделать могут? В наше-то время! Я ж с ума сойду с ним одна... с таким-то кашлем! - А Вы, простите, как нас нашли? - в голосе девушки отчетливо ощущалась настороженность. Сакура встала, достала из сумки платок и стерла с глаз несуществующие слезы, затем подошла к девушке. - Да на базаре кто-то посоветовал, - по-бабски плаксиво начала она, а перед регистраторшей на столе уже красовалась немаленького номинала денежная купюра. - Вы уж помогите. Посмотрите его, пожалуйста. Ой, ну как же я одна-то, ничего не зная... - Конечно, конечно, о чем речь, - засуетилась девчушка, слизнув, как ветром, деньги со стола. - Сейчас у доктора как раз никого нет, он Вас и осмотреть сможет, и разъяснит что к чему. Вы не думайте, у нас очень хороший врач, лучший. Лучший, поверьте. Сакура благодарно улыбалась, чуть ли не раскланиваясь перед регистраторшей, которая обходила стол, направляясь к дальней двери, за которой, по всей видимости, находился тот самый «лучший врач». Хикару все это время стоял рядом и иногда выдавал рулады кашля, прикладывая платок ко рту. - Мам, - потянул мальчик Сакуру за рукав. - А если это ловушка? - Тихо, - оборвала его Харуно. - Делай все так, как я тебе сказала. - Проходите, - через несколько минут к ним вышла все та же девчушка и гостеприимно распахнула дверь в кабинет врача. - Доктор ждет. - Как мне Вас отблагодарить! - тихо воскликнула Сакура и потащила Хикару за собой в кабинет. - И? - Ничего особенного, - Сакура отпила из бутылки, облизнула губы. - Врач — мужик лет сорока. Медицинское образование у него точно есть — не придерешься. И стаж, но такой, не больничный. Какая-нибудь поликлиника, не больше. - Обращение? - Терапевт. С детьми ладить не умеет, но осторожен, доброжелателен. Самое лучшее, с чем справляется без напряга — измерить температуру. Диагнозы — только стандартные. - Шарашкина контора, - Саске сплюнул и проследил за плевком. - Да на кой ты мне сдался, паразит проклятый!? - доносился голос соседки снизу. - Жизнь ты мне испортила! - тихо, пьяно и потеряно отзывался ему другой, мужской. - Чтоб духу твоего здесь не было! - снова окатывала его негодованием жена. - Всегда у вас так? - кивнула вниз Сакура. Под крышей разворачивался маленький уютный мир, вечерний, окрашенный в закат: с людьми, сворачивающими дела, с тучными женщинами, торопливо собирающими с уличных сушилок белье, со скрипом замков, которые вешают на двери продуктовых лавочек и небольших хозяйственных магазинов. Плавает, распространяется по всей округе тихая меланхолия, воздушная грусть — уходит день, закрывается, словно одеялом красным цветом — тем, что заливал дома, капал с чердаков, разбивался о стекла, сверкал, мелькая в глазах людей. День заканчивался, прощался, но для Сакуры с Саске он еще жил в нескольких минутах до полного захода солнца. Они сидели рядышком на покатой крыше — у каждого в руках по бутылке алкогольного, терпкого, мягкого. Два спокойствия, обласканные теплым светом. - Не редкость. - Тебе здесь нравится, - Сакура сделала глоток, затем положила голову Саске на плечо. - Да, - кивнул Учиха, обнимая женщину. - Если я был не я, не существовало б никаких проблем. - Я сегодня слышала кое-что о тебе. - Мудак. Над женой измывается, детей не воспитывает. Убийца, спасенья от него нет, куда б уже уехал или помер - и то легче бы было. - Почти, - Сакура потерлась о его плечо. - Мир не меняется. - Мы не меняемся. Только стареем. - Давай только без воспоминаний, - попросил Саске. - И так тошно. - Я не ослышалась? - вскинулась Сакура, тыкая друга в бок. - Ты ли это, Саске? - Нет, блядь, не я, - фыркнул сквозь усмешку Саске. - Сама подумай, стал бы Учиха на жизнь жаловаться? - К кому приехала! - покачала головой Сакура, улыбаясь. - Ты мне скажи, - вернул разговору серьезный тон Саске. - Что делать будешь? - Ну как что? - она повертела перед лицом почти уже пустую бутылку. - Завтра пойду одна. Они после семи прием заканчивают. Как двери открываются — все понятно. В кабинете ничего интересного, регистратура тоже без особых изысков. А вот те запертые кабинеты — их осмотреть надо. - За кого замуж вышла?! Чем думала?! - костерила себя соседка. Следом за ее словами шли другие, мужнены: - Сама хотела. Это не я! Я не виноват. - Скотина! Скотская порода! Жизни от тебя нет! - Уйду. - Куда? - Повешусь. - Куда? Бабы, бабы, куда это он?.. Я запрещаю тебе вешаться! Слышишь! Стой, кому сказала! Сакура прыснула со смеху, пряча лицо на груди у Саске. - Помнишь, как Тсунаде на Наруто орала? Саске улыбнулся, вспоминая: - Утонешь — домой не приходи, - тоном Тсунаде продекламировал он. - Да, он тогда переохлаждение получил. Потом она ему таких люлей вставила. Оба тихо рассмеялись. - Его невозможно не любить, - отсмеявшись, сказала Харуно. Саске промолчал. Он сидел, обнимая и прижимая к себе Сакуру, как маленького ребенка. Солнце почти уже село за горизонт, и мир из ало-красного перешел в синий, еще не успевший почернеть и покрыться звездной сыпью. - Тебя прикрыть? - Вряд ли понадобится, - Сакура обняла его за талию, прижимаясь еще сильнее, будто это сделает ее ближе к сидящему рядом человеку, воссоздаст иллюзию того, что двое могут быть единым целым. - Судя по твоему рассказу, нет там ничего интересного. Но Наруто не стал бы так просто посылать тебя сюда, если бы это не являлось чем-то достойным внимания. - Наруто сделал мне подарок, - тихо сказала Сакура. - Он знал, что я буду рада увидеть тебя вновь. - Вряд ли, - не согласился Саске, и Харуно почувствовала, как он напрягся. - Узумаки не стал бы этого делать. - Почему? - подняла голову Сакура. Сердце сжалось, воспротивившись образовавшимся мыслям. Тревожная тема, которую она затронула сама, не подумав, прогнав осторожность алкоголем, забыв с кем сейчас сидит, и что не все на свете можно легко и безнаказанно обсудить с другом. - Давай я завтра пойду следом, - Саске уже прикидывал и обдумывал. - С разницей минут в десять. Или подожду на выходе. Что случиться — просигналишь. - Думаешь, меня решит пришить «лучший врач» вашей деревушки за то, что я обвиню его в отсутствии лицензии? - Не спорь. У меня завтра есть дела, часов до шести. Дождись меня, поняла? - Саске... - Непутевый ты мой, - рыдал соседкин голос, с надрывом, с любовью и нежностью. - Горе ты мое. Ну куда же ты?.. Куда же ты вешаться-то пошел?! Ну что ты! Да как же ж я-то без тебя?! Да на кого ты меня, бестолочь, оставить-то собирался?! - Да я это... - снова отвечал жене мужик, заливаясь пьяными, покаянными слезами. - Я ж... Да я ж не это... Я от любви! Люблю ж тебя. На этот раз комод был закрыт, и носки убраны. Не привыкнув и не ожидая гостей, Карин не сразу сообразила сделать уборку. По ее меркам все и так было чисто — только чуть-чуть подправить там да здесь. Но спешить особо некуда: вряд ли кто-то, думала женщина, в ближайшие пару-тройку лет решит навестить этот дом. Свою ошибку она поняла только тогда, когда свалившаяся на ее голову Харуно начала ходить по дому, пристально рассматривая все, что попадалось ей на пути, и параллельно убирая какие-то мелочи вроде тех же тряпок, которые Фугаку неаккуратно запихнул в шкаф. Понять истинный смысл этого хождения Карин не удавалось. Она присматривалась к гостье, наблюдая, ожидая, что та, возможно, заговорит с ней о чем-то таком, спросит, и тогда станет ясно, почему эта женщина так трогательно касается пальцами маленькой статуэтки на каминной полке или же чуть ли не целует картину, висящую на стене в гостиной. Но «конохская беда» молчала, изредка улыбаясь и больше стараясь общаться не с хозяйкой дома, а с ее сыновьями. - Своей уборки, что ли, не хватает? - зло оборвала она Сакуру, когда та прежде, чем сесть на подоконник, провела по нему рукой, словно проверяя, нет ли на нем пыли. - Я по привычке. Тут чисто. - Скучаешь? Ехала бы домой. - Уеду. Уже завтра уеду. Саске в их отношения не лез, и сразу же, с первых минут общения женщины установили между собой честное неприятие, не скрываемое, открытое и вполне мирное, ограничивающееся исключительно словами. Сакура пообещала не задерживаться надолго, клятвенно заверив, что чужой муж ей не нужен — своего хватает, и Карин решила ей поверить, поэтому ничего не спрашивала, не интересовалась и не пыталась наладить контакт хотя бы за общим столом перед детьми. К Хикару Карин не подходила вообще. За завтраком и ужином вела себя с ним сдержанно, кивала на то, когда мальчик говорил ей «спасибо», но больше никак своего отношения к нему не выказывала. Это пугало и настораживало Сакуру. Находясь в доме Учихи, ей постоянно хотелось видеть сына перед глазами, а лучше вообще держать его за руку. Будто что-то большое и любопытное нависло над ее мальчиком, что-то, что пока бездействует, но, стоит только ей отвернуться, как это безымянное шарахнет, и, если никого не будет рядом, ударит именно по Хикару, как по своей главной цели. Безразличный ли настрой Карин или шумливый непоседа Фугаку, постоянно крутившийся около Хикару, зазывавший его в свои игры, приключения, отрывавший его от дома и матери, или же тяжелое ощущение, оставшееся после разговора с Саске, но на второй день своего приезда Сакура начала жалеть, что не остановилась в гостиннице. Она уже понимала, почему Наруто отправил ее именно в дом к Учихе, — знал, что Сакура Саске все расскажет, а тот не сможет отказать в помощи, да просто не посмеет пропустить мимо себя что-то такое. «Он тоскует по Конохе, - решила для себя Харуно. - Иначе бы не стал помогать. Иначе бы ему было все равно, какие проблемы существуют у нашей страны с туманниками. Да он бы... Он бы даже на встречу не согласился бы, не будь этой тоски. И Наруто это знает». Все было правильно, спланировано и выверено. Но не исключало тяжелого ощущения ненужности. Сакура знала — она влезла не в свое дело, помешала чему-то важному, слаженному, скрепленному и спаенному, но очень хрупкому, тому, что Карин — такая же любящая женщина, как и она сама - столько лет хранила и оберегала, заштопывала и склеивала, стараясь удержать любой ценой. Прогулявшись с утра по местному базару, Харуно поняла, что о тяготящей ее женщине знает непростительно мало. Разговоров о «жене Учихи» было столько, словно она была главной здешней знаменитостью: кто-то хвалил и жалел, кто-то костерил, обливаясь завистью, задыхаясь от ненависти. Многие приводили ее в пример, когда речь заходила о том, как кто относится к своим детям. Сакура и сама видела — Карин мальчишек любит и мать из нее хорошая, умная. «Такой бы не составило труда объяснить сыну, почему его отца не любят в деревне. Да еще так объяснить, что у мальчишки гордость до конца жизни за родителя будет». Наблюдая за тем, как друг относится к жене, Сакура поняла: Карин такая же часть жизни Саске, как мебель в спальне и коврики в прихожей. Ни больше, ни меньше. Сейчас стал ясен тот вопрос, на который много лет назад Учиха так и не дал ответа, — эту хрупкую, симпатичную женщину он не любил. Знала ли она об этом? «Конечно, знала, - с грустью думала Сакура. - И тогда, и сейчас». Знает ли она, для чего нужна Саске? Возвращаясь с миссии, дома он ходит босиком - и ему приятно ступать не на холодный, голый пол, а на мягкую, вязаную дорожку. Ему, уставшему от спальников, нравится чистое, свежее постельное белье. Походный провиант он с удовольствием заменяет на домашнюю стряпню. «И ты, Карин, ему, одуревшему от чужих тел, от немытого, жадного — когда приятного, когда неудачного — секса, ты нужна ему так же, как половички, домашняя еда и чистые носки. Ты просто предмет обихода. И на твоем месте могла бы быть я. Да, именно я». От этой мысли Сакура содрогалась, гнала ее прочь, но, как только в поле зрения появлялась Карин, это осознание раз за разом всплывало и не желало покидать голову. «Порой хорошо перетерпеть и остаться просто друзьями, - твердила она себе, сидя на подоконнике — том самом, «учихином». - И лучше не будет, но и больнее не станет. А потом, вот как сейчас, будешь сидеть и радоваться, что судьба стукнула не тебя, что тебя-то, осторожную, она поберегла». - Отец тут часто сидит. Запутавшаяся в своих мыслях женщина вздрогнула и резко повернулась к говорившему. Рядом с окном стоял Обито — все такой же серьезный и внимательный. - В такие моменты мама запрещает к нему подходить, - мальчик наклонил голову и напомнил Сакуре ворона — наблюдательного, высматривающего. - А мне кажется, что отец был бы рад, если бы с ним кто-нибудь разговаривал, - продолжил Обито. - А ты с ним разговариваешь? - спросила Сакура. - Иногда, - кивнул мальчик. - Когда мама не видит. - Вы с папой друзья. Это хорошо. - Наверное, - задумчиво протянул Обито. - Папа рассказывал... - он оглянулся, осматриваясь, затем подался всем телом вперед к Сакуре и шепотом спросил: - А правда — отец говорил — у него друг был, который постоянно говорил без умолку? Тараторил, как какая-то птица в лесу. «Наруто». - Правда. Да... - Сакура хотела еще что-то добавить, но Обито ее перебил. - А Вы та самая Харуно Сакура? - Какая «та самая»? - Которая с самими Акацки дралась и которая моего отца и его друга на экзамене в лесу Смерти спасла? И которая целую деревню помогала восстанавливать, после того, как Пейн... - Стой, стой, - замахала руками Сакура, не ожидая от тихого, молчаливого мальчика такой тирады. - Откуда ты все это знаешь? - Отец рассказывал, - еще тише ответил Обито. - Я иногда с ним тут сижу, и он мне все-все рассказывает. «Все-все, - повертела в голове слова Сакура, и улыбнулась — весело и зло. - Скучаешь, Учиха, скучаешь, сука такая. Сыну ночами о том, о чем уж и вспоминать не стоит, рассказываешь. Связи он порвал в шестнадцать лет! Какой там! В двадцать шесть о Наруто помнишь... Наруто...» - Мама! Мама! - со второго этажа из мальчишеской спальни донеслись громкие, не предвещающие ничего хорошего, крики. - Мама! Фугаку орал как резаный, не переставая, и Карин, растрепанная, с мокрыми волосами, только что из ванной, выскочила сначала в гостиную, бросив изничтожающий взгляд на Сакуру, а затем рванула на второй этаж. Крик не прекращался: испуганный Фугаку, казалось, с каждый секундой все сильнее и сильнее надрывал голосовые связки. Но Харуно почувствовала одно — то, самое, что в первую секунду приковало ее к подоконнику, не дав сорваться следом за Карин. «Вот оно», - метнулось у нее испуганной мышью в голове. И дернувшись, пропало. Мимолетная слабость, от того, что нависшая беда сейчас прорвалась наружу, и уже поздно бежать, помогать и спасать. Все бесполезно — это чувство прошло так же внезапно, как и появилось, и только тогда, не видя спокойного, ничуть не испуганного Обито, Сакура вскочила и побежала туда, где еще недавно оставила играющих Фугаку с Хикару. Хикару стоял на коленях посреди комнаты — испуганный, с ничего непонимающим взглядом. Он обхватил сам себя руками, словно сдерживая что-то, рвущееся у него изнутри. А рядом, тоже на коленях стояла, обнимая дрожащего Фугаку, Карин. Глаза ее были широко распахнуты, словно она увидела призрак или нечто кошмарное, чего боялась всю жизнь. Неотрывно она смотрела на Хикару, беззвучно шевеля губами. - Что случилось? - Сакура подлетела к сыну, заключила его в объятия и только тогда почувствовала, что в комнате помимо напуганных людей есть еще что-то. Не живое, не существо, но оно все еще присутствовало, тенью порхая по детской спальне, медленно растворяясь, словно выдуваемое ветром в окно. - Что это? - Сакура огляделась вокруг и встретилась взглядом с Карин. Жена Учихи, словно парализованная, не могла ни пошевелиться, ни слова произнести. Она посмотрела на Сакуру с нескрываемым ужасом и попыталась что-то сказать. Ее способности — Харуно вспомнила — были связаны с чакрой, и сейчас, как никто другой, она знала и видела, что и чем было то, что так напугало мальчиков, что бросило в холодный пот саму Сакуру. - Родненький мой, солнышко, - обратилась Харуно к сыну. - Что тут произошло? Что случилось? Скажи мне, не молчи. - Она потрясла сына за плечи. - Я ничего не делал... - начал было Хикару, но полный страха голос Фугаку его перебил. - Это все он! Все он! - тыкал он пальцем в Хикару. - Он! Я такого не могу! Это все он! - Это не я, - чуть не плача воспротивился Хикару. - Не я, нет, нет, не я. - Он! Это ты! Скажи, что это ты! - заорал на него Фугаку. - Карин, - с мольбой в голосе прошептала совершенно сбитая с толку Сакура. - Карин... - Твой сын... Твой сын... - еле смогла выговорить женщина, прижимая к себе Фугаку. - Твой сын... - Солнышко мое. Хикару. Скажи мне, просто расскажи, что тут произошло? - снова обратилась Сакура к мальчику. - Мы просто играли, - Хикару дрожал всем телом, но старался не заплакать. - И... Оно само. - Что «оно»? - Оно! - опять встрял Фугаку. - Оно! - Что «оно»? - повторила Сакура, понимая, что не хочет знать ответа. - Комната черной стала, - Фугаку все-таки заплакал. - Потемнело все. Темно стало, - он судорожно ухватился за халат Карин. - И вещи... Игрушки и шкаф — они двигаться начали сами... Дальше мальчик рассказывать уже не смог. Слезы захлестнули его с головой, прорываясь сквозь мальчишескую гордость, давая выход скопившемуся страху и желанию защиты. Хикару его примеру не последовал, но, получив возможность, заговорил сам. - Я хотел, чтобы они летали, - тихо сказал он, так, чтобы его услышала одна мама. - И они... Они сами. Я ничего не делал. Только темно стало. Очень темно, - Хикару сжал кулаки, запрещая себе слезы. Сакура закрыла глаза и попыталась на секунду представить, что ничего этого нет, но вместо того, чтобы собраться и дать точную оценку происходящему, как обычно случалось на миссиях, в голову ударил яркий свет — секундная вспышка, осветившая все происходящее страшной, невероятной догадкой. Харуно стало холодно: в открытое окно теперь влетал не осенний теплый ветерок, а зимний мороз, тот, от которого гибнут люди, от которого нет защиты, если ты не за спасительными стенами. Этот холод чувствуют люди перед смертью, если они ее ждут в страхе, если они боятся. Предсмертная судорога — вот что посетило Сакуру следом за ее догадкой. - Карин, - тихо, сдавлено проговорила женщина. - Карин. Мне надо сейчас срочно уйти. Карин, пожалуйста, не оставляй Хикару одного. Мне надо. - Мама! Мама, - затараторил Хикару. - Мама, ты куда? - Мне надо, малыш, - Сакура стала подниматься с пола, холодными и липкими руками держась за сына. - Мама скоро вернется. Ей надо кое-что проверить. Я быстро... Карин, - снова обратилась она. - Карин, пожалуйста... Но Карин ее не слышала. Она так и сидела на полу, обмякнув, безвольно опустив руки, мокрые, слипшиеся волосы обрамляли ее ставшее неестественно бледным лицо. В глазах застыло понимание — безысходное, больное, ударившее в самое сердце. «Она знает», - поняла Сакура и обернулась на тихие шаги: на пороге комнаты, словно призрак, стоял, один в один похожий на своего покойного дядьку, спокойный и задумчивый Учиха Обито.