***
В глубине тускло освещенного помещения послышался глухой стук и тихий голос: — Джонзу? На самом деле, это была самая настоящая ложь. Насчёт того, что Таро посетила мысль лишь о поездке на кладбище. Всё было далеко не так просто, и навязчивые мотивы, возникшие в голове тёмноволосого где-то в районе двух часов ночи, значительно затрудняли всю затею с фотографиями из предсмертного списка. Он, скажем так, полностью перестроил идейную конструкцию, на которой этот самый список был основан, изобразив его в совершенно ином ключе. Ну и кто тянул Джонзу писать о чувствах насчёт этих снимков? Не услышав ответа в течение двух прошедших минут, Ямада шумно вздохнул, ещё раз стукнув в приоткрытую дверцу кабинки, надеясь на минимальную реакцию от непунктуального призрака. Хотелось, было, развернуться и уйти, но со стороны противоположной стены внезапно послышался чуть бодрый знакомый голос: — Прости, что задержался, — его появление было сравнимо с обратным таянием или проявлением очертаний, а позже и всей запечатлённой картины на полароидной фотографии. — Пробки в небесной канцелярии? — с нотой угрюмости раздалось в ответ. Кажется, опоздавшего эта подколка совершенно не смутило. — Не знаю, никогда там не был, — пожал плечами Фурредо, мило улыбнувшись. — Просто всю ночь до рассвета я привык просиживать в своём тайном месте, а оттуда, увы, тяжело услышать твой тихий зов. Но я прибыл, так что давай ближе к делу. На секунду вслушавшись в тишину, Таро огляделся, слегка нахмурившись. — Я не думаю, что разговаривать в туалете с приведением в начале школьного дня — хорошая идея. Без обид, — сказано это было на тон тише, почти шёпотом и чуть устало. — Предлагаю пройтись к дереву сакуры за школой, там как раз никого не будет и волноваться за статус психически здорового не придётся. — Хорошо, — не снимая улыбки с лица кивнул собеседник. Едва слышно произнеся довольное «пошли» будто самому себе, Ямада каким-то непонятным порывом потянулся, чтобы взять Джонзу за руку и повести за собой. Но бледная ладонь Таро наткнулась лишь на прохладный воздух, разрезавшийся импульсивным движением с очень тихим свистом. Этот резкий холод на месте, где должна была быть кисть парня, казалось, только неприятно обжёг кожу и разум пугающим осознанием, так же, как и в первый раз. Рука темноволосого зависла в том же положении, в каком остановилась после неудавшегося прикосновения. В душной промёрзлой комнате повисла горькая тишина. Ямада продолжал пребывать в ступоре, испепеляя взглядом собственную ладонь, едва шевеля словно заледеневшими пальцами. Джонзу печально свёл брови, уголки губ, некогда выражающие милую и беззаботную улыбку, медленно поползли вниз. — Прости, — глухо произнёс он, следя взглядом за опускающейся рукой. — Нет, нет… — постепенно приходя в себя, но остаточно прибывая в каком-то глубоком переживании, Таро помотал головой в ответ. — Это ты… Прости.***
Грузные серые облака всё же победили в битве с яркими солнечными лучами, так что на школьном дворе царила тяжёлая атмосфера непогоды и печали настолько плотной, что её, казалось, можно было резать стальным ножом. Под прекрасным розовым деревом, ставшее в осеннее время ярко-красным, больше не красовались узоры из сети теней и просветов, появляющихся из-за множества маленьких лепестков на тонких костлявых ветвях. Они едва слышно шуршали, покачиваясь на прохладном лёгком ветру, отрываясь и плавно опадая неподалёку. Пару таких попали на опущенные в усталости плечи Таро, сидевшего под сакурой, и хмуро глядевшего на пейзаж перед собой. Парень казался зажатым и крайне расстроенным, что напрягало находящегося рядом призрака, печально осматривающего сложившуюся картину. — Мы пришли сюда поговорить? — осторожно начал тот, аккуратно придвинувшись чуть ближе. — Да… — отчуждённо, словно пребывая в трансе, ответил Ямада. Джонзу шумно выдохнул, желая протянуть руку и положить на плечо Таро, но внезапно опомнился и лишь сильнее погрустнел. Он безнадёжно провёл взглядом по тёмному небу, скрытому тучами цвета бессмысленной скуки, и ненадолго зажмурился, вновь медленно делая вдох-выдох. — Таро, — твёрдо и громко произнес парень, обращаясь к глубоко погрязшему в собственных мыслях товарищу. Он слабо заметно дёрнулся, поднимая взгляд на собеседника, и приходя в относительно вменяемое состояние. — Что? — Поговорить. Мы хотели поговорить. — Поговорить? А, верно. Я собирался рассказать, что придумал с твоим этим списком. Фурредо выдохнул с заметным облегчением. — Ну? — В общем. Ещё под самой первой фотографией, тематика которой обозначена как «Смерть», ты написал, что хотел бы оставить своё чувство о смерти, не так ли? — Так, — на лицо светловолосого приведения вернулась мягкая улыбка. — Вот тогда почему бы и не сделать весь список, основанный на чувствах? Не «Смерть», Джонзу, а «Скорбь». Не «Крепкая человеческая связь», а «Семья». Не «Искренняя улыбка», а «Счастье». Понимаешь? Ты сам писал о том, что искусство — это именно чувства, в первую очередь, так почему бы нам не сделать фотографии чувств, а не обстоятельств или каких-то событий, и всего в этом роде? — с каждой секундой энтузиазм Ямады разрастался всё более и более, и обыкновенная, на первый взгляд, идея, была рассказана тоном, словно это план по захвату мира от безумного гения. — Мы должны запечатлеть то, чего тебе, возможно, не хватало при… жизни, — он резко запнулся, но собравшись с духом, продолжил. — Сфотографируем не то, что обычно вызывает эти ощущения у людей, а то, что вызывает их у тебя. Это твоя коллекция, и она должна содержать часть твоей души, а не чьей-либо другой. Таро замолчал, выжидая ответа от раздумывающего над сказанным Джонзу. Слегка нахмурив светлые брови, он странно ухмыльнулся собственным мыслям, и поднял взгляд сияющих голубых глаз с поредевшей желтой травы, сталкиваясь им с тёмным взором Ямады. — Допустим, мне нравится твоя идея. Но, знаешь… — Что? — Я никогда не испытывал скорбь по-настоящему, и… Сможешь что-то придумать с этим? — Уже придумал, на самом деле, — Таро слабо улыбнулся, слегка прикрыв глаза. — Ты знаешь, где находится твоя могила? Джонзу задумался, опустив взгляд вновь, будто он пребывал в смутном недоумении. — У меня нет могилы, Таро. Пока Ямада осмысливал сказанное и пытался угадать, что конкретно парень имел в виду, Фурредо не дал ему задать интересующий вопрос, сразу же всё объясняя: — Когда я вернулся в школу, ну, после того, как осознал во что превратился, я услышал, о чём говорили мои друзья по клубу фотографии, — тихо и медленно, словно боясь сказать что-то неправильное, начал он. Во рту внезапно пересохло, а мысли безразборно спутались. — Одна из девочек внезапно разрыдалась и была близка к самой настоящей истерике, тогда я решил больше прислушаться к их разговору. Один парень рассказал, что… Моё тело кремировали, и должны были пройти соответствующие похороны по традиции. В зале, где это должно было случиться, все сидели и ждали, говорили о том, какой была моя роль в их жизни и просто плакали и смеялись от разных моментов и историй, которые рассказывали. Когда время слишком растянулось, моя мать забеспокоилась, и несколько гостей с ней пошли выяснять, что произошло. Сотрудники метались в смешанных чувствах: кто-то паниковал, кто-то злился, но лишь один из них казался собранным. Он подошёл ко всем ним, и сказал, что порох пропал, как будто сосуд с ним просто исчез, провалился сквозь землю, — Фуреддо молвил с ощутимой горечью, зажмурившись и сдерживая накатывающие эмоции. — Мама была в ярости, кричала, что они обязаны отыскать прах, недоумевала и скандалила. Те, кто пришёл на похороны, тоже держались в угнетённом настроении, но по итогу всем пришлось сдаться и просто уйти. Совершенно не шевелясь и игнорируя одну единственную прорвавшуюся слезу, катящуюся по бледной щеке, Джонзу держал паузу несколько минут. Шум ветра, казалось, оглушал в этом мёртвом затишье. — Погребальную урну нашли на следующее утро. Она лежала разбитой в мусорном баке, весь пепел рассыпали, а оставшиеся кости бросили собакам. Знаешь, мне плевать, что стало с этим телом. Оно всё равно больше никому не будет нужным и полезным, но они имели право попрощаться. Отпустить. Они заслуживали этой церемонии и возможности пережить утрату. Но у них всех её грубо отобрали, так омерзительно и непонятно. Я ведь… я не могу подойти и сказать: «не волнуйся, всё хорошо, ты никогда не будешь один» и всё в этом роде, потому что меня для них нет. И то, что мы с тобой говорим, чёрт, это просто чудо. И… Я счастлив, что это ты. Ты, а не кто-либо другой. «Однажды и я буду одним из них», — больно пронеслось в голове Ямады. Слушать всё это было тяжело, и безумно хотелось всё исправить. А осознание того, что теперь слишком поздно, всё внутри терзало ещё больше. — Почему именно я? — спросил Таро, вглядываясь в светлую радужку небесных глаз Джонзу. — Узнаешь с финальной фотографией, — стирая неприятно похолодевшую слезу с щеки, светловолосый улыбнулся, отпуская сказанное и возвращая своё позитивное мировосприятие. — В общем, так как от меня ничего цельного не осталось, как и могилы, мама построила небольшой стенд, что-то вроде моего мемориала, куда все друзья и родственники приносили цветы и всякие разные вещицы. Это подойдёт? — Безусловно.***
Они договорились встретиться у входа в школу, когда уроки кончатся. Таро так хотелось увидеть, как это улыбающееся светловолосое чудо появится в дверях учебного заведения, выходя навстречу и поправляя вечно спадающий рюкзак. Он прищурился бы, из-за ярко светящего солнца и прикрыл глаза рукой, чтобы тень от неё позволила увидеть что-либо. Разглядел бы силуэт парня вдалеке и дружелюбно помахал ему, ускоряя шаг. Но так быть не могло. От тяготящих размышлений Ямаду отвлек внезапно появившийся Джонзу, улыбаясь не хуже, чем в печальной фантазии. Это чем-то облегчало положение. Таро выдохнул, сделав непростой шаг вперёд.***
Путь до дома семейства Джонзу занял около получаса, но Ямаду это, кажется, только обрадовало. У него было больше времени для того, чтобы прийти в себя и собраться с духом. Ему совсем не хотелось признавать и чувствовать, как он постепенно лишь привязывается к своему призрачному другу. Особенно в такие моменты, когда факт его смерти чувствуется особенно остро и обжигающе. До боли. Парни стояли у низкой калитки и такого же невысокого забора, ограждающего маленький, но с виду ухоженный и уютный домик. Таро боялся сделать хоть одно движение в сторону дома, будто окоченев. Дыхание затруднилось. — Не бойся, мама сейчас на работе. Она оставила калитку открытой на тот промежуток времени, пока люди всё ещё носят на мемориал цветы и открытки. Мы можем войти. Джонзу уверенно двинулся вперёд, проходя сквозь деревянную дверцу, пока Ямада продолжал стоять, не шевелясь. Он смотрел вперёд и не мог абстрагироваться от собственных мыслей, они душили и приковывали к земле, не давая малейшей воли. Спасти мог лишь этот тёплый, заботливый голос: — Таро, идём же. Всё равно здесь ты не останешься один. Я буду рядом. «Рядом…» Мемориал располагался на крошечном заднем дворе, в котором смешанными участками росло множество самых цветов, невысоких стриженных деревьев и кустов. Камни были выложены в виде линий, дорожек или каких-то небольших рисунков. На такую вечно цветущую красоту хотелось бы взглянуть весной, когда она погрузится в особенное, яркое и нежное время, в которое абсолютно всё кажется невероятно красивым. Нужный им стенд памяти находился прямо на стене дома, неподалёку от двери, выводящей во дворик. Под вывешенными на этом месте фотографиями и открытками, разноцветными лентами и прикреплёнными цветками, был столик из тёмного дерева, на котором разложили самые разные предметы и уже погасшие свечи, коих было около десятка. Последнее пламя потухло, оставляя после себя тонкую нить дыма, растворившуюся в воздухе. Разные конфеты, пара незатейливых симпатичных статуэток, всё те же цветы, тетрадь, вещи из клуба фотографии, несколько детских игрушек, которые, видимо, когда-то принадлежали Джонзу. Всё это навеивало огромную тоску, отчего сердце невольно сжималось, причиняя резкую боль. — Думаю, это то, что было нужно, — отстранённо произнёс Фуреддо, детально осматривая собственные вещи и фотографию с чёрной шёлковой ленточной в уголке. Он попытался провести по ней пальцами, но из этого мало что вышло. — Чёрная, но ленточка, или полоса в этой грёбаной жизни? Или, теперь уже вернее, смерти, — промолвил едва различимо, словно разговаривая сам с собой. — Я не взял ничего, чтобы сфотографировать это. Чёрт! — Ямада пнул близко располагающийся камень, выбивая его из ряда, и тут же прищурился от ноющей боли в пальцах. Шумно выдохнув через нос, он скрестил руки на груди, раздумывая: и что делать теперь? — Можешь взять мой, — странно улыбнулся Джонзу, указывая рукой на лежащий в углу, прикрытый остальной горой вещей, запылившийся полароид. — Он как раз попадёт в надёжные руки, и найдётся хорошее применение. Больно смотреть на то, как этот старичок пылится здесь, среди увядающих цветов и перегоревших свечей. Помедлив, Таро всё-таки решил очень аккуратно, боясь хоть на немного повредить подаренное сокровище, взять чёрный полароид в трясущиеся руки. Когда холодный пластик соприкоснулся с покрывшейся мурашками бледной кожей, на секунду показалось, словно они были друг для друга созданы. Всё ощущалось правильным и гармоничным как никогда в жизни. Поймав одобрительный взгляд Джонзу на себе, Ямада сделал уверенный шаг назад, поднимая аппарат на уровень глаз. Глубокий вдох, выбирает максимально красивый ракурс, замирает. Раздаётся звук, чуть напоминающий скрежет. Небольшой квадратик с затемнённым изображением появился из разъёма полароида, падая в холодную ладонь начинающего фотографа. — Теперь её просто нужно потрясти, и картинка проявится, — с лёгкой снисходительностью и нежностью произнёс Фуреддо, наблюдая за действиями Таро. После пары взмахов руки, на фотографии стало отчетливо видно то же, что и хотелось оставить. Скорбь. Царапающая душу скорбь и тяжкая печаль. В этом воспоминании они будут вечно, сколько бы времени не прошло. Эти ощущения заперты в этом снимке, словно певчие птицы в тесной клетке, не имеющей ключа. — Думаю, теперь самое время отпустить мою смерть, Таро. Вдох. Выдох. Веки медленно опускаются, от ресниц падает короткая тень. Ветер колышет отросшие пряди, опускающиеся на лицо. «Отпускаю.»