Пустота. Всепоглощающая пустота. Пустота, затронувшая каждый уголок твоего нутра. Пустота, сжирающая тебя изнутри. Убийственная пустота. Каждый из нас по-разному пытается заполнить эту пустоту: кто-то выбирает алкоголь и сигареты, кто-то выбирает религию, кто-то выбирает творчество и искусство. Все мы боимся, возможно, не осознавая, что пустота заполнит нас полностью, и наша личность будет надломлена. Ведь отдавшись пустоте, ты уже не будешь способен испытывать хоть какие-нибудь чувства; ты будешь
существовать, а не жить. Возможно, не сумев избавиться от пустоты, ты решишь убить себя, ведь твоя жизнь — и без того бессмысленная — стала еще бессмысленнее. Неважно, какой способ самоубийства ты выберешь — пуля в висок, веревка на шею, ты в любом случае ничего не испытаешь. Хотя, конечно, ты можешь твердить себе, что такое состояние тебя однажды покинет. Но с момента твоего знакомства с пустотой она не оставит тебя насовсем; она будет навещать тебя, как твой старый друг — возможно, часто; возможно, редко. Возможно, она всегда будет рядом, как самый преданный пес.
Аккуратно проведя указательным пальцем по корешкам книг, покоящихся на вместительной полке, я вдруг осознала, что моя пустота всегда рядом со мной. Иногда она дарит мне передышку, а по возвращении вновь скидывает с обрыва. В попытке заполнить свою экзистенциальную пустоту я каждый день захожу в библиотеку, находящуюся неподалеку от моего дома, и читаю книги. Тихий шелест старых страниц твоих любимых книжек, запах книг, который наполняет твои легкие, когда ты заходишь в здание, полушепот, доносящийся из уст читающего человека, полнейшая тишина — вещи, из-за которых я предпочитаю библиотеку своей обшарпанной квартирке.
Правда, есть еще одна вещь, из-за которой я посещаю это место. Вернее, один человек. Если еще точнее, женщина.
Бродя вечером между книжных полок в поиске «Жизни после Бога» Дугласа Коупленда, я наконец натыкаюсь на авторов, чьи фамилии начинаются на букву «К». Камю, Кафка, Кристи, Кизи, Коу..
— Извините, не могли бы вы помочь? — отвлекает меня чей-то женский голос.
Повернув голову вправо, я увидела рыжую женщину в очках, держащую несколько толстых книг в своих руках и стоящую на лестнице. Несколько смущенная, я выдавливаю из себя что-то по типу «Да, конечно» и подхожу к ней. Она аккуратно передает мне в руки тяжелые книги и спускается с лестницы.
— Благодарю. Елена. Вы часто здесь бываете? — поинтересовалась рыжая, поправляя очки. От нее исходил цветочный аромат; несколько ее прядей выскочили из аккуратного пучка; белая рубашка с тремя верхними расстегнутыми пуговицами и с закатанными рукавами подчеркивала талию худенькой женщины.
— Рената. Каждый день. А вы?
— Как получается. Но из-за того, что я искусствовед, мне приходится часто здесь бывать. — Она пристально смотрит мне в глаза. Открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут вдруг появляется библиотекарь и говорит:
— Девушки, библиотека закрывается.
Я отхожу от Елены, чтобы взять интересующую меня книгу и отправиться восвояси. Взяв ее, я развернулась, чтобы попрощаться.
— Не хотите ли пойти ко мне? Я живу недалеко, и у меня есть собственная мини-библиотека, — опередила меня женщина, на лице которой красовалась приятная улыбка.
— К сожалению, не могу. У меня есть несколько незаконченных дел. Может, в другой раз. До встречи, — легонько улыбнувшись уголками губ, сказала я.
С того дня прошел месяц. Конечно, в тот вечер у меня не было никаких дел. Это говорила за меня моя трусость и стеснительность. Тот вечер, в принципе, не удался: я корила себя за то, что снова упустила попытку выйти из своей зоны комфорта, из своего одиночества. Снова струсила. Погрузившись в болото отвращения к себе, я начала вспоминать разные происшествия из своей жизни, в которых винила себя; я начала вспоминать людей, которые оставили меня, как я думаю, по моей же вине; я начала вспоминать все, за что могла бы ненавидеть себя больше.
В тот вечер я поставила себе цель побывать дома у Елены однажды.
Я ждала подходящего момента. Я ждала, когда случится этот «другой раз». Но он никак не наступал. У меня даже появилось чувство, будто Елена ожидает, когда я сделаю первый шаг.
Выбираю себе книгу, сажусь за стол и начинаю читать, чтобы не думать об этом всем. Чтение помогает абстрагироваться от реальности; чтение спасает от навязчивых мыслей, хоть и не всегда. Именно поэтому я, наверное, и выбрала этот способ «выживания». Мои родители с детства прививали мне любовь к книгам, и это тоже сыграло свою роль. За двадцать с лишним лет это уже вошло в привычку, хоть и не перестало приносить удовольствие. На миг оторвавшись от чтения, краем глаза замечаю, что Елена сидит напротив меня, задумчиво глядя в книгу. Задумчивая она кажется еще более прекрасной. Сегодня она вся в черном, который отлично сочетается с рыжими волосами. Хотя, смотря на нее, я ловлю себя на мысли, что ей подойдет все. Вдруг она откладывает книгу и смотрит на меня своими зелеными глазами. Мы были единственными присутствующими в библиотеке — это меня насторожило.
— Неужели отвлеклась от книги? — улыбнувшись, тихо произнесла она.
— Что вы имеете в виду? — смутившись, ответила я.
— Мы сидим здесь на протяжении нескольких часов, Рената, — делает небольшую паузу, — удивительно, как это вы не заметили. Читаете хорошую книгу?
— По всей видимости, хорошую. Агата Кристи, — слегка удивленная, проговорила я. Скорее, не удивление меня охватило, а смущение. Мои щеки залились краской, я отчетливо ощущала это. И, безусловно, Елена тоже заметила это. — А вы чем увлечены?
— Да так, — она откладывает книгу и садится в более удобную для нее позу, — по работе. Неинтересно. Давайте лучше поговорим, пока есть время. Совсем скоро закроется.
Я замолчала. Меня охватила тревога.
Я поняла, что если я сейчас не предложу пойти к ней, этого никогда не случится.
Почему я этого хочу?
Надо ли мне знать ответ на этот вопрос для того, чтобы сделать это?
— Знаете, Елена, по-моему, куда лучше провести этот вечер, разговаривая у вас дома, а не здесь.
***
— Чувствуйте себя как дома, Рената, — тепло произнесла Елена.
Квартира была скудная. В углу единственной комнаты в квартире стоял стеллаж, сверху донизу забитый книгами. На небольшом столике около большого окна стоял патефон. На стене висело несколько картин неизвестных мне художников. В другом конце комнаты стояла двуспальная кровать, что было крайне странно, учитывая, что квартира явно для одной персоны. Я сидела в кресле, нервно теребя подол клетчатой юбки.
— Признаться честно, очень редко приглашаю к себе в дом кого-то. Непривычно. — Женщина снимает с себя очки и протирает специально предназначенной для этого тряпочкой. Слегка улыбается.
— А я редко хожу в гости. Непривычно.
— О чем Вы хотели поговорить?
— Я, честно говоря, сама не знаю. Просто захотелось посетить Вашу квартиру, — пытаясь сохранить спокойный вид, отвечаю я.
— Разве в нашей жизни что-то бывает просто? — говорит она, поджигая сигарету.
Можно ли сказать, что в нашей жизни все просто? Можно ли вообще как-то охарактеризовать жизнь, чтобы это было
правильно?
В начале твоего пути твоя жизнь будет казаться тебе сложной. Ты — ребенок, затерявшийся в толпе, пока возле тебя разгорается метель; все вокруг освещено исключительно вывесками окружающих тебя ларьков и магазинов, тебя охватил страх — ты боишься не найти правильный путь, по которому найдешь свою мать. Будучи подростком, тебе все кажется очень сложным, каждая новая проблема, встречающаяся тебе, заставляет тебя почувствовать себя значительно хуже — и это нормально; нормально считать сложным то, с чем ты раньше не сталкивался. Впереди у тебя целая жизнь, и, пока ты не знаешь, что будет дальше, для тебя она будет всегда сложна, хотя, возможно, таковой и не является. Позже, в старости, ты можешь обесценить опыт, который ты пережил. Ты можешь обесценить свою жизнь. Ты можешь оглядываться назад с мыслью: «Все, что было — полнейшая чепуха, не имеющая никакого смысла». Пережив, пережитое кажется тебе пустым.
Я, скорее, все еще подросток в свои двадцать с лишним.
— Жизнь — вещь непонятная. Мы всегда находимся в поиске ее понимания, понимания смысла жизни. Нельзя сказать, что она проста, нельзя и сказать, что она сложна, — поразмышляв, ответила я, — ее, скорее, нужно только пытаться понять.
— Вы нашли смысл в своей жизни, Рената? — слегка нахмурив брови, спросила Елена.
— Откуда мне знать?
— А кому, если не Вам?
— Я не знаю.
— Наиглупейший вопрос.
Елена тушит сигарету, встает, подходит к столу, на котором располагается патефон, берет в руки лежащую рядом пластинку, и из патефона раздается голос Эллы Фицджеральд, заполнивший всю маленькую квартирку. Она распускает волосы из пучка, и рыжие пряди легонько опускаются на ее бледные плечи. Она начинает плавно двигаться в такт музыки, все ближе подходя ко мне.
— Потанцуете со мной? Отказы не принимаются! — Она слегка тянет меня за руки, но я сопротивляюсь. — Не упускайте свой шанс, Вы же умная девочка!
Присутствовавшее во мне желание встать и потанцевать с ней пересилило бушевавшее внутри смятение. Я поддалась. Мне нравилось наблюдать за тем, как она двигается, как ее тело изгибается, как над ней властвует музыка.
Она обхватила меня за талию, а мои руки покоились на ее плечах. Мы слились в танце.
— У Вас, должно быть, кто-то есть? — вдруг говорит Елена.
— С чего Вы взяли? — немного сбитая с толку, спрашиваю я.
— Вы молода, умна и красива. Неужели Вы никого не любите?
— А что, по вашему, есть любовь?
— Думаете, я чувствовала ее когда-нибудь? — Она убирает с меня свои руки, снова курит сигарету.
— Похоже на то. — Я становлюсь позади нее.
— Вы не должны спрашивать о таком. Вы должны чувствовать.
Образовалась тишина, сквозь которую прорывался шум дождя. Мы стояли рядышком, наблюдая, как капли стекают по стеклу.
— Любовь — это бескрайний альтруизм. Это принятие человека. Это сплетение ваших душ, которое крепнет с каждым днем, который вы провели рядом. Это счастье, смешанное с болью, — начинает Елена, — но на самом деле, любовь — понятие такое же смутное, как смысл жизни, а о таком мне рассуждать не нравится. Но именно так вижу я. Для кого-то любовь — это секс, хотя я ставлю его на последнее место в отношениях; для кого-то любовь — смесь, состоящая из дружбы и романтических чувств. Здесь все слишком индивидуально, Рената. А что Вы думаете?
— Я не имею представления. Я никогда этого не чувствовала.
Или не чувствовала до этого момента.
***
Завтра, возможно, я вернусь сюда; а может, больше никогда и не перейду порог этой квартиры.
Пока я здесь, я стараюсь использовать все свои силы, чтобы оставить память о себе. Чтобы оставить память о ней внутри себя.
Пока я здесь, я стараюсь не думать о том, что будет завтра, потому что единственная важная вещь в данный момент —
жить настоящим.
