Голая правда

      Чимину четыре. Отличный возраст для познания мира и знакомств, и тот факт, что вместо ровесников он видит перед собой старшую детсадовскую группу, ничуть не вселяет в маленького мальчика уверенности. Это только с виду кажется, будто знакомиться легко и просто, а на деле коленки трясутся и ладошки потеют. Увы, у детского сада были проблемы со свободными местами, и миссис Пак ничего не оставалось, кроме как оставить сына здесь, среди толпы недружелюбных ребятишек. Дома с Чимином сидеть некому, из декрета приходится выходить на работу, а надеяться на родственников бессмысленно: их нет. Авось не пропадет, не маленький же, да и нянечки проследят за ним, уж они-то не дадут ребенка в обиду.       Правда, статистика показывала не самые хорошие показатели. В соседнем детском саду так одному ребенку голову игрушечной машинкой пробил другой мальчик чисто случайно. И это ерунда, правда. Они же дети, всякое случается. Чимин первое время неуверенно мнется на входе, ощущая на себе недовольные взгляды старших – еще бы, другие ребята подражают взрослым, важничают, а тут какой-то сопляк свалился на их голову – поправляет нелепые круглые очки, без которых мир превращается в плывущее калейдоскопное нечто, и, вспоминая отцовские напутствия, шагает вперед, широко улыбаясь. Жест дружбы остается без внимания: дети попросту отворачиваются от него, возвращаясь к прерванным играм.       Никому даже в голову не пришло позвать новенького присоединиться. В тот день к нему так никто и не подошел, за исключением воспитательницы – жестокая насмешка судьбы. По приходу домой Чимин впервые плачет навзрыд, пугает этим родителей, но молчит как партизан, не делится позором с другими, самостоятельно переживая первую случившуюся в его жизни катастрофу. Ни на следующий день, ни через месяц ситуация не меняется. Наоборот, над ним начинают в открытую издеваться, высмеивая абсолютно все в мальчике, начиная от низкого роста и заканчивая слишком уж пухлыми губами.       Ему подмешивают сахар в суп, плюют в чай и запихивают за ворот манную кашу, вынуждая отказываться от еды в садике и буквально набрасываться на нее дома, давясь собственными слезами. Родители приходят в ужас, а воспитатели только руками разводят, мол, ваш мальчик очень нелюдимый, ни с кем не общается, но ведет себя хорошо. Да как иначе, если каждый шаг отслеживается и ищется лазейка, чтобы снова напакостить? А Чимин искренне не понимает, за что его так сильно ненавидят старшие, он ведь даже слова лишнего никому не говорит. Боится сказать, если быть точным. Ближе к новому году мальчику впервые улыбается удача – злорадно скалит зубы, не иначе.       На прогулке к нему с умным видом подходит одна из надоедливых вертлявых девчонок, крикливая Суен, головная боль воспитателей и собственных родителей. У нее на ресницах – нерастаявшие снежинки, а в глазах пляшут черти, задумавшие что-то очень нехорошее. Она преграждает Паку путь и припирает к стенке, заговорщически шепча на ухо предложение сыграть в дочки-матери. И для того, кто больше трех месяцев просидел отшельником в дальнем углу комнаты, играя в кубики и с завистью поглядывая на остальных, это, если подумать, немыслимая удача.       Поэтому-то Чим с замиранием сердца так легко соглашается, буквально светится от радости и чуть ли не летит в сторону небольшой группки девочек, не замечая глупых глумливых смешков и переглядываний с их стороны. Да какая разница, он наконец-то стал частью команды! Что может быть лучше? Они спокойно садятся в кружок, распределяют роли и, когда дело доходит до Чимина, не скрывают злорадства, громогласно объявляя, что ему предстояло играть роль… курицы. А после, не обращая внимания на возмущенные возгласы, Пака запирают в кладовке на веранде, где, на минуточку, темно, грязно и страшно.       Умоляющее поскуливание и плач воспринимаются как само собой разумеющееся и забавное (слишком добрый, чтобы дать отпор). Девочки звонко хохочут и убегают, оставляя после себя лишь эхо противных писклявых голосков, огромный замок на крепежах и скрип снега под ногами. И вот теперь-то выхода точно нет, их группа гуляет совершенно в другой части детского сада, а сюда они забрели чисто случайно (кричи не кричи – не услышат), единогласно решив, что тут идеальное место для игр. Точнее для розыгрыша одного маленького наивного мальчика, который уже успел поверить в чудо. Замечательная роль, ничего не скажешь: ждать, когда «мама» достанет тебя из «холодильника» на ужин.       Он поначалу громко зовет на помощь, потом изо всех сил стучит кулачками по железной двери и уже после медленно сползает на пол, утыкаясь лицом в колени, начиная дрожать от холода. Варежки остались лежать где-то неподалеку в сугробе, брошенные туда одной из тех девочек, а одежда никак не хотела сохранять тепло, вырывающееся изо рта размытыми клубочками пара. Теперь время тянется бесконечно долго, отсчитываемое количеством всхлипов и треском падающих на деревянный пол сосулек. Черт, да у Чимина даже сопли в носу замерзли, не позволяя шмыгать им.       Спасение приходит спустя целую вечность, совершенно оттуда, откуда Пак и не ждал. Черт, да он уже потерял всякую надежду выбраться отсюда, мысленно считая минуты до прихода мамы. Уж она-то наверняка стала бы его искать. Но тут все намного интереснее. Чим жмурится от яркого света, бьющего по привыкшим к темноте глазам, прикрывает их ладошкой и всматривается в своего спасителя с каким-то благоговением. Не мама – незнакомый мальчик, явно не из их группы, наверное, чуть старше самого Чимина, ушастый, нескладный и с квадратной улыбкой во все двадцать четыре зуба, ликующей такой, будто клад нашел, а не окоченевшего мальца.       А потом он оборачивается назад и громко кричит на кого-то, хмурит брови и выглядит довольно устрашающе. Пак недоумевающе глядит ему за спину, щурится, стараясь разглядеть хоть что-то через мутные запотевшие стекла и обмирает: те самые девчонки, что закрыли его в кладовке, сейчас стоят, виновато потупившись и выслушивая в свой адрес кучу неприятных вещей. Заслуженных, кстати – незнакомец в этом уверен на все сто процентов. И что-то в груди у Чимина взрывается, разливаясь по ребрам обжигающей волной, когда мальчик снова поворачивается к нему, протягивает большую ладошку и помогает подняться, кивая с умным видом: – Я Ким Тэхён, – представляется, не скрывая румянца на щеках. Все-таки еще никогда не приходилось знакомиться при подобных обстоятельствах. – Мой папа говорит, что младших нельзя обижать, их нужно защищать, – и что-то Чимину в этот момент подсказывает, что уж с этим-то чудаковатым Тэхёном они обязательно подружатся.