Путь

      Зимняя дорога в компании друзей - это и утомительно, и приятно. Если по порядку: утомительно от того, что темнеет жуть как быстро, и в лобовое постоянно бьет дальний свет от фар прущих навстречу машин. Если едешь долго, то замечать это начинаешь часам к четырем вечера, раздражаться - к пяти. Первые попытки заснуть предпринимаешь в шесть, и даже сквозь закрытые веки дальний свет особо учтивых автолюбителей, не осведомленных о том, что при встречке нужно переключаться на ближний, продолжает бессовестно херачить по нервишкам. Но в чем приятен путь с компанией, так это в том, что можно поменяться местами с товарищем, который, как известно, в беде не бросит, забиться в темный угол заднего сидения, укрыться сразу двумя капюшонами от толстовки и парки, чтоб никакой свет не осмелился проникнуть и вырвать из тягучей дрёмы, и, тихо мурлыча от того, что в сей ответственный момент находишься не за рулём, впасть в теплые зефирные мечтания. — Да бля... — в очередной раз вздрогнул Шастун. Зефирные мечты обуглились и рассыпались прахом. Нижние веки Антона слегка припухли и, казалось, потяжелели раза в два, оттого он едва смог разлепить их. Долго и сильно он тер пальцами уставшие сухие очи, пока не дотерся до совершенно предсказуемого раздражения нежной кожи вокруг. Теперь стало конкретно не понятно, что делать: закрыть - болят, открыть - тоже болят. А когда не знаешь, что делать, мозг начинает работать на автомате. Антон открывает мобильник. Первым же делом на широком экране эпплофона вспыхивает яркая картинка, а шастуновские глаза заполоняют жгучие слёзы. Телефон разумно заталкивается в карман подальше и боле не открывается.       Антон не находил себе места. Хмурясь, недовольно сопя и бурча что-то себе под нос, изъерзавшись в сиденье и сотрясая спинку с каждой сменой своего положения, он долго пытался и тем не менее не смог привлечь ничье внимание. Каждый, кто был ближе всего к Шасту, находился в своих мирах: Поз дрых, Арсений пялился в окно. Впрочем, он тоже в каком-то смысле дрых, просто с полуоткрытыми. Дальше, на еще более задних рядах, развалился Матвиенко. Судя по блеклому отражению экрана в окне, он смотрел фильм, а возможность развалиться возымел потому, что креативный менеджер - единственный неназванный - был выпихнут Хвостом и теперь креативил где-то там, на галёрке. Возможно, тоже спал. Шастуну стало настолько горько, что даже выдохнул он с каким-то надрывным, болезненным стоном. Всем туловищем развернувшись к сидящим сзади, Шаст перво-наперво уставился на Димку, который в свою очередь мерно посапывал в воротник кофты. — Поз. Поз! — пытался дозваться Тоха сначала громким шепотом, а затем уж конкретно в голос. — Поз! Ну проснись. Проснись, пожалуйста. Давай махнемся, а? Поз! Ты мне друг?       Шаст в надежде улыбнулся, когда Дима пошевелил плечами и засопел, как это обычно делает человек, только вырванный из дрёмы. Но всю последующую минуту ожидания хоть какой-то ответной реплики антоновская надежда стремительно угасала, пока не раздался очевидный приговор в виде тихого горлового рокота. Антон втянул воздух через нос и вернулся в своё прежнее положение. Насупившись и скрестив руки на груди, он долго думал, как бы пристыдить друзей за то, что те бессердечно вытолкали его на переднее сиденье. Позднее Шаст невзначай отрыл затерявшийся среди обрывков сна и световых вспышек флешбек, что он тогда по собственной хотелке выперся вперёд, мол, "за дорогой хочу следить". "Вообще, блин, не отговаривали! Даже Арс. Обычно он впереди," — подумалось вдруг Антону. В ту же секунду его развернуло на сто восемьдесят, но уже в другую сторону. — Арс! Арс спал. Теперь уже точно. Голова его была запрокинута назад, из ушей тянулись белые провода, а это для Длинного означало одно: "Ты, Шастун, редкий дурак, и тебе с этим жить". Антон обреченно ткнулся лбом в подголовник и закрыл глаза. От дороги его уже немного подташнивало, и Шастун задолбался продавливать нервный пучок над локтём, чтобы хоть как-то себя отвлечь и заодно выместить своё негодование. В общем, там определённо уже должен быть синяк. — А можно окно открыть? — тихо спросил Шаст водителя, скосив на него "по-птичьи" — одним глазом. Водитель меланхолично покачал головой: — Не, брат, салон заметёт нафиг. Смотри, пурга какая. То была правда. Пурга действительно ещё какая. Но Антон не хотел смотреть. Он хотел умирать.