С этого момента и навсегда

Я больше не верю ни в Свет, ни в Тьму. Свет — это просто поток фотонов. Тьма — это просто отсутствие света.

Правда в том, что лучшего момента почувствовать себя счастливыми не существует. Если не сейчас, то когда? Кажется, жизнь вот-вот начнется. Настоящая жизнь, но всегда на пути существует одна проблема, одно незаконченное дело, один непогашенный долг. И, если мы присмотримся, то увидим, что эти проблемы бесконечны… Из них, собственно, и состоит жизнь. Это помогает нам увидеть, что пути к счастью… Нет. Счастье — это и есть путь. Мы должны ценить каждый момент. Не ждите, когда окончится школа и начнется колледж, когда вы похудеете на пять килограмм, когда у вас появятся дети, когда дети пойдут в школу, женятся. Не ждите Нового Года, весны, осени или зимы, следующей пятницы, субботы или воскресенья. Счастье — это путь, а не судьба. Работайте, как будто вы не нуждаетесь в деньгах, любите так, как будто вас никогда не ранили, танцуйте так, как будто вас никто не видит. *** Ночь?.. Нет. Самый-самый рассвет. В зимнее время, рассвет наступает гораздо позже, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. К тому же, это нам на руку. Я до сих пор не открыла свои глаза. Не знаю, что меня ждет, я очень боюсь самого страшного. Холодок обдувает ножки… Не сильно и другой бы не заметил этого, но я очень чувствительна к холоду. Видимо, вчера я все-таки не до конца закрыла окно на кухне. Я открываю глаза. Уже не сонная. Слишком долго пролежала в темноте, боясь посмотреть на реальность. Катя все ещё спит, отвернувшись от меня и обнимая подушку. У неё такой сладкий сон, она улыбается. Скоро она проснётся и вспомнит ли меня? Я медленно встаю с дивана. Укутываю катины ножки в одеяло. Интересно, сколько сейчас времени? Я смотрю на часы, сейчас восемь утра. Такое чувство, будто вокруг царит тишина, никто никуда не спешит и никаких проблем нет. Всё размеренно, спокойно и так, как должно быть. Несомненно, страх того, что Катя ничего не вспомнит присутствует, но даже если и так, то придётся принять это, как данное. Не страшно. Это успокаивает. — Катерина, — я стала нежно гладить её по руке, пытаясь дозваться до неё и разбудить, — Кать… Открывай свои небесные глазки, милая. Сонный котенок потихонечку начал разлеплять свои заспанные очи. Да уж, картина странная, но очень милая. Сначала левый, её взгляд устремился на меня, потом правый. Девушка проморгалась и через мгновение смотрела на меня своими глазами-океанами. Хм, а почему бы в них не искупаться, пронеслась мысль в моей голове. Пламя встретилось со льдом. Интересная идея, жить в мире, в котором притягиваются противоположности, тёплый и холодный ветер, плюс и минус, в случае магнитов, чёрное и белое, в случае цветов. — Мяу, — неожиданно звонко выдала Кищук и улыбнулась, будто хищник, наконец, загнавший долгожданную добычу в ловушку, хотя так оно и было. Ибо я попалась. На мой удивленный взгляд Катя показала свой, более удивленный и сказала. — Надо было «мур»? Странно, что у нее сейчас в голове происходит. Это пугает и завораживает одновременно. Прямо, как гроза во время дождя. Не очень хочется, но ты все же выходишь посмотреть. — Нет, милая, все прекрасно… — На выдохе вымолвила я, улыбаясь от счастья. — Скажи, пожалуйста… — Пауза, — Ты помнишь все, что было вчера? Я затаила дыхание… Какой же будет ответ, конечно, я хочу верить в лучшее, но все может быть. Итак, я готова. — Нет, я не помню всего, что было вчера. — После этих слов, я уже не задерживала дыхание, больше не надо было стараться это делать, его у меня вовсе перехватило. Я быстро заморгала, пытаясь задержать «осознание», которое нахлынуло на меня самой большой волной, что когда-либо были в принципе… По крайней мере, таковыми были мои ощущения в тот момент. — Я не помню всего, — снова заговорила Катя, — Потому что ночью я очень хотела спать и не могу вспомнить, что говорила тебе… Наверное, что я тебя люблю. Поэтому воспоминания о вечере смутные, но день помню прекрасно. — Сучка! — Вырвалось из моих уст, — Катя… Нельзя сейчас шутить так со мной. Хладнокровный и расчетливый кот рассмеялся своим, пожалуй, самым победоносным и злобным смехом, который мог себе позволить, ведь он достиг своей цели, застиг меня врасплох… Злой когтистый хищник. Кажется… Кажется, она никогда не изменится. И, кажется, сейчас я обзавелась несколькими седыми волосами. Спасибо бескорыстной Кате. *** Зимнее утро, теплая кухня, запах кофе и вкусной еды, и девушка, одетая лишь в нижнее белье… Что может быть лучше? Все, что было вчера, мы решили не обсуждать, просто опустили. Сейчас все хорошо, с этого момента и начнем. Катерина стояла перед гарнитурным столом и добавляла в кофе молоко и сливки. Коробочка в ее руках немного дрожала. Ну, а я стояла сзади и поддерживала свою любовь. Эта непоседа ведь не может сама ровно не то, что ходить, но даже устоять на одном месте. Вот так и готовили завтрак две полуголые девушки. Мои теплые руки на ее холодных лапках. Мы наливаем молоко в кружку с изображением медвежонка. — Ты кофе с сахаром пьешь, Кать? — Странно, почему я никогда не интересовалась этим вопросом. А какие у нее вообще вкусы. — В основном, да, но сейчас я буду вприкуску, — Улыбаясь, ответила она. — Вприкуску с сахаром?! - Я залилась смехом. — С тобой, глупая, — она подхватила мой смех. — Ты теперь моя сладость, Оленька. И тут она повернула голову ко мне, положила ее на плечо и укусила меня, вернее, сделала кусь… Было приятно. — Я хочу еще, — с некой долей жалости взмолилась я. — Без проблем, — ответила Катя и снова начала лить молоко в кружку, пока оно не полилось из краев, а потом засмеялась, как психически больная. Она точно неисправима. — Дура, — вскрикнула я, — я говорила про твой кусь, а не молоко. *** Утро уже позади, как и самый лучший завтрак в моей жизни… Но толи еще будет. Снегопад за окном немного утих. Нет, пожалуй, прекратился вовсе и теперь вид за окном представлял собой яркое, очень яркое солнце, лучи которого очень красиво проходили через пелену мороза. Солнце, ледяной воздух, нереально освежающий легкие и придающий чувство беззаботности. Заснеженный город, белоснежный, холодный и будто нетронутый, как и сияние чистого разума. Мы лежали возле дивана на полу, на прохладном ворсовом ковре, приятном и удобном. Белом и пушистом. — Кать, слушай, — с энтузиазмом начала я, — сейчас сходим и примем ванную, Да, — воскликнула я, когда она быстро замотала головой в разные стороны, — надо, милая, надо. Теплая ванна поможет тебе расслабиться, а потом будем делать зарядку и займемся йогой, чтобы растянуть твои мышцы. — А ты со мной в ванну пойдешь? — Улыбнулась голубоглазая. — Посмотрю на твое поведение, — игриво ответила я. Катя еще сильнее заулыбалась и ее губы и глаза говорили о том, что она что-то замышляет. Снова будто дикая кошка… И как бы мне не попасться в ее лапы. Она встала на четвереньки и зашагала ко мне, через мгновение она уже улеглась на меня и прижала мои руки своими к полу выше головы. Я все-таки жертва. Катя слегка расслабила свою улыбку, а ее глаза стали изучать мое лицо, все чаще и чаще задерживаясь на моих губах. Мне ничего не оставалось делать, как рассматривать ее в ответ, выбраться я не могла, да и делать это вовсе не желала. Снова эти голубые глаза, жадно поедающие меня собою. Эти пухленькие от улыбки губки, которые были расслабленны и манили их попробовать. Ее скулы, ее тонкие черты лица, ее родинка и взгляд. В ней все идеально. Она мой идеал. Катерина потянулась ко мне, а я закрыла глаза, предвкушая вкус ее губ, их тепло и холод одновременно. Она нежно прикусила мою нижнюю губу. Холод. Зажала ее своими губами. Тепло. Она поцеловала меня. Нежно, чуть медлительно, растягивая каждое свое движение в бесконечность. Она поцеловала меня. *** Ванна теплой воды, чтобы расслабить ее мышцы. Пена, чтобы расслабить ее разум. Чтобы ничего не отвлекало ее от меня. Она сидела напротив, улыбалась и держала меня за руки. Смотрела на меня и ничего не говорила. На стиральной машинке лежал телефон, играла песня Эда Ширана — Firefly. Когда я помогала Кате снять одежду и забраться в ванну, уже наполненную водой, она даже не стала стесняться меня. Просто вытянула свои руки вверх, позволяя мне стянуть с нее футболку. Конечно, я понимаю, что ей не нужно бояться раздеться передо мною, но то, что она хоть немного постесняется... Мысли об этом были. Две полностью обнаженные девушки, обе в пене и обе улыбаются, глядя друг на друга. — Оль, — заговорила голубоглазая, — у тебя очень красивое тело. Мои щеки залились огнем, слишком резко, после продолжительного молчания начинать разговор с этого. Чтобы ответить. — Спасибо. Но, твое ни на йоту не уступает. Ты вся прекрасна. — Ты почти два года могла видеть меня голой почти каждый день, — ответила она, — но и сейчас смотришь, будто в первый раз. — Я… — Я снова не нашлась, что ответить, рядом с ней я не могла спокойно думать. — Я… Мне нравится… Нравится смотреть на тебя и всегда будет нравиться. Теперь на ее холодных щеках заискрился румянец. *** — А все эти упражнения, ванны, зарядки… Они обязательны? — Конечно, — ответила я, — ты ведь не хочешь, чтобы я все время ходила рядом, держа тебя под руку? — Хочу, Оль… Я хочу этого, — она притянула меня за руки ближе к себе, почти вплотную. Я видела по ее глазам, как трудно ей дается каждое движение. И даже сейчас, несмотря на то, что мы были в воде, и так рядом, Катя все равно захотела притянуть меня еще ближе к себе. Наши носы почти соприкасались. Голубоглазое чудо выдохнуло, посмотрела на меня, улыбнулась и легла щекой на мою левую ключицу. Боже, она ласково укусила меня за нее. Что с ней не так?! Она разжала свои зубки и потянулась к моей шее. — Ты сладкая, — прошептала она мне на ушко, а затем укусила за мочку. — Я в пене. — Она не мешает. — Но она все же есть. — Здесь нет, — улыбнулась Катя и впилась в мои губы своими. — Ты, определенно, теперь моя сладость. — Не разрывая поцелуй, сказала она. *** В коротких шортиках, в футболке, без лифчика, он же сковывает, а мы сейчас растягиваемся, она сидела передо мной спиной ко мне, а я тянула ее руки вверх. — Хоть что-то чувствуешь, милая? — Кажется, ты меня любишь. Я усмехнулась. — А кроме этого? — Да, Оль, — она повернулась ко мне, — я чувствую, как я растягиваю свои мышцы и чувствую, как ты помогаешь мне делать это лучше. — Хорошо. А теперь вставай, займемся торсом и ножками. Катя развернулась ко мне, протянула мне руки, я взяла их в свои, она встала на колени, а затем на одно, я встала в полный рост, обняла ее, подняла и чмокнула в губы. — Так… И как мы будем это делать? — Кищук состроила бровки домиком. — Обхвати меня за талию, — она опустила руки с моих плеч и обняла меня, сомкнув их за спиной. — Знаешь ведь, что такое диск здоровья? Ну такой кругляш, встаешь на него и… Хорошо, — заметив ее непонимающий взгляд, я решила объяснить по-другому. — Нужно просто крутить тазом влево и вправо. Попробуй. Катя начала вращать всем телом ниже груди влево, потом вправо. — Чувствуешь, — начала я, смотря на нее и улыбаясь — и бедра и ноги, все задействуется. Улыбка в ответ. — Милая, попробуй переставлять ноги, словно мы танцуем медленный танец. Она попробовала. Я отводила свою левую ногу назад, а она медленно ставила на ее место свою правую. Мы словно танцевали вальс из полностью неправильных квадратов, крутясь вокруг собственной оси. — И ты думаешь, что все это поможет мне через какое-то время снова хорошо двигаться, уверенно держать вещи в руках и не ходить со скоростью зомби? — Усмехнулась Катя. — А ты против всего этого? — Не ответив на ее вопрос, я задала свой. — Нет, — улыбнулась голубоглазая, — я бы не прочь танцевать с тобою каждый день. *** Неужели это все? Все, что было со мной и с Катей плохого, закончилось? Я никогда особо не верила в черно-белые полосы в жизни, но сейчас, сидя за столом на кухне и смотря на то, как моя любимая дрожащими руками заваривает травяной чай, я не нарочно стала размышлять над этим. Что есть тьма? Все то время, пока я была без Кати, пока долго ждала и искренне надеялась, что она все же проснется? На смену тьме приходит свет, без этого никуда, законы вселенного баланса еще никто не отменял. Но что есть свет? Не то ли, что происходит сейчас? На моей кухне мой самый любимый и самый желанный человек. А я такой же для него. И меня немного гложат мысли о бесконечном. Когда заходит Солнце и время застилает тьма. Когда ночью секунды длятся часами, а часы неделями, нельзя об этом не задуматься. Все, что мы чувствуем сейчас, от этого ничего не останется после нашей смерти, никто нас и не вспомнит через какое-то время… Мы будем даже меньше, чем просто пережиток определенного момента. Я люблю, очень сильно люблю… И я чувствую, что не хочу это терять, не хочу терять это чувство и не хочу терять Катю. Когда мы умрем… Будем ли мы любить друг друга там… И что вообще будет там. Что, если все, что есть сейчас дальше за нами просто не последует, мы сами не последуем. Все было зря? И если это так, то кто придумал любовь? Давать возможность испытывать подобное… Что-то, кажущееся, будто навсегда, навечно… Заведомо зная, что это закончится. Закончится навсегда, безвозвратно и безрезультатно. Любовь — это не что-то материальное, не вещи и уж тем более не деньги. Ее нельзя измерить, создать или стереть. Но, тем не менее, ее можно дать, почувствовать и насладиться ею. Но… Когда она закончится, все же получается, что она ничего после себя не оставит и все действительно было просто так? Тот, кто ее придумал, либо самый лучший злой шутник в мире, либо дьявол, возводящий безумие в абсолют. Когда мы умрем… Я не смогу подойти к Кате, не смогу ее обнять, поцеловать… Я вообще ничего не смогу, никогда не услышу ее голос, никогда не ощущу ее холодного тепла, не сожму её руку в своей. Не смогу ей что-то сказать, хоть и буду желать только этого и буду готова отдать все на свете за только одно слово, чтобы сказать его ей — «люблю». Будет ли это снова черная полоса и если так, то у каждого человека жизнь заканчивается черным, а не белым? Будет ли это тьма или же это будет… Ничего. Думаю, поэтому люди говорят: «Цени каждое мгновение и то, что у тебя есть сейчас». Никто не знает, что будет дальше и, конечно же, я сейчас не смогу прийти к чему-то логическому и понять всю суть. Я хочу любить ее… Любить ее вечно. Быть может, на том свете, если он есть, нас ждет… — Оль, — Катя отвлекла меня от моих дум. Она шла маленькими шажочками ко мне, одной рукой опираясь о стену, а во второй держа кружку с чаем для меня. — Да, милая, — я посмотрела ей в глаза. Она улыбалась. Такая милая. Ее ноги не выдержали, подкосились и она упала, разлив на себя кипяток. Кружка разбилась, а Катя даже не издала ни звука. Не крикнула ни от испуга, ни от боли. Она просто упала… Я вскочила с места и упала на колени рядом с ней. Ее глаза были закрыты. — Катя, — я подняла ее голову и положила на свои колени, — Катя, милая, — плача от неожиданности, испуга и вообще всего случившегося, повторяла я. Мои слезы стекали по щекам и капали прямо на катину шею, обжигая ее. Я… Я не знаю, что делать. — Оль, — прошептала Катя мое имя. — Да, Кать, все… — я тут же прижала ее к себе и еще больше заплакала, — все хорошо, я рядом. — Что случилось? — так же тихо спросила она. — Ты… Ты несла мне чай… А потом, — я не могла спокойно говорить, мой голос прерывался всхлипами, — ты вдруг упала… И пролила на себя кипяток. Боже, ее ноги, они все красные от ожога. — Катя... Твои ноги... — Я посмотрела на них, а затем на ее лицо, глаза. Они не выражали ни единой эмоции. — Оль… Я их не чувствую.