It's (not) fine

После спасительного лечения души стало чуточку легче. Конечно, боль все также беспрерывно зудела в груди, но уже немного мягче. При виде Папайруса и Реда все также наворачивались жалостливые слезы, но высыхали они намного быстрее, потому что Эджи стал отвлекать внимание на себя. После случая в лесу, Эджи стал появляться чаще. Блубери думал, что основная причина заключается во внезапной обеспокоенности состоянием его души, но Эджи довольно быстро показал своим поведением, что его больше заботит наблюдение за несносным братом, который слишком часто стал позволять себе вольности и отлынивать от и так немногочисленных обязанностей. Блубери смиренно принял данный факт, как принимал любые недавние события в своей жизни. Безответная любовь сделала его очень сговорчивым и крайне безразличным к происходящему вокруг. Его мир давно сузился до одного низкого и темного тоннеля, по которому приходилось идти сгорбившись и кривясь от боли, по дороге, усыпанной битым стеклом, сквозь слезы и стоны, все еще питая надежду в крохотном лучике где-то вдалеке. Лучике, которым был его брат, счастливый и искренне довольный жизнью. И пока брат счастлив, Блубери может совсем капельку быть счастливым сам. А боль рано или поздно пройдет, ведь ничто не вечно. Блубери настойчиво убеждал себя в этом. «Все в порядке», - слезы снова впитались в подушку. «Все в порядке», - душа вновь трещала по швам и скрежетала в груди битым стеклом. «Все в порядке», - чувство собственной жалости врезалось в горло шипастым комом. «Все в порядке», - в который раз нестерпимо хотелось обнять брата. Однако сейчас объятия занимал Ред, лежа с ним в одной кровати прямо за тонкой стеной. «Все в порядке… Все в порядке… Все…» - у Блубери перехватило дыхание, и он забыл, как нужно дышать, в страхе хватаясь за грудь. Что-то незримое и тяжелое давило на хрупкую, раненую душу, не давая вдохнуть. Глаза стали метаться в панике. Прошло несколько секунд молчаливой агонии, а потом воздух вновь поступает в грудь. Блубери громко и рвано дышал, уперевшись рукой в кровать, слезы размазались по щекам. В этот раз было очень и очень больно. Блубери понимал, что ему срочно нужно переключить внимание со своей почти одержимости, иначе однажды от боли и терзаний он рискует превратиться в горстку пыли. Эджи в этом плане дал неплохую альтернативу. Он стал заглядывать в гости чаще, зачастую вместе с Редом, и завлекать Блубери в совместную готовку, вытаскивать на свежий воздух, чтобы сконструировать ловушки для человека или совершить привычный дополнительный патруль по городу. В общем, делать все возможное, чтобы Блубери не смотрел на предмет своих страданий, не слышал его и при этом отвлекался от пагубных мыслей. К счастью, ему неплохо это удавалось. Внимание, приятная беседа, хорошее и вкусное блюдо в конце кулинарных трудов, теплый и понимающий взгляд, обход и принципиальное игнорирование острых тем. Эджи прекрасно справлялся с ролью поддержки, хоть и скрывалось все это за обычным и, порой даже казалось, не заинтересованном в Блубери поведении. И все чаще Блубери стал замечать за Эджи легкие расхождения слов с делом. Он приходил, чтобы приглядывать за братом, но практически не обращал на него внимания, разве что рефлекторно покрикивал на каламбуры и бурчал под нос короткие недовольства. Тогда Блубери подумал, что может быть Ред и есть та самая неразделенная любовь, но Эджи спокойно отводил взгляд от его милований с Папайрусом, а в глазах даже не было зависти и тоски, какие он замечал в своих, стоя каждое утро перед зеркалом в ванной. Происходящее оставалось головоломкой в голове Блубери, и ни сил, ни желания решать ее не было. В какой-то момент Блубери просто перестал думать. В сухом остатке сейчас были привычно ноющая душевная боль, которая так глубоко пустила корни, что не желала уходить, и приятное времяпрепровождение с Эджи, который отвлекал, залечивал раны и просто был рядом. Вдвоем было намного проще, а близость проблем одаривала скелетов невероятным чувством такта и чуткости. Рядом с Эджи боли на время утихали, а долгие часы в его компании помогли разглядеть в простом, громком, вредном и упрямом монстре, заботливого и понимающего приятеля. И пускай трещины замазывались теплом, проблема никуда не уходила, облегчались лишь ее симптомы. В одну из ночей Блубери посетил очередной приступ панической боли, от которого он резко распахнул глаза, подскочил в кровати и схватился за грудь. В гробовой тишине было слышно каждый крохотный звон зазубренных, острых осколков, что представляли сейчас подобие души. Беспокойство и экстренная нужда в братском тепле привычно и болезненно скрутили тело, с каждый новым приступом все отчаяннее и отчаяннее требуя исполнения заветного желания. Блубери из раза в раз сопротивлялся и боролся. И с каждым разом это становилось все сложнее. Нужно было срочно отвлечься на какое-либо действие, и Блубери тут же подумал о ночном перекусе, который был нездоровой вещью, но в последнее время такой необходимой и спасительной, способной ненадолго успокоить нервы. Блубери выбрался из кровати и украдкой вышел из комнаты, спустился по скрипучей лестнице, миновал диван, на котором спал Эджи, решивший заночевать в доме за компанию с братом, и зашел на кухню. С легким стуком косточек босых ног по холодному кафелю, он добрался до шкафчиков, открыл верхний и достал баночку с мармеладом, которую непонятно зачем прятал от глаз брата. В полутьме Блубери нащупал привычные сладкие дольки, покрытые мелким сахаром, вытащил пригоршню и отправил мигом в рот. Мармелад был до невозможности сладким и приторным, но Блубери уже давно ощущал лишь отголоски былых радостных ощущений от сказочного вкуса детства. Сейчас он напоминал размякший на языке картон с легкими нотками апельсина или клубники, которые изредка выхватываются из потока отталкивающей безвкусицы. Однако крохи вкуса все еще были в этом мармеладе и могли на пару мгновений принести немного приятных вкусовых эмоций, в отличие от обычной еды, которая потеряла вкус очень давно. Бессмысленно уплетая кусочек за кусочком, Блубери настолько абстрагировался, что не заметил, как в проеме образовалась высокая и темная фигура Эджи. - Ночной голод напал? – Блубери чуть не подавился от удивления, но все же проглотил вставший поперек горла кусок. - Э-эджи? Ох, прости, я разбудил тебя, - Блубери стыдливо отставил баночку, словно его поймали за жестким нарушением диеты. - Я не особо-то и спал. Думаю, ты сам прекрасно знаешь, как спится под вечный вой души, - Блубери медленно и коротко кивнул. – Сильно болит? – Эджи указал пальцем на грудь, где едва заметно пульсировало мягкое голубое свечение от души. - Не сильнее обычного, - соврал Блубери, потому что ему не хотелось беспокоить Эджи своим взволнованным состоянием. - Что-то не похоже, - и сделал небольшую паузу, после которой выдохнул. – Ты ведь знаешь, что я могу подлечить тебя. - И мы оба знаем, что в этом нет смысла, - желание заесть свои проблемы у Блубери окончательно пропало, хотелось вернуться в кровать и спрятаться под одеялом. - В жизни, так-то, не сильно больше смысла, но мы ведь зачем-то живем, - Эджи говорил без иронии, обычным спокойно-уверенным тоном, только приглушенным ночным шепотом. – Идем, - и развернулся в сторону дивана, - хотя бы заснуть сможешь. Блубери не особо долго размышлял, податливость и безразличие делали свое дело, поэтому он пошел к дивану, на который уже сел Эджи, остановливаясь в паре шагов. - Расстегни рубашку, - Блубери отстегнул пуговицу за пуговицей, чувствуя себя слегка странно, но спокойный взгляд Эджи уверял его в естественности происходящего. Эджи поднял ладонь над побитой и стресканной душой и сосредоточился, а через пару секунд нежная красная магия окутала острые, неприветливые формы и пустила лечебное тепло. Блубери почувствовал мгновенное и почти божественное облегчение: тревожный зуд растаял и больше не волновал сознание, а магическое тепло так приятно обволокло душу, что из него не хотелось выплывать. Блубери блаженно выдохнул, чувство легкости было таким давно забытым, но от этого еще более приятным. С бесстрастным выражением лица Эджи продолжал свое дело, но Блубери отметил, как острые черты смягчились, а в спокойных глазах появились проблески радости. - Мне стоит научиться такой магии, - негромко произнес Блубери, понимая, что такое лечение ему хоть и бесполезно, но однозначно приятно. - Не думаю, что ты сможешь ей овладеть, - безэмоционально ответил Эджи. - Я могу быть очень старательным и упорным. - Дело не в этом, - продолжал Эджи, а потом поднял голову и прочитал вопрос в глазах Блубери. – Трудно объяснить, - он внезапно замялся и впервые за долгое время отвел взгляд. – Это не магия лечит тебя, - Блубери продолжал напирать с вопросительным взглядом, но в этот раз наткнулся на упорное молчание. - Так в чем же дело? Скажи мне, - молчание. – Эджи, пожалуйста, расскажи. Ты ведь хочешь мне помочь, разве нет? - Это… - Блубери никогда не видел Эджи в таком естественном смятении. – В общем… - Эджи, - продолжал настаивать Блубери. - Любовь это, короче! – вспыхнул Эджи и прекратил процесс лечения, убирая руку подальше. Блубери застыл и нелепо хлопал глазами в непонимании, а Эджи продолжал сверлить стену, скрестив руки на груди. - Любовь? – глупо повторил Блубери, и тут отдаленные кусочки мозаики стали сближаться и формировать некоторую картину. – Любовь… ко мне? У Блубери отчего-то перехватило дыхание, а в собственной душе вспыхнул огонек той энергии, что ему сейчас передали. Он стал переосознавать чувства, которыми с ним делились, которыми его лечили. Он думал, что это просто магия, совсем ничего не значащая энергия, а на самом деле с ним все это время делились самым сокровенным. - Так твоя душа разбита… из-за меня? – Блубери был обескуражен собственными словами, и тут ему стало вдвойне больно. Эджи продолжал молчать и не смотреть на Блубери. Сейчас он был как никогда очень уязвим, поэтому пытался отгородиться и спрятаться за скрещенными руками от боли, которая теперь колет не только внутри, но и назревает снаружи в виде слов, которые сейчас произнесет Блубери. - Я-я даже не знал, что нравлюсь тебе, - Блубери был смущен и в данный момент полностью потерян в нахлынувших чувствах, а также он старался подбирать слова, чтобы не ранить Эджи, положение которого он прекрасно понимал и ощущал на собственной шкуре. – Почему ты так долго молчал? - Потому что ничего бы не изменилось, - внезапно и резко ответил Эджи. – Я давно знал, что ты сохнешь по брату, еще задолго до того, как увидел твою душу. Я просто… не хотел мешать или давить своими чувствами. Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя хуже из-за еще одного груза, ведь знал, что в любом случае не подойду тебе, - Эджи сглотнул, слова давались ему с трудом. – Просто когда я увидел тебя в лесу, стонущего от боли и едва не умирающего, то понял, что не могу больше оставаться в стороне. Я очень хотел помочь, - возникла небольшая пауза. – Но всю эту хрень я не хотел рассказывать, черт! Блубери пытался осознать сказанное, но куда важнее ему было разобраться в своих чувствах. Однако и в голове, и в душе сейчас было торнадо из мусора, которое не успокоить и не разгрести за один вечер. Яснее всякого в груди билось только одно, хоть и не имело за собой какого-либо чувства, смысла или эмоции. Блубери впился в Эджи крепкими объятьями. Без намека, без смысла – просто порыв, который казался ему правильным. Эджи не отвечал на объятия, а на языке его так и вертелось «ты сейчас издеваешься?» - Просто обними меня, Эджи. Не только тебе это нужно, - голос Блубери был вкрадчивым, но непривычно слабым и таким просящим о помощи, словно шепчущий отчаянный крик. Эджи неуверенно поднял руки и обнял в ответ, Блубери только сильнее прижался к груди, отдавая и впитывая жизненно необходимое обоим тепло. - Так хорошо, - пробубнил Блубери, - хочется поспать, - однако следующих слов Эджи никак не ожидал. – Можно я лягу рядом с тобой? - Блу, - растерянный голос сейчас никак не соответствовал привычному Эджи. – Если это из жалости, то… - Мне правда спокойнее рядом с тобой, - Блубери чуть разомкнул объятия, чтобы посмотреть своими непривычно серьезными глазами на Эджи. – Я не издеваюсь, и я не жалею. Я просто… хочу тепла. Эджи не хотелось отказывать в тепле любимому Блубери, к тому же он и сам давно хотел спасительной близости, поэтому медленно и молчаливо уложил скелета на диван и накрыл сверху одеялом. Блубери повернулся на бок и прильнул к распаленному телу Эджи, обнимая его одной рукой. Тепла было невероятно много, оно окружило промерзшее до души тело со всех сторон. Блубери давно не чувствовал себя так хорошо. - У нас обоих был шанс жить счастливо, - внезапно пробормотал Блубери. - Свой я давно упустил, но твой… все еще есть. Эджи боялся ответить и спугнуть внезапно настигший его счастливый шанс, который исходит из уст самого Блубери. Он просто прижал Блубери к себе чуть сильнее, выражая и благодарность, и чувство глубокой любви. Черт возьми, у него правда есть шанс! Очень скоро Блубери засопел, потому что на него свалилось так много всего. Эджи все еще не мог уснуть, только теперь от распирающего счастья. Он не хотел закрывать глаза и терять ощущение Блубери в своих руках. Он пытался продлить момент рая наяву как можно больше, но с рассветом его окончательно подкосило, и он, склонив голову к черепу Блубери, провалился в сон. Наутро, а точнее ближе к обеду, скелетов застали вышедшие из комнаты Папайрус и Ред, потому что их начало волновать отсутствие привычного посудного грохота на кухне. Они увидели своих братьев, умиротворенных и в крепких объятиях друг друга, и каждый про себя произнес: «Наконец-то».