you're my obsession, my fetish, my religion

Хосок приглашает его на демонстрацию. Чимин знает, что он не должен так волноваться, знает, что ему совсем необязательно проводить целых полтора часа у шкафа и еще столько же у зеркала, но, все же. Это важно очень важно для Хосока, а, значит, важно и для Чимина. Последний месяц он упорно тренировался и учил хореографию, потому, что это его первое соревнование, и он серьезно намерен победить. От Чимина не утаивается абсолютно ничего: ни то, как Хосок волнуется, ни то, как сомневается в себе. Чимин знает его лучше, чем себя самого.       — Спокойно, Хосоки, нет никого, кто был бы лучше тебя, — говорит он за два дня до соревнований, когда Чон уже не в состоянии сдерживать свое волнение. Чимин почти невесомо касается своими губами щеки старшего. Помогает не особо, но, по крайней мере, Хосок улыбается, и Чимин совершенно счастлив наблюдать, как его улыбка принимает форму сердечка. Когда наступает тот самый день, Чимин приезжает в студию за час до начала соревнований, чтобы поддержать Хосока. Но сам-то он не учел, что волнуется, возможно, сильнее, чем старший. Чимин мнется на входе, ожидая, пока Хосок закончит разговаривать с другими танцорами. Он, на самом деле, еще никогда не видел, как Хосок танцует. Конечно, он показывал ему некоторые элементы своей хореографии, но это было без музыки и в гостиной Чимина, так что, фактически, не считается. Хосок подходит к нему и предлагает посидеть с ним, пока он будет разминаться. Если честно, уже на разминке Чимин кончается, как человек. Красные волосы Хосока то и дело лезут ему в глаза, и он постоянно запускает пальцы в волосы, зачесывая их обратно. Хмурится, когда что-то не выходит, и, черт возьми, он выглядит очень горячо. Он выступает одним из первых, поэтому, когда объявляют начало, Хосок вынужден проследовать к остальным танцорам, оставляя Чимина одного. Пак шепчет на ухо пожелания удачи и целует украдкой, чтобы никто не видел. Он становится где-то поодаль от других людей, которые так же пришли посмотреть и поддержать своих друзей, чтобы быть полностью сосредоточенным на своем парне, а не на том, как кто-то постоянно шепчется и переговаривается прямо у него над ухом. Чимин не понимает, почему так волнуется. Сердце грозиться пробить грудную клетку, когда объявляют Хосока. Он не может сдержать восторженного вздоха, когда старший начинает свой номер, потому что, блять, никто из предыдущих танцоров не может сравниться с тем, что Чимин видит прямо сейчас. Сумасшедшие движения, заученные и отточенные до идеала, заставляют чиминовы ладони потеть. Хосок танцует, как дышит. Его отдача и страсть вынуждают Чимина неосознанно кусать губы до маленьких кровавых ранок. Чимин заводится за три с лишним минуты, потому что Хосок выглядит так, как будто был рожден для этого. Чимин понятия не имеет, откуда в его теле столько пластики, но музыка будто проходит через его тело, заставляя сливаться с ней и двигаться абсолютно органично. Чимину кажется, что время утратило свое значение, как и все люди, что вокруг. Он ловит каждый беглый взгляд Хосока, что тот посылает в зал, и, когда его номер заканчивается, он буквально срывается со своего места, чтобы пробраться за кулисы.       — Это было охуенно, — первым делом говорит Чимин, когда перехватывает вытирающегося полотенцем Хосока. — Ты был дьявольски хорош. Чимин дышит так тяжело, будто бы это он только что распирался на сцене. Он хочет сказать «танцуй только для меня» и «я бы трахнул тебя прямо на сцене», но вместо этого он просто восторженно пялится на своего парня, будто бы он какой-то ангел. Все остальные номера Чимина не интересуют от слова «совсем», в конце концов, он уверен, что только Хосок сможет довести его до состояния эстетического оргазма своими танцами. Чимин восхищается им, каждым его движением, и неожиданно для себя понимает, что приобретает новый (первый, на самом деле) фетиш. Он много читал об этом, и знает, что есть много разных вещей, с которых прутся люди: кошачьи ушки, кружевное белье, длинные пальцы, синяки и засосы, пирсинг или татуировки. Чимина это не заводит, но вот танцующий Хосок — десять раз да. Афтерпати оказывается скучной, хоть и еда там неплохая. В итоге Хосок утаскивает его куда-то в сторону туалета, до которого они так и не доходят. Чимин идентифицирует помещение, в которое его затащили, как репетиционный зал. До него доходит, что это место будет всяко лучше, чем туалет, потому что кому понадобиться идти на репетицию танца на вечеринке? Но, откровенно говоря, ему плевать где. Чимин прижимает Хосока к стене, чувствуя жар, что он него исходит, и сразу же целует глубоко и мокро. Когда Чимин отстраняется, Хосок видит на его губах бисеринки крови, и, что ж, это выглядит очень… Очень. Он прижимается к Чимину еще ближе, пытаясь сократить любое расстояние между ними, и мажет языком по нижней губе, собирая кровь, которая все равно появляется спустя жалкую секунду. Чимин мычит что-то, хватается за плечи Хосока как за последнее, что может его спасти. Внезапно, Хосок отстраняется от него, находит выключатель и клацает по нему, погружая комнату в абсолютную темноту.       — Если ты на своих выступлениях постоянно будешь таким горячим, я запрещу тебе танцевать, — говорит Чимин, когда они меняются местами, и он оказывается прижатым к стене. — Серьезно, ты бы себя видел. Хосок на это только самодовольно усмехается. После того, как он так удачно выступил и получил столько комплиментов все волнение сошло на нет. Он притрагивается подушечкой пальца к чиминовым губам, размазывая капельки крови, и младший прикрывает глаза, начиная тереться своими бедрами о Хосока.       — У тебя стояк, — замечает старший, на что Чимин только хмыкает.       — Это все из-за тебя, — говорит он, открывая глаза. Чимин облизывает собственные губы, задевая кончиком языка чужой палец. — Так что ты с этим и разбирайся. Для Хосока это как зеленый свет. Он прижимается губами к чиминовой шее, прикусывает кожу, но недостаточно сильно для того, чтобы оставить за собой какой-то знак. Чимин впутывает пальцы в чужие волосы, сжимает несильно у корней, притягивая ближе к себе. Где-то на задворках сознания билась мысль о том, что в любой момент сюда может зайти еще кто-то, и вполне вероятно, что для таких же целей, и это поначалу не давало Чимину спокойно сосредоточиться над тем, что его парень делает.       — А если кто-то зайдет? Хосок поднимается выше, оставляя за собой вереницу поцелуев и укусов. Он коротко чмокает Чимина в щеку, прежде чем сместиться к его уху.       — Расслабься, Чиминни, — шепчет Хосок на покрасневшее ухо, то и дело задевая хрящик. — Никто не зайдет. Чимин шумно вдыхает, забираясь руками под кофту Хосока. Он делает так, как и велит Хосок — расслабляется, полностью отдаваясь в его руки, потому что, ну серьезно, кто в здравом уме будет отказываться от такого? Точно не Чимин. Хосок кладет ладонь на его промежность и начинает поглаживать, издевательски легко сжимая член сквозь плотную ткань джинсов. Чимину неудобно так, он ерзает по стенке, обкусывает губы, сдирая только появившуюся корочку, и плотнее прижимается к чужой руке, дарящей ласку, но не приносящей облегчения. Возбуждение с каждой секундой только возрастает, и становится совершенно плевать на то, что их кто-то может застукать.       — Хочу тебя, — почти шепотом говорит Чимин, хватаясь обеими ладонями за плечи Чона, пока тот снова играет с его шеей. — Ну же, Соки.       — Обернись, Чиминни, — внезапно говорит Хосок, заставляя Чимина вздрогнуть. Он послушно оборачивается к стене, опираясь об нее обеими руками. Черт возьми, он готов воплотить в жизнь любую просьбу Хосока, если от этого он начнет с ним хоть что-нибудь делать. Чимин по-дурацки улыбается самому себе из-за ласкового прозвища, и он даже рад, что Хосок не видит его глупой физиономии сейчас из-за абсолютной темноты вокруг. Он чувствует, как хён вплотную прижимается к нему сзади, и то, как он тяжело дышит ему в затылок, заставляет Чимина сходить с ума от желания. Хосок практически вжимает его в стену, когда толкается вперед, имитируя толчок, и это заставляет Чимина глухо простонать. Они, фактически, еще даже ничего не начали делать, а Чимин уже заведен до предела.       — Блять, — ругается Чимин, утыкаясь лбом в стену. Он выгибается в пояснице подобно кошке, пытаясь теснее вжаться в чужую промежность, но все чиминовы попытки пресекаются на корню. Хосок налегает сзади всем своим телом, заставляя младшего грудью прижаться к стене. Чимин чувствует, как чужие пальцы сжимают его бока, что негласно говорит не дергаться. Хосок снова толкается сзади, одновременно смещая одну из своих рук на его пах. — Да, черт возьми. Через минуту Чимин чувствует, как хосокова рука пробирается в его трусы, беспрепятственно сжимая его член. Все еще будучи зажатым между стеной и телом Хосока, он представляет, как-то все безобразие, что они вытворяют, отображалось бы в зеркале, если бы свет был включенным. Чимину было бы просто достаточно обернуть голову, чтобы увидеть, как бесстыдно Хосок прижимается сзади, как усмехается после очередного стона Чимина и как его бедра раз за разом вжимаются в его задницу. У Чимина краснеют, кажется, даже кончики волос.       — Жаль, что я тебя сейчас не вижу, — признается Хосок, будто прочитав чиминовы мысли; он мучительно медленно двигает рукой на чужом члене, не прекращая при этом толчков. — Но тебе в любом случае хорошо, да? Чимин что-то едва слышно мычит. Хосок прекращает любые движения.       — Я не слышу, Чиминни, — шепчет он, прикусывая ухо.       — Хорошо, — стонет Чимин. — Мне так чертовски хорошо, Соки.       — Ты молодец, детка, — уже немного громче говорит Хосок, возобновляя свои движения. Чимин стонет от похвалы, и его бедра начинают дрожать. — Хочешь сказать что-то еще?       — Ты был, ах… ты так потрясающе танцевал, — Чимин вспоминает, как он смотрел на выступление своего парня. Вспоминает, как заворожено пялился и впитывал в себя его образ, движения и взгляды. Не проходит и пяти секунд, как Чимин кончает в чужой кулак с надрывным стоном. Парень сводит свои колени и даже немного привстает на пальцы, когда ощущает эту крайнюю точку удовольствия. Хосок убирает свою руку из штанов парня, ловко оборачивая размякшее после оргазма тело, впиваясь в покусанные и наверняка распухшие губы поцелуем. Как только воздух заканчивается, ему приходится аккуратно опустить Чимина на пол, чтобы дать ему немного отойти. Пока Чимин сидит, привалившись спиной к стене, Чон подходит ближе к выходу, вслепую шаря по стене, чтобы найти включатель. Через минуту поисков комнату озаряет такой яркий свет, что приходится зажмурить глаза. Привыкнув к резкому освещению Хосок смотрит на раскрасневшегося и взъёрошенного Чимина.       — Ты как? Чимин только поднимает большой палец вверх, все еще тяжело дыша.       — Адово хочу пить, — говорит он, понемногу поднимаясь, чтобы привести себя в порядок. Чимин смотрит на себя в зеркало, и по нему совершенно точно понятно, чем они тут занимались. Он наспех поправляет на себе одежду, когда старший подкрадывается сзади, укладывая руки на чиминову талию. Чимин чувствует, как что-то снова упирается ему в задницу, и это точно не кошелек или ключи.       — Давай поедем домой, — предлагает старший, смотря на покусанные губы Чимина.       — А вечеринка?       — Плевать на нее. И Чимин, ухмыляясь, коротко кивает. Он выбирается из объятий, и, хватая старшего за руку, начинает тащить к выходу. Внезапно в голову закрадывается мысль о том, слил ли кто-то уже видео с Хосоком на Ютуб. Скорее всего, что да, и Чимин точно знает, что конкретно залипнет на нем, ведь кто он такой, чтобы противиться своим собственным маленьким фетишам?