Любовь, как в кино

      Наряжаться дураком Федя, конечно же, не стал, подбирая шутовской наряд, он хотел посмотреть на Димкину реакцию. Друг ожидания оправдал в полной мере: его подначки и оглушительный смех, как обычно, вызвали у Федьки улыбку, существенно улучшив настроение.       В конечном итоге, из всего своего барахла Томилов выбрал вполне приличный синий джемпер и серые классические брюки. Приняв душ, приоделся, покрутившись у зеркала, посокрушался о том, что этот джемпер хоть и приятно льнет к телу, но уж слишком подчеркивает его плоский подтянутый торс, довольно мускулистую грудь и широкие плечи, а v-образный вырез вызывающе открывает взору глубокую яремную ямку, чуть ниже которой болтается золотая подвеска в виде завывающего на Луну волка, сверкающего ярким сапфировым глазом.       Несмотря на то, что Федин вид не соответствовал образу зачуханного замухрышки, снимать украшение он не стал, так как со смерти матери не расставался с ним ни на мгновение, и джемпер переодевать тоже, ограничился лишь тем, что пригладил челочку и натянул на нос свои дурацкие очки.       Накинув пуховичок, надев ботинки и подмигнув Димке на прощание, вышел из квартиры, уверенный в том, что очень скоро вернется назад. Он вообще для себя решил поприсутствовать на празднике года для проформы, выпить пару бокалов шампанского и свалить домой при первой удобной возможности.       Около семи вечера Томилов вошел в банкетный зал не самого лучшего в городе ресторана. Осмотревшись по сторонам, увидел в дальнем и темном углу столик, за которым разместились Ирина с Наташей. Девчата помахивали ему ладошками, давая понять, что именно это место выделили для работников склада. Федька саркастично усмехнулся: он вовсе не ожидал, что их посадят за главный стол, но и на такое пренебрежение не рассчитывал. Но делать нечего, что есть, то есть, он направился к девчонкам, по пути рассматривая окружающую обстановку. Честно сказать, ничего необычного он не увидел. Хотя нет, его поразило обилие сверкающих блесток на платьях прекрасных дам, но, пожав плечами, он подумал, что Новый год и есть Новый год. Словно в ответ на его мысли, Наташа поднялась со стула и обмотала Федину шею колючей, пушистой мишурой со словами:       — Федор, не будьте таким скучным.       Он улыбнулся ей в ответ и присел за столик. В это же время послышались аплодисменты и на помост, играющий роль сцены, поднялся молодой человек в белом костюме:       — Раз, раз, раз, — прокричал он в микрофон, — вечеринка в честь Нового года, считайте, началась!       Феде происходящее на сцене было не интересно, он рассматривал закуски, решая, чего бы такого положить себе на тарелку. Его опередила Наташа, решив за ним поухаживать, как за единственным мужчиной за столом, принялась с усердием накладывать ему всего понемногу. Потом дружно поднимали бокалы, чокались и выпивали, весело болтали, вскользь наблюдая за происходящим вокруг. Ирина, утратив серьезность, травила анекдоты, вынуждая своих компаньонов взрываться оглушительным смехом. Наконец, немного охмелев, девушки встали из-за стола и присоединились к общему веселью, оставив Федора в гордом одиночестве попивать весьма недурное шампанское.       Надо сказать, Федю и вправду возмутило то обстоятельство, что столик им выделили самый дальний и непрезентабельный рядом с выходом к туалетным комнатам, но после того, как закончилась основная программа, начались игры и прочие забавы, он изменил свое мнение — такое местоположение давало ему возможность спокойно и незаметно наблюдать за шапито, развернувшимся у сцены. Кроме того, его никто не дергал и не приставал к нему с глупостями.       Томилов медленно потягивал шипучее вино, при этом без палева любовался генеральным директором, признавая, что Максим Игоревич не только красивый и притягательный, но и заводной: Бутко без стеснения и комплексов принимал участие в самых нелепых игрищах, подбадривал тех, кто дурачился не хуже него, провоцировал на отчаянные поступки скромных девиц и зажатых парней.       Федька смотрел на то, как Ольга Владимировна с царственным видом восседала за своим столом, в забавах участия не принимала и лишь снисходительно хлопала в ладоши тогда, когда для этого был повод.       Вот так он и сидел в дальнем уголке, никому не нужный и никем не замеченный, наблюдая за весельем со стороны. Наевшись до отвала и прилично захмелев, игристое вино ударило в голову неожиданно, как-то враз, Федор решил, что пора и честь знать. Но только он надумал встать из-за стола и по-тихому свалить, к нему подошла Лариса со словами:       — Федя, я никак не пойму, ты дурак или вправду недалекий?       Томилов растерянно посмотрел на разряженную девушку, отмечая, что в этом удивительно красивом платье она выглядит довольно симпатичной, и снова присел на стул. Лара стянула с него очки и изящной ручкой растормошила его волосы:       — Вот так-то лучше. Ты, оказывается, настоящий красавчик. А я так и думала, — удовлетворенно промурлыкала девушка и чуть отстранилась для того, чтобы насладиться произошедшей с Федором метаморфозой.       Полюбовавшись обновленным Томиловым, Лариса решила поправить его челку и придать ей пристойный вид. Он рассмеялся, непроизвольно откинул голову в сторону, в попытке избежать шаловливых пальчиков, и встретился взглядом с генеральным директором, спешащим к туалетным комнатам по своим делам. Взглянув на Федора без маскарада, тот замер на месте, уставился на него так, будто увидел привидение, потом мотнул головой и с задумчивым видом двинулся дальше, туда, куда шел.       «Пора валить», — решил Федя и, дождавшись, когда Лариса наиграется и уберется восвояси, направился на выход из банкетного зала, но на полпути его перехватила Наташа.       — Федор, я приглашаю вас на танец, — прощебетала она, стрельнув в него опьяневшими глазками.       Федя не смог сходу придумать, как тактично ей отказать, и, словно телок на веревочке, двинулся вслед за девушкой в самый эпицентр праздника — на площадку для танцев, совершенно упустив из виду тот факт, что у него больше нет дурацких очков на носу и челка уже не прилизана, а задорно прикрывает часть лица, придавая ему вид гламурного красавчика.       Под «Rockstar» Наташа прижалась к Федору большой мягкой грудью, провоцируя его на ответные действия. Он обнял девушку за талию настойчиво, но нежно, от нее пахло духами с ярко выраженной нотой его любимых лионских лилий. Млея от прикосновений пушистых волос к его щеке, он упивался их ароматом и покачивался в такт музыке. Все происходящее здесь и сейчас, а также выпитое изрядное количество шампанского кружило ему голову, он чувствовал себя расслабленно и спокойно до тех пор, пока не посмотрел в сторону Бутко. Тот восседал рядом с Беспаловой и уже не искрился безудержным весельем, а пожирал Федора гневным взглядом. Вид гендиректора показался Феде настолько забавным, что он широко улыбнулся ему и подмигнул, сразу же переключив внимание на свою партнершу.       Когда танец закончился, Федор остался на танцевальной площадке. Зажигательно извиваясь под музыку, он ловил восхищенные взгляды прекрасных дам, чувствуя себя королем жизни; купаясь в женском внимании, упивался осознанием того, что сейчас для них привлекателен именно замухрышка Томилов, а не хозяин Холдинга «Сапфир».       Одна композиция сменяла другую, а Федор и не думал взять передышку. И лишь когда его горло пересохло настолько, что даже дышать стало больно, он все же решил сделать небольшой перерыв, счастливый и веселый увлек за собой Наташу к их столику и, разлив играющий пузырьками напиток по бокалам, произнес тост:       — С наступающим Новым годом, — и залпом выпил все до дна, с удивлением признавая, что происходящее здесь ему даже нравится. Пусть он и просидел в одиночестве за своим столиком почти весь вечер, но эйфория праздника не оставила его равнодушным, и сейчас Томилов с удовольствием составлял компанию красивой девушке, совершенно позабыв о том, что еще совсем недавно собирался уйти домой.       Наташа опустошила свой бокал, снова налила шампанского себе и Томилову, чокнувшись с ним, убедилась в том, что он выпил все до последней капли, и вернулась к танцующему народу с целью соблазнить новенького торгового менеджера. Проводив ее взглядом, Федя присел за столик с намерением перевести дух, но скучать ему не пришлось — рядом возник Максим Игоревич:       — Федор Иванович, пойдемте со мной. Я хочу поговорить с вами. — Его тон не терпел возражений, поэтому Федька согласно кивнул и проследовал за гендиректором в подсобку.       Генеральный директор открыл перед ним дверь, ведущую в узкое темное помещение, жестом предложил пройти первым. Стоило Томилову преступить порог, как он оказался заключенным в кольцо сильных рук Максима Игоревича.       — Федор Иванович, — прерывисто прошептал ему на ухо Бутко, крепко прижимаясь к нему сзади, — зачем же вы решили бросить меня в том ужасном клубе, после того, как подарили самый волнующий поцелуй в моей жизни?       У Феденьки подкосились коленки, в голове промелькнула мысль: его узнали, и что же теперь делать? Он стоял, как замороженный, не в силах пошевельнуть ни рукой, ни ногой, находясь в ступоре, ошеломленный происходящим, перебирал в своей пьяной голове возможные варианты развития событий. Во-первых, если отдаться на волю своему желанию, то это служебный роман, а такого он допустить не мог. Во-вторых, Томилов ни в коем случае не собирался подставлять кому бы то ни было свой зад, а настырное поведение Максима говорило о том, что он явно ведущий и Феденьке по-любому придется взять на себя пассивную роль. В-третьих, Федор отчаянно стремился избегать подобного рода отношений, вот не хотел он вновь наступать на старые грабли: отдать свое сердце мужчине и в конце концов оказаться преданным. Следовательно, надо бежать прямо сейчас, пока не поздно.       Но, несмотря на разумные доводы и выводы, Федя не спешил ретироваться: он попросту поплыл от близости крепкого тела желанного мужчины, о котором так долго мечтал, от горячего дыхания, опаляющего ухо, от горького аромата туалетной воды и явного возбуждения гендиректора, упирающегося ему в ягодицу.       Федькино сердце прыгало от радости, скакало, выделывая сальто-мортале, а внутренний голос в это время оглушительно вопил о том, что все это недопустимо, принуждая его немедленно принять правильное решение. Томилов попытался взять себя в руки, дернулся в попытке высвободиться из крепких объятий и возмущенно выкрикнул:       — Максим Игоревич, что вы делаете?       Развернув Федора к себе лицом, Максим с силой толкнул его к стене, прижавшись к нему всем телом, пресекая возможность вырваться из сладкого плена, прошептал, касаясь губами уха, вынуждая Федю непроизвольно поежиться от восторга:       — Только не говори, что ты меня забыл. И не говори, что тебе не понравился наш поцелуй. — Чуть отстранившись, он заглянул ему прямо в глаза и уже громче сказал, как отрезал: — Не понимаю, к чему эти игры? Даже если ты против, поверь, я найду способ, ты будешь моим. Я всегда получаю все, что мне нравится.       В Федькиных жилах взбурлила кровь, разбавленная изрядным количеством выпитого алкоголя, в душе встрепенулось ретивое и что-то еще, полоснувшее по нервам, что-то такое, что заставило Томилова, прищурив глаза, растянуть губы в зверском оскале и вкрадчиво произнести:       — Ты уверен в своих силах? К твоему сведению, я только сверху.       Бутко пару секунд всматривался в его лицо. Приняв для себя какое-то решение, он ослабил хватку и отступил в сторону:       — Простите, Федор Иванович, погорячился, — сказал, ухмыльнувшись, и вышел за дверь, оставив Федю в одиночестве и темноте, разбавленной светом тусклой Луны, заглядывающей в окно.       Такое неожиданное отступление задело Томилова не на шутку, он разом позабыл все свои возражения и разумные доводы, кроме того он был достаточно пьян, чтобы находить такую игру интересной, а ведь всем известно — если у Феди возник интерес, то пиши пропало. «Мы еще посмотрим, кто здесь берет все, что нравится!» — с такой мыслью он покинул подсобку и направился на поиски Максима Игоревича.       Томилов бродил в толпе веселых людей, по пути опустошая протянутые ему бокалы с шампанским. Он чувствовал себя пьяным в стельку, брошенным и несчастным. Правда, ответить на вопрос, что ищет и кто его бросил, Федя не мог, потому что это было уже не важно. В конечном итоге, уставший от бесцельного шатания по банкетному залу, он вызвал такси и отчалил домой, где его ждал верный и добрый дружище, его драгоценный Димка.       Федя открыл глаза, обвел взглядом комнату и удовлетворенно улыбнулся. Он проснулся в своей квартире — это одновременно и радовало, и успокаивало, Томилов совершенно не помнил, как добрался до дома. Последнее, что сохранилось в его памяти — это мягкая упругость Наташиной пышной груди и аромат лионских лилий, дальше пробел и полное забвение.       Федька оторвал голову от подушки и замычал от боли, пронзившей виски острыми иглами. Осторожно сел, откинул одеяло: на пол с глухим стуком упала недочитанная книга. Федя спустил ноги с кровати, потянулся за ней и снова замычал — боль запульсировала внутри черепа с удвоенной силой. На шум заглянул Димка.       — Проснулся? Как самочувствие? — спросил, пряча улыбку за сочувствующим выражением.       — Хреново, башка раскалывается, — буркнул Томилов.       Димка кивнул и исчез, но через пару минут вернулся, протягивая Федьке стакан с водой и шипящей в ней таблеткой.       — Вот, выпей, полегчает.       Федор в несколько жадных глотков проглотил лекарство и пожаловался:       — Есть хочу, как собака.       — Неудивительно, хорошо, что тебя вчера вырвало, — ответил Димка, забирая пустой стакан.       — Меня рвало?       — Ага, как одержимого бесом, — хохотнул друг, и предложил: — Приходи на кухню, я яйца пожарю.       Томилов направился в ванную, освободив мочевой пузырь, встал под горячие струи, бьющие из душевой лейки, с наслаждением смывая со своей кожи похмельный дух. Вскоре подействовала таблетка и головная боль поутихла. Прислушиваясь к своему организму, Федор сделал вывод, что все не так уж и плохо: учитывая количество выпитого им алкоголя, могло быть намного хуже. Вымыв голову ароматным шампунем, прошелся по телу мыльной вихоткой, тщательно ополоснулся. Погладив ладонью колючую щеку, со вздохом приступил к бритью.       Вскоре посвежевший и достаточно бодрый, прошел на кухню, уселся за стол и с жадностью накинулся на шипящую глазунью, которую Димка поставил перед ним прямо в сковороде.       Утолив голод, налил себе чай и, вернувшись за стол, посмотрел на друга:       — Ну, и? Чего мылишься?       Димка кокетничать не стал, и прямо в лоб задал волнующий его вопрос:       — Что, эксперимент закончен?       — О чем ты? — удивленно спросил Томилов, отхлебнув горячий напиток из своей кружки.       — Ты вчера завалился пьянющий в говно, повис у меня на шее и орал с полчаса, как умалишённый, о том, что влюбился в своего генерального.       — Быть не может! — темпераментно возразил Федор.       — Тогда, кто же врет? Ты или я?       — Дим, ничего не помню. Давай забудем об этом?       — Не хочу, — ехидненько улыбнувшись, поддел его друг, — мне очень интересно посмотреть на этого генерального.       — Дима, говорю тебе — это пьяный бред. Ни в кого я не влюблен. Ясно?       — Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Колись, кто он такой.       — Блядь, бесишь, — психанул Федор, поставив опустевшую кружку в мойку, выскочил из кухни и закрылся в своей комнате.       Он сидел на кровати, подтянув колени к подбородку, и задумчиво грыз ноготь на большом пальце руки. Ему и вправду стало интересно, что такого произошло на корпоративе, после чего он так нажрался и выдал Димке свою сокровенную тайну. В том, что он влюблен в Бутко, Федька признался себе давно, но и то, что это совершенно бесперспективное чувство, он знал наверняка — не верил Томилов в настоящую искреннюю любовь между мужчинами. Федор был уверен в том, что все образуется, сотрется и в сердце, и в памяти, нужно лишь не позволить себе пойти этому чувству навстречу, а задушить его в самом зародыше.