Двуликие

Сражающемуся с чудовищами следует позаботиться о том, чтобы самому не превратиться в чудовище. Фридрих Ницше

       — Вот козлина обидчивая, — возмутился Юнги, в пятый раз набирая номер на телефоне и выслушивая надоедливую порцию гудков. — Неужели даже трубку не возьмешь?       Практически доехав до нужного адреса, детектив внезапно понял, что безумно проголодался, и машинально остановился у небольшого ресторанчика домашней кухни. День был напряженный, а у него маковой росинки с утра во рту не было, он уже чувствовал, как упало давление, настроение и вообще всё, что может упасть.       Заказав самую большую порцию рамена и свиные ребрышки, Юнги принялся механически поглощать пищу, при этом ни на минуту не забывая о деле. Чтобы уговорить друга помочь, придется неплохо постараться — в прошлый раз тот ясно дал понять, что больше и пальцем не двинет ради него.       «Наверное, стоило прихватить какую-нибудь взятку или подарок», — запоздало очнулся Шуга и стал напряженно вспоминать любимую марку бренди товарища. В голове отчаянно крутилось несколько названий, но ни одно так и не всплыло на поверхность.       Заглушив голод, детектив вернулся в машину, включил навигатор и посмотрел, где находятся ближайшие магазины алкоголя, но он уже отъехал достаточно далеко от центра, а офис находился в такой заднице, что рядом не было ни одного приличного магазина.        — Не судьба, дружище. И вообще пить вредно, — пришел он к выводу, закуривая и выдыхая порцию дыма в приоткрытое окно, пока медленно подъезжал к нужному месту.       Со времени последнего визита там ничего не изменилось. Всё то же серое двухэтажное здание, неприметное и ничем не привлекательное; всё также никаких вывесок; и все та же кафешка-булочная по соседству, в которой вечно нет посетителей. А вокруг пустые незаселенные дома, какие-то подворотни и мрачные переулки. Мертвый район. Но зато место не людное, именно то, что нужно для сохранения анонимности клиентов.       Притормозив рядом с дорогущим черным тонированным мерседесом, Юнги уставился на крутую тачку. Больше никого припаркованного около офиса не было, а друг его ни за какие коврижки сам не сядет за руль, так что можно предположить, что машина ему не принадлежит. Скорее всего, клиент, причем далеко не бедный, очень не бедный, у самого Юнги даже пальцы на ногах поджались от зависти — всегда хотел подобную тачку, но, чтобы на такую заработать, ему ещё пахать и пахать. Лет триста. И вообще — с такими успехами, какие у него сейчас на работе, эта мечта, скорее всего, так и останется несбыточной мечтой, отложившись негативной кармой на все последующие жизни.       Рассматривая машину, Юнги вбил в интернет-поисковик её модель и тяжело сглотнул — таких в Корее было не больше полусотни, и ездили на них только очень-очень крутые ребята. Так что за птица залетела в такую глушь?       Ещё раз набрав номер, послушал гудки и бросил телефон на сидение.        — Ну и хрен с тобой. Так припрусь, без предупреждения и приглашения. И даже без выпивки.       Но из машины так и не вышел, глядя то на вожделенную тачку, которая с каждой минутой казалась все краше, то на выход из здания — если на приеме сейчас какая-то крутая шишка, то лучше не нарываться и не начинать возобновление отношений со старым другом с конфликта. Ждать пришлось долго, прием обычно длится час, максимум — полтора, и время уже давно было исчерпано. Засомневавшись в том, что стоит продолжать ожидание, Юнги захлопнул за собой дверь и направился к месту назначения. Возможно, машина принадлежит не клиенту и вообще просто так тут стоит, а он как дурак сидит уже два часа и ждет с моря погоды.       Поднявшись на второй этаж, он осторожно выглядывает в коридор. Там никого нет, место миловидной секретарши, которую он запомнил по последней встрече, тоже пустует. Психанув на свою нерешительность, Юнги уверенным шагом направляется к единственной двери с именной табличкой «Ким Намджун — частный психолог». Он уже почти стучит, как та внезапно отворяется, открывая вид на просторный светлый кабинет и на Намджуна, у которого от удивления расширяются глаза. Пока психолог придерживает дверь, из кабинета выходит парень. Черные блестящие волосы, черная одежда и черные бездонные глаза делают его похожим на бога смерти. Юнги словно током бьет, он стоит как статуя, а незнакомец скользит мимо, едва не врезавшись в него, но внезапно очень ловко и как-то грациозно уворачивается — детектив готов поспорить, что парень использовал некий балетный прием, при этом даже не взглянув в сторону внезапной помехи.        — До встречи. И подумай еще раз о нашем разговоре, — прощается Намджун, но тот никак не реагирует, через несколько секунд бесшумно скрываясь на лестнице.        — Какого черта ты тут забыл, Мин Юнги? Я же обещал спустить тебя с лестницы в тот же момент, как только увижу.        — Кто этот парень? — спрашивает Юнги, практически забыв о цели своего прихода, и почему-то сразу ревниво посмотрев на Намджуна. — Любовничек?        — Ах ты ж пидор старый! — взрывается психолог, вмиг забыв о напускной серьезности, интеллигентности и о том, что он вроде взрослый адекватный человек. Схватив Шугу за шиворот, он тащит его к выходу. — Вали отсюда, пока в окно тебя не выкинул, недоросль сушеная!       Детектив наконец вспоминает, что всё-таки пришел сюда не для разборок и вообще хотел помириться, поэтому раскидывает руки, вцепившись мертвой хваткой в дверной проем. Намджун выше и, по идее, сильнее, но Юнги тоже не промах, старательно держится и кричит:        — Переговоры. Я пришел на переговоры. Нельзя выбрасывать парламентера за борт!        — Можно, если он говнюк, — невозмутимо заявляет Намджун, но напор ослабляет. — Вы только посмотрите, как раскорячился. Ладно-ладно. У тебя есть три минуты, и за это время ты должен привести мне достаточно веский аргумент, чтобы я тебя не убивал.        — Я из полиции. Меня нельзя убивать, — усмехается детектив, готовясь получить очередной, в принципе, заслуженный пендель.        — Ну ладно.       Его внезапно отпускают, и не ожидавший такого финта Шуга едва не садится на пол. Он недоуменно смотрит на друга, беззвучно то открывая, то закрывая рот и не зная, куда деть невысказанные оправдания. Промолчать или всё же начинать оправдываться и извиняться?        — То есть ты меня прощаешь?        — А ты пришел извиняться?       По выражению лица сразу становится ясно, что ни один, ни другой не предполагали такой поворот событий: то есть Намджун не собирался прощать, а Шуга и не планировал извиняться, но продолжать конфликт дальше уже как-то бессмысленно и неинтересно.        — Просто мне надо с тобой поговорить. И раз ты сам пришел и извиняешься…       Юнги, словно лимон съел, кривится, не таясь, услышав намеренную паузу в предложении, а потом думает и кивает. Лучше уж так. Он не ребенок, чтобы упрямиться. Тем более даже без слов это было большее, на что он был способен, и психолог прекрасно это знал. Судя по его взгляду, он остался вполне доволен, конфликт теперь исчерпан.       И вот Юнги сидит на мягком маленьком диванчике на коротких кривых ножках и наблюдает, как Хосок — помощник и по совместительству секретарь Намджуна — разливает кофе по чашкам и ставит на стол печенье в ажурной плетеной корзинке. Хосоку явно любопытно, он с пристальным интересом смотрит на детектива, а потом с ухмылкой на психолога, но молчит. Шуга не думает, что может быть интересен — внешность у него довольно заурядная, даже скучная: он невысок, худ и бледен, а коллеги всегда говорят, что из-за своей постоянно кислой физиономии он похож на недовольного старика и ведет себя как старик. Постоянно брюзжит, вечно угрюмый, сонный и всегда носит скучные черные шмотки, которые делают его совершенно неприметным и незапоминающимся. И никто ни разу не подумал, что Юнги вполне устраивает его стиль, и вообще черный — это его любимый цвет, он его успокаивает.       А вот Хосок яркий, начиная от аляповато-кислотных кроссовок до свитера всех цветов радуги, улыбчивый и чем-то напоминает солнышко. От него даже пахнет солнечно, чем-то апельсиновым и свежим. Он бросает кокетливый взгляд в сторону детектива, подмигивает, и тот чуть не давится крошками печенья, отчего смущается и жалеет, что повелся на халявную сладость.        — Я могу идти домой?        — Конечно, ты свободен до завтра. Только приди на час раньше, мне с отчетами надо разобраться, — Намджун выдыхает, а потом вдруг добавляет с нажимом: — Возьми такси, не ходи пешком. Сам знаешь почему.       Тот кивает и скрывается за дверью, бросив многозначительное и тягучее «до свидания» не то Намджуну, не то Юнги, но детектив уже теряет к нему интерес, зацепившись за предыдущую фразу. Это просто беспокойство о сотруднике, или Хосок немного ближе заурядного сотрудника? Нет, Намджун натурал до мозга костей, так что за фразой, скорее всего, скрывается совсем иной смысл. Оставляет в уме пометку, чтобы не забыть и аккуратно всё разузнать. Почему-то это кажется важным.       Намджун молча сидит и перелистывает документы, потом закрывает папку и смотрит на Юнги. Тот ерошит волосы на затылке и криво улыбается. Ему хочется курить, но пепельницу никто не предложил, значит, придется терпеть.        — Зачем пожаловал? Выглядишь хреново, если честно. Выпиваешь?       «Ну вот, началось», — это немного не то, что нужно, но детектив привычно огрызается, потому что ещё точно не знает, с чего начать разговор. — Тебе на первый вопрос ответить или на второй?        — Наверное, на первый. По второму и так все ясно, — парирует он, и Юнги закатывает глаза.        — Айгу, Намджун, ты не меняешься. Всё такой же говнюк с языком без костей.        — А ты всё так же, как и десять лет назад, реагируешь. Так что же тебя привело?       Юнги собирается с духом и начинает выкладывать подробности дела «Ночного Охотника», он даже протягивает товарищу флешку с материалами. Намджун не ломается, незамедлительно открывает ноутбук и подключает её. Бегло листает фото жертв, нервно кусает пухлые губы и морщится, но, в принципе, держится хорошо и даже как-то не сильно удивляется всему.        — Сколько уже жертв?       Психолог неожиданно быстро переходит к делу, и Шуга не выдерживает, вскакивает с места и начинает нарезать круги по кабинету. Ему хочется пожаловаться, вывалить наболевшее и, наконец, прийти к неким выводам. Ведь ничто так не помогает понять суть дела, как объяснение этого самого дела кому-то ещё. Происходящее так сильно напоминает их старые посиделки, что где-то в глубине души у Юнги немного щиплет обида, но он запихивает её подальше. Не время рефлексировать.       — За три года — тринадцать. В шестнадцатом году три жертвы, по одной на каждый месяц осени. Наибольший пик убийств пришёлся на октябрь–ноябрь семнадцатого — за этот период найдено восемь жертв. Убивал хаотично, а не в определённые дни недели, — Юнги закусывает губу и смотрит в одну точку, вспоминая то непростое для отдела время. Несколько человек не выдержали и уволились, а сам детектив до сих пор иногда видит кошмары, забыть такое он не сможет никогда. — Выпотрошены зверски: расчлененка, содранная кожа, цветы во рту. Сам видишь на фото. В восемнадцатом было тихо, хотя мы готовились к осеннему обострению, и вот в этом году снова… За две недели два новых трупа. Словно долго терпел и сорвался. Почерк тот же, разве что могу добавить: он совершенствуется. Все жертвы полностью обескровлены, кожа снята профессионально, если так вообще можно говорить о снятии человеческой кожи в наше время. Тела покрыты воском, надрезы очень аккуратные, точные. Свидетелей нет, улик нет, зацепок — всего одна, и то обнаружили её только сегодня, хотя боюсь, что толку от неё будет немного.        — Тринадцать… — тихо повторяет Намджун.        — Именно! Боюсь, год закончится кошмарно. Этот чертов серийный убийца настоящий псих и останавливаться явно не собирается. Все жертвы в возрасте от девятнадцати до двадцати пяти лет, молодые, красивые, перспективные. Последний убитый — очень популярная модель из известного агентства, все остальные тоже в той или иной мере связаны с шоу-бизнесом, кто моделями подрабатывал, кто рекламировал что-то или были трейни.        — То есть выбирает только красивых. Он может и сам быть связан с миром шоу-бизнеса, — Намджун листает фото убитых, выискивая похожие черты. — Не вижу ничего общего между ними: внешность, рост, волосы, глаза… ничего. Только работа у всех схожая.       — Это мы уже проверили. Подумали, возможно, у него личные счеты? Неудачная карьера, хотел стать актером или айдолом, не срослось, обиделся на весь мир, начал мстить. Или он просто урод, имеет некие физические увечья и так компенсирует свои недостатки, уродуя других.        — Слишком мелочно. Он не уродует людей, он творит искусство, — заметив возмущение на лице Юнги, психолог моментально добавляет: — В своем извращенном понимании, конечно. Посмотри, — повернув ноутбук экраном к собеседнику, продолжает: — Наклон головы, невинное выражение лица, кстати, как он добивается этого? Облачение в нарядную одежду, связанные белыми лентами руки и цветы во рту и груди. Похоже, для него это словно игра в куклы. Или… таким образом он оставляет послание.        — Какое, к черту, послание?        — Послание тому, для кого эти вещи значимы… — Намджун щурится и замолкает на полуслове с открытым ртом, а потом захлопывает его и разводит руки в сторону: — Нужно еще поразмыслить над мотивами.       Юнги чувствует нечто неуловимое, ускользающее от его внимания и внимательно смотрит в глаза другу. Тот взгляда не отводит, но детектив вдруг понимает, что Намджун недоговаривает. Уж слишком у него встревоженный вид и слишком сосредоточенный взгляд. Как-будто обдумывает нечто важное, будто пришел к некоему умозаключению, но окончательного решения пока не принял.       «Не ходи пешком. Сам знаешь почему…», — вспоминает он недавние слова Намджуна, а потом хозяина крутой тачки на входе, и его тёмные бездонные глаза, от которых волосы становятся дыбом. Кто он? Зачем приходил? Юнги едва не задает вопрос вслух, но обрывает себя — ещё не время. Он не хочет спугнуть психолога чрезмерным и, возможно, неуместным любопытством, ему нужна помощь.       — Еще есть идеи?       — Дай-ка подумать. Ясно одно: для Охотника осень является значимым периодом. Сентябрь, октябрь, ноябрь… Сначала он убивал в каждом месяце, а последующие года пропускал сентябрь, но убивал больше. Почему?       — Мы можем не знать обо всех жертвах. Он всегда делает представление с помощью очередного убийства. И у него всегда идеально отработаны детали. Может, у него бывают неудачные… убийства? Такие, которые он не выставляет напоказ. Не добился нужного эффекта во время пыток — представление отменяется.        — Или сентябрь для него больше не имеет значения.        — Что ты имеешь в виду?        — Просто размышляю, — отмахивается Намджун.        — Так ты поможешь понять и поймать этого психа? Слишком много людей погибло, нам понадобится любая помощь, — спрашивает он с надеждой, хотя и не верит, что тот быстро согласится. Но Намджун внезапно кивает и сдается без боя.        — По рукам. Поймаем этого ублюдка. Он слишком заигрался. Не обещаю, что смогу его понять, но я попытаюсь.