Тот, кто контролирует других, силен, но тот, кто в силах контролировать себя — еще сильнее. Лао Цзы
Ничто так не выбивает из колеи так, как нарушенные планы. Чимин рассчитывал проваляться весь день в постели, либо втыкая в потолок, либо лопая пузыри в игре на телефоне. Настроение соответствует лишь ничегонеделанью, но Сокджин плевать хотел на его рефлексию и тем более на его планы, он вламывается в комнату, даже не постучав в дверь, чем дико бесит. В голове у парня вспыхивает яростная мысль, что он не прочь остаться совсем один во всем мире, лишь бы его никто не дергал. Хочется кого-то убить, можно даже с особой жестокостью. Но через несколько секунд агрессия уходит, это же Сокджин, на него невозможно злиться, его невозможно ненавидеть, и Чимин просто садится на кровати, тупо глядя стеклянными глазами себе под ноги. — Почему ты ещё не одет? Посмотрев на Сокджина, Чимин закатывает глаза. — Только не говори, что мне нужно опять ехать к этому… — он запинается, видимо, подбирая слово поприличней, и выплёвывает, словно ругательство, — психологу? — Ты обещал, — давит Сокджин. — Джин, я не обещал. Я сказал, что попробую. Попробовал, даже два раза, и чуть не сдох там, развлекая того докторишку; мне не понравилось и повторять больше не хочу. Эта штука не работает, давай просто оставим всё, как есть. — Черт бы тебя побрал, Пак Чимин! Ты опять за старое? — мужчина повышает голос и впивается пальцами в дверной проем так сильно, словно хочет выломать его. — Как ты не поймешь? Ну же, дружище, помоги мне! Я не всегда смогу быть рядом. Ты должен двигаться вперед, а не падать ещё ниже! — Я знаю, — голос Чимина дрожит, и он судорожно сглатывает. — Знаю и готов к этому. — К чему готов? Скажи? Вот что ты будешь делать, если меня вдруг не станет? Давай, расскажи мне, я весь во внимании! Разговор явно не в то русло уходит, и размышлять над ответами на подобные вопросы категорически не хочется. Хотя Чимин уже давно думал над тем, что однажды его друг не выдержит и свалит к чертям собачьим, найдет себе девушку или парня, на худой конец. Нормального такого, адекватного, без тараканов и заморочек: он не будет падать в обморок при любом удобном и неудобном случае; не станет шарахаться от дружеских объятий; с которым можно спокойно поговорить обо всем на свете, не боясь нарушить хрупкое душевное равновесие, сказав что-то не то. Чимину много чего хочется ответить, но язык немеет, не поворачиваясь. Он лишь открывает рот, но не может произнести ни единого звука в свое оправдание. Последнее время всё сложнее контролировать свои мысли, везде виднеется подвох и заговор. Ему вдруг кажется, что за словами Сокджина скрыто нечто большее, нечто страшное, и разум отказывался даже принимать подобное, отвергая мысль, словно инородное тело. «"…Если меня вдруг не станет". Что он имеет в виду?» — мысленно ужасается Чимин и смотрит в глаза другу. Он не сказал, что однажды уйдет, он сказал «вдруг не станет». Увиденное не радует. С каких пор в его глазах столько боли? Неужели это он довёл ранее ничем непоколебимого и жизнерадостного человека до такого состояния? Сокджин сильно похудел, стал бледный, под глазами залегли тени, и в целом выглядит очень устало. Ко всем внутренним проблемам Чимина добавляется острое чувство вины перед другом. Да и не друг ему Сокджин давно, а скорее брат, потому что ближе и роднее человека у него никогда не было и не будет. Если он и готов чем-то пожертвовать, наступить себе на горло вопреки любой логике и чувства самосохранения, то только ради него. — Дай мне десять минут. Избегая лишних мыслей, Чимин открывает шкаф, вытаскивает слегка затертые кожаные штаны, видавшую виды, но жутко дорогую черную футболку с принтом в виде головы козла и с похабной надписью, переодевается. Парой ловких движений подводит глаза и укладывает волосы так, чтобы челка посильнее падала на глаза. Ему не хочется, чтобы на него смотрели. Ему не хочется ни на кого смотреть. Сокджин снова отвозит его к Намджуну, который бесит даже на расстоянии, находиться же рядом с ним было практически невозможно. Чимин чувствует острую неприязнь к человеку, который насильно лезет к нему в душу и мысленно жаждет его убить. Светлый просторный кабинет раздражает. Нежную кремовую обивку мебели хочется порезать на лоскуты, а веселенькие белые чашки в голубой цветочек — разбить о голову психолога. Собственно, самого психолога тоже хочется прикончить каким-то особо изощренным способом; почему-то вариант, где можно перерезать ему глотку, чтобы заставить навеки замолчать, кажется особо притягательным и даже творческим. Намджун говорит, не затыкаясь. Голос у него такой низкий, спокойный и размеренный — видимо, как раз таким голосом можно увещевать трудных подростков и асоциальных элементов, внушая, что хорошо, а что плохо. Чимину всё время слышатся в голосе нотки презрения и превосходства, ему кажется, что психолог совсем не хочет ему помочь, он хочет его разоблачить. В чем именно — пока непонятно, но это явно не похоже на желание помочь, и вопросы у него вроде ничего не значащие, но каверзные, Чимину неприятно их слушать, неприятно слышать его голос и совсем не нравится это место. Тут даже пахнет опасностью, стерильной правильностью и чем-то таким, что может ещё кардинальней изменить его жизнь в худшую сторону. «Он хочет вывернуть мои мысли наизнанку. Я ничего не сделал, но теперь постоянно чувствую себя виноватым», — раздражается Чимин и вдруг понимает, что злость здорово помогает справиться со страхом. Он знает, что боится. Его пугают чужие люди, кажется, страшно даже допустить мысль, что этот человек захочет приблизиться к нему и прикоснуться. А он явно хочет, потому что часто поднимается со своего места, проходит мимо и подходит к окну, поворачивается спиной и стоит так некоторое время. «Хочет усыпить мою бдительность и показать, что ему плевать на меня. Думает, раз повернулся ко мне спиной, то я решу, что он не опасен». — Что ты чувствуешь, Чимин? — спрашивает он в очередной раз, и парень вздрагивает, потому что психолог очень пристально смотрит. Отвести взгляд — показать слабость. Чимин щурит глаза и смотрит в ответ, зло и напряженно, глаза начинает саднить, сердце надрывается от ударов, но он терпит до тех пор, пока Намджун не отводит взгляд. Хочет порадоваться маленькой победе, но видит ухмылку на лице психолога, едва заметную, если бы не долбанные ямочки на щеках, то и не обратил бы внимания. «Он просто играет. Гребаный знаток человеческих душ, он понял, что мне нужна эта маленькая победа и дал её мне. Я ничтожество». Чимин замыкается ещё больше и уже не смотрит никуда, кроме как на носки своих ботинок, словно именно там средоточие всех ответов на все вопросы. Он ни на что больше не реагирует, лишь с периодичностью в минут десять смотрит на настенные часы, давая понять, как сильно тяготит его эта односторонняя беседа. Следующий сеанс через день, и всё повторяется. А потом ещё и ещё раз. Сегодня Чимину вдруг хочется, как в детстве, прикинуться больным, чтобы не идти в школу, но Сокджин непреклонен. Он снова бледнее обычного, а голос у него какой-то надломленный и тихий, как у больного. На все вопросы отвечает уклончиво и отмахивается, мол, работы много, завал, конец месяца, все дела. Парень не верит и, пока тот не видит, обыскивает его комнату, но ничего не находит. Это и радует, и озадачивает одновременно — Сокджин тот ещё чистюля, но сейчас всё прямо стерильно-идеально. Закрадывается мысль, что он что-то прячет, но доказательств никаких, и снова нет повода остаться дома. — Что ты чувствуешь? — опять этот дурацкий вопрос, который бесит и пугает. Бесит потому, что реально надоело и хочется избавиться от этой шарманки, а пугает потому, что Чимин одновременно чувствует слишком много и при этом не чувствует ничего. Он сам не знает, как определить, что творится у него в душе. — А что ты чувствуешь? — наверное, он испытывает к Намджуну не только чувство ненависти, теперь к нему примешалась и толика уважения. Всё-таки психолог оказывается не промах, он все ещё ему неприятен, но невозможно не признать, что этот человек с упорством осла добивается своего, несмотря ни на что. Намджун больше не улыбается. Он вообще очень аккуратен в последнее время, учёл предыдущую ошибку, и придраться к нему не за что. Это тоже бесит, и Чимин уверен, что не получит ответ на свой вопрос, но психолог отвечает, причем с достаточной искренностью в голосе, чтобы ему поверить. — Усталость. Задолбал ты меня жутко, Пак Чимин. Впервые вижу такого упертого человека. Каждый раз после общения с тобой мне хочется напиться до умопомрачительного состояния. Впервые за всё время Чимин чувствует нечто сродни удовлетворения и даже слегка улыбается. Глаза у него остаются серьезными, но даже так — большой успех. — Это взаимно, — ухмыляется он и внезапно добавляет: — Намджун-ши. Психолог удивляется. Чимин всегда груб, субординация для него явно на последнем месте. Никаких уважительных приставок, никаких поклонов, он даже не здоровается, и тут Намджун ощущает, что лёд всё же тронулся. Теперь главное не спугнуть. Но радуется победе он слишком рано. На этом общение заканчивается, словно парень исчерпал свой лимит этими несколькими короткими фразами. Видимо, всё же придется вводить тяжелую артиллерию.***
— Ну как он? Безумно интересно. Присев на краешек стола начальника, Хосок тянется за печеньем. — Сложно. Я уже себе весь мозг сломал, подыскивая к нему подход. — Хён, у тебя очень сексуальный мозг, с таким-то айкью, — подмигнул парень и улыбнулся. — Ты можешь хоть иногда не заигрывать? — психолог как обычно закатил глаза и тоже потянулся к вазочке с печеньем. С тех пор как он сделал Хосока своим помощником, тот постоянно приносит разные сладости на работу. Сначала это раздражало, а потом внезапно вошло в привычку: вот так сидеть по окончанию рабочего дня и, поедая выпечку или конфеты, обсуждать дела. — Не-а. Лучше расскажи мне о нём. — Заинтересовал? — Ещё бы. Я же был его фанатом. У меня даже автограф есть, дома в рамочке висит, хотя вряд ли он меня помнит. Через него миллионы фанатов прошло. И это же Пак Чимин — невозможно не хотеть не знать о нём больше. Но у меня чисто профессиональный интерес, ты не подумай ничего такого. Намджун хмыкает и ехидно ухмыляется. С Хосоком он знаком уже около года и неплохо изучил его натуру. Ему интересно всё, особенно если это «всё» симпатичное, загадочно-тоскливое и с интригующим прошлым. — Вообще, у меня курсовая на тему фобий и их влияния на жизнь человека. Можно я буду использовать материалы по этому делу? Задумавшись, Намджун замолкает. В принципе, если не использовать никакой конкретики и имен, то это будет очень даже интересно, о чём и сообщает парню. Хосок радостно хлопает в ладоши. — Хён, ты лучший начальник в мире! А теперь — подробности. Заодно вместе, может, чего полезного придумаем. Несмотря на то, что Хосок всё ещё студент и опыта имеет немного, голова у него соображает неплохо. Когда искал себе нового помощника, то профессор, у которого сам обучался, посоветовал перспективного студента, и Намджун ни разу не пожалел о своём выборе. Парень не только быстро и качественно выполняет все поручения, он ещё и проявляет собственную инициативу в разных делах, чем очень сильно помогает. Намджун даже спихнул на него ряд несложных, но кропотливых задач, а сам в это время предавался безделью, радуясь, что он начальник. А ещё Хосок чрезмерно общительный, весёлый и совсем не зажатый, несмотря на общение с начальством и старшими, это очень импонировало Намджуну, и поэтому они быстро подружились. — Он не хочет идти на контакт. Никак. Чимин крайне недоверчивый парень, он постоянно ожидает подвоха от меня. Обычные приёмы на нём не работают. — То есть, избавить его от гаптофобии* обычным способом не получится? Её же обычно толпой и лечат. — Не получится. У него всё намного глубже, не просто каприз. И вообще, там ещё подвязано многое. Честно говоря, я сам пока не уверен, каков точный диагноз. К примеру, прикосновений Сокджина он не боится, хотя и предпочитает избегать. Загадочно ухмыльнувшись, Хосок играет бровями и перескакивает на ещё одну интересующую его тему. — Последнее время вы много общаетесь. Он такой красавчик. И тачка у него крутая. И водит он виртуозно, не то что некоторые. Видел, как он лихо разворачивался на месте? — Не видел, — мямлит Намджун смущенно, хотя на самом деле наблюдал за этим в окно. Машины и вождение для психолога были чем-то сродни космических кораблей из далекого будущего — их освоение не представлялось возможным. — Так мы о Паке говорим или о тачках? Я думал, ты мне помочь хочешь, а у тебя в голове одни мужики. — Фу, хён, как грубо! Грубо, но абсолютно точно! — и парень заразительно хохочет, вызывая улыбку и у психолога. — А насчет нашей звезды — в идеале было бы вызвать у него приступ. И потом проанализировать, что сработало катализатором, ну и попробовать понять, где собака зарыта. — Ты такой засранец, Хоби. Это совсем неэтично и непрофессионально. Последствия предсказать невозможно. Может стать ещё хуже, — Намджун сам уже давно обдумывал, как провернуть подобный номер, но побаивался. Он не раз проделывал трюки по принципу «клин клином вышибает», но тогда пациенты были другими, и проблемы у них были попроще. А Чимин… он не такой, как все: в нём скрывается такая тьма, что страшно даже думать о ней, не то чтобы трогать и пытаться выпустить наружу. Сейчас монстр спит, а что будет, если его разбудить? Но понять первопричину — является главной задачей. Чимина похитили и что-то с ним сделали; что-то, что, возможно, навсегда убило в нём веселого и доброжелательного парня, породив нечто страшное, пока что скрытое в недрах души. — Иногда мне кажется, что он притворяется, — понизив голос, продолжает психолог. — У него такой взгляд, будто он сидит тут такой весь безразличный, но на самом деле мысленно разделывает меня мясницким ножом. И от этого становится не по себе. — Раздвоение личности? Гипноз помог бы выявить. — Не уверен, что на данном этапе это хорошая идея… Рогипнол стер большую часть его воспоминаний, гипноз может подстегнуть подсознание, и оно само дорисует недостающее. Только вот боюсь он не в том состоянии, чтобы дорисовывать нечто хорошее. — Ты его боишься, что ли? — удивляется Хосок и внезапно серьезнеет. — Тогда тем более надо выяснить, что именно произошло. Знаешь, это, может, и неэтично, но я сомневаюсь, что этому парню просто возьмет и полегчает. Он будет катиться в пропасть до тех пор, пока не упадет на самое дно, и хорошо, если при этом он не прихватит с собой ещё несколько ни в чем неповинных людей. «Ты на сто процентов прав, дружище. Но этот вариант я оставлю на потом, а для начала попробую кое-что другое», — Намджун прикрывает глаза и почему-то сожалеет, что бросил курить. Сейчас, как никогда, не хватает сигареты.