Кэртианские дневники.

Демори Первый день, продолжение. Ранел подъехал к маленькой калиточке и дернул маленький золотой колокольчик. Дверка немедленно раскрылась и из нее выглянул старенький привратник, с подозрением уставившийся на моего капитана. — Чего надоть, сударь? — Приветствую, чей это особняк? — Ранел заговорил неожиданно холодно. — Так баронессы Каннигем, точно. Недавно вот в столицу ее светлость перебралась, и теперича эреа здеся проживает, ага. — Баронессы Каннигем? Не слышал раньше о такой… — Так ее светлость раньше далече от столицы-то жила, немудрено, что не слышали, — тут же напыжился привратник, угрюмо разглядывая удивленного Ранела. — И надолго баронесса здесь останется? — А чевой-тить надо? — еще больше нахмурился старик и, наконец, заметил меня. Обозрев мой синюшный плащик, цыкнул зубом и снова взглянул на Ранела. — Прошу простить мою назойливость, — начала я, подъехав, а то, чего доброго, с капитана станется о продаже заговорить, — А баронесса Каннигем дома? — Нет, ухала эреа, город посмотреть-то, — чуть оттаял привратник. — А завтра будет, не знаете? — под неодобрительным взглядом Ранела, я беспокойно заерзала в седле. — С утра будеть, наверное, а так… кто ж знает, — привратник пожал плечами и красноречиво посмотрел на калиточку. — Ясно, благодарю, что не пожалели времени, — как только за стариком закрылась дверь, я повернула коня, в последний раз взглянув на золотых псов. — Моя эреа. Нельзя так с прислугой разговаривать! — Ранел готов был захрюкать от возмущения. — Мне все можно, — отмахнулась я. — Но моя эреа… Не слушая, я пришпорила Тиро и отпустила поводья, надеясь, что умный конь сможет выбрать дорогу. Мое знакомство с конюшнями с моего коня как раз и началось. Увидев просто потрясающего скакуна цвета бычьей крови, я не могла не скормить ему пару кусочков сахара, после чего прониклась любовью к вежливой лошадке, видимо, и конь против меня ничего не имел. Он вообще был на редкость добродушным со мной, хотя конюхи и охарактеризовали красавца, как строптивца. Но Тиро оказался просто умничкой, хотя подолгу стоять на месте он явно не любил, то и дело поводя ушами и недовольно фыркая. В этом мы с ним сошлись. Как только мы с Ранелом достигли моего особняка, я невольно залюбовалась им, и, вспомнив, какие пейзажи пропадают почем зря, горестно вздохнула. — Моя эреа? — тут же встревожился Ранел. — Солидарна, — невпопад ответила я, задумчиво косясь на синих ястребов на воротах. Баронесса Каннигем — это, без сомнений, Дейдри (что не может не радовать), а значит надо будет к ней нагрянуть, по-хамски так, она наверное тоже меня ищет… Надо же, какая легенда, жила далеко, а у меня? Вот узнают, что я это не я, и тогда мне, которая я, а не та, которая не я, такое устроят, потому что я, которая не я, точно себя по другому веду, чем вела бы та, которая я не я… — Запуталась, — вслух призналась я. — Моя эреа? — в два голоса спросили Ранел и старший конюх, помогавший мне спешится. Кажется, его звали Конрадом. — Ох, какая я общественная… — Моя эреа? — Ранел опередил конюха, и старику пришлось фантазировать: — Э-э-э… Ваша светлость? — О, уже оригинальней, — обрадовалась я. — Кто? — хор Ранела и Конрада оставлял желать лучшего. — Гладиолус, — вздохнула я. — Так это цветок, — выпучился на меня конюх. — Нет, сыр! — Какой сыр? — не понял моего сарказма Конрад. — С дырочками, большими, — вступил Ранел. — Почему с дырочками? — Потому что гладиолус! — нагло сплагиатировал меня капитан. — Сам такое слово! — обиделся старик. — Да это сыр! — Кто?! — Ну не я же! — Господа, когда закончите…- попыталась вклиниться я в крайне содержательный диалог. — А кто тогда?! — капитан с конюхом даже не обратили на меня внимания. — Гладиолус! — С дырочками?! — Нет, сыр! — А при чем тут цветок?! — Так он и есть сыр! — Если что, я в кабинете, — пискнула я, погладив на прощание Тиро. — А чего тогда меня путаешь, ызаргище?! — возмущению старику не было предела. — Так ты про растение спрашивал! — Какое?! — И кто после этого из нас еще «моя эреа»… В кабинете я все-таки дождалась Ранела и совершила краткую экскурсию по дому. На протяжении всей прогулки у бедного капитана медленно выпучивались глаза, но когда, при знакомстве с поваром, я скинула со стола в кухне вилку в качестве отвлекающего маневра (все равно это сон, здесь можно…) и попыталась стащить близлежащую булочку, у Ранела они окончательно вылезли из орбит. — Моя эреа, если вы голодны, вам подадут обед… — Так интересней утащить же… — Кто трогал булки?! — громовым басом вопросил повар, подозрительно кося глазом. — Ай-ай-ай, как не стыдно, Ранел, у честных людей булки ныкаешь! — я артистично выпучилась на капитана. — Это не я, — попытался оправдаться тот. — А кто, эреа?! — повар схватил Ранела за шкирку. — Отдавай булку! — Да, отдавай, ворюга! — решилась пикнуть я, медленно отступая к двери и прижимая к груди честно упертую булку. — Так эреа и была! — Не хватало мне еще в собственном доме булки тырить, — возмутилась я, уже надкусывая ароматную выпечку. — Моя эреа?.. — потрясено воскликнул повар, пытаясь унять нервный тик глаза при виде булки. — Э-э-э… меня заставили! Этот подлый юноша меня заставил! Э-э-э… Да… Вообщем… я пошла, — буквально выбежала я с кухни. Больше ничем примечательным первый день порадовать не мог. Вечером я устроилась в кабинете у камина с найденным на полках сборником Дидериха. Укутавшись в теплый синий плед и буквально растекаясь по креслу (в том самом, в котором не так давно я и проснулась в Кэртиане), я опустошила полбутылки Дурной крови и успела выучить пару понравившихся строк из сборника. Ночью, уже ложась спать после утомительной возни камеристок, повыдиравших мне все лохмы и сваявших из них косу, я подошла к окну и по привычке, принесенной из своего мира, попыталась его открыть. Витраж поддался, и в лицо ударил упоительно свежий ветер. Наверное он должен был быть холодным, но почему-то я не почувствовала ледяное дыхание зимы, лишь ветер, бесконечный, как сама Вечность и такой родной, такой близкий… Ветер и звезды, Ветер и ночь… Ветер…