Dimidium animae meae

      Рей растеряна. Совершенно опустошена. Безвозвратно утеряна для самой себя, как будто бы… Что-то она увидела в глазах Кайло Рена перед тем, как отсек с протяжным, издевательским шипением закрылся будто бы прямо перед его носом, возвращая их обоих из дегтярной пустоты, и это непонятное, неощутимое, бесплотное «что-то» — часть ее души, навсегда оставшаяся внутри Рена, прямо на густо-черных краях его радужки. Рей и не против была подарить ему маленький кусочек себя самой. Да хоть всю себя отдать, но только вот не Кайло Рену. А Бену Соло, который, как она все еще наивно и слепо верила, жил под длинными черными одеждами.       После их мимолетной встречи в Силе на Крейте прошло семнадцать полных суток и — Рей смотрит по сторонам и протяжно вздыхает, опускаясь на постель, — двенадцать стандартных часов. Минуты она все порывается счесть, но не выходит: забот у оставшихся жалких крох Восстания невпроворот; у последней надежды джедаев — еще больше. Девушка в почти лихорадочном порыве рукой нащупывает одну из книг, которые теперь неизменно хранятся у нее. Осталась, правда, часть писаний, что собственноручно когда-то составлял Люк, у Леи. Она всегда так трепетно, глядя на них, пробегает пальцами по корочкам, которых давно еще касались сильные руки ее брата, тихо говорит, что недолго им — Рей так и не понимает до конца, какой именно смысл скрывается за шелестом ее слов — ждать осталось, тяжело вздыхает и кашляет, устало, сухо, горько. Генерал Органа — женщина сильная, едва ли не самая волевая во всей Галактике, и Рей знает это не хуже, чем первую строчку Кодекса джедаев. Но и сильные рано или поздно сходят с пьедестала. Люк уже сошел, уступив дорогу Рей, а Лея в мире сил — и Силы, к слову, тоже — больше не находит без него, чувствуя себя даже среди своей второй семьи, Сопротивления, до боли, что прорезает кончики ее ногтей, одиноко, потерянно. Бездушно и слабовольно, добавляет она сама с понимающей улыбкой, глядя на то, как Рей, задумавшись смотрит на нее. Она точно не знает, способна ли принцесса Органа чувствовать мысли так, как это делал когда-то Люк, но… Отчего-то Рей знает, что именно ее слова, так и не озвученные в итоге, Лея и сама может легко произнести вслух. Всегда, без исключений. А еще смотрит на нее так, будто бы верит во что-то. Во что именно, Рей не понимает, хоть и усердно пытается: генерал Органа все-таки знает гораздо больше о жизни самой девушки. И это также парадоксально, как и сочетание ее физического крепкого здоровья с совершенно угасшим взглядом и потухшей душой.       Девушка, глотая комок в горле, тянется к фолианту ближе и судорожно хватает его холодными дрожащими пальцами. Нужды читать его нет: получилось так, что Рей могла наизусть рассказать все прописные истины джедаев через несколько часов после того, как получила в руки. Повторение догм ее новой жизни приводит к успокоению. И тревоге одновременно: кажется, Рей всю жизнь суждено провести среди парадоксов. Она не понимает многого из непреложных законов джедаев. Не понимает, как именно можно жить, соблюдая их. Порой и вопросом-то задается: а живая, она вообще годится для того, чтобы стать настоящим джедаем? Но она продолжает читать Кодекс в слепой надежде — а есть в этом мире хоть что-то, что без нее держится? — однажды преодолеть порог, что не дает ей познать все убеждения, которым ее предшественники неуклонно следовали.       Нет эмоций — есть покой.       Рей верит, что это правильно. Верит, потому что эмоции ее никуда не привели. Потом вдруг смотрит на свои грубые, совсем не девичьи ладони, на которых как будто могли бы отразиться фантомные следы меча Люка Скайуокера, — но Рей почему-то кажется, что этот меч всю жизнь был только ее и искал долгие годы путь к своему хозяину — и думает, что эмоции как раз и привели ее к Сопротивлению. Они же тогда и отпечатались в глазах Кайло Рена: ее чувства, ее ощущения, ее желания слились в одну немую, но в то же время вопящую о своей беспомощности мольбу «не бросай меня». Чьей вот только души был это крик — осталось неизвестным, отрубленным от реальности.       Нет неведенья — есть знание.       Только вот у Рей по-прежнему этого знания нет. Никакого: она в теории понимает, как нужно, например, медитировать, но делает это слишком изощренно, слишком по-своему. И даже не для того, чтобы познать глубины собственного разума и собственной души. Чтобы увидеть душу чужую, черную, с маленькими, едва-едва блестящими росинками тусклого Света на ней. Это становится идеей-фикс уже через несколько дней после первых медитация, и Рей каждый раз нетерпеливо ждет его. Но взамен она все равно получит пустоту: это она уж точно знает.       Нет страстей — есть ясность мыслей.       И они ей, наверное, ясны, думает Рей, кивая, будто бы в подтверждение своих переплетенных тусклыми лентами желаний. А потом ложится вновь на постель, закрывая глаза руками и откладывая подальше Кодекс, от которого словно и тошнит уже. Но признаться в этом сил нет: она ведь последний джедай. Таким по определению нельзя сдаваться — и Рей это понимает так ясно, как и следует, как и говорит Кодекс. Но тошнота не пропадает, только усиливаясь от горящих в самых отдаленных уголках ее хрупкого нестабильного существа страстей. Или от одного только осознания, что вот они, живут и растут под ее ребрами, как сорняки, без всякой возможности искоренения. Рей лежит на узкой жесткой койке и понимает, как сильно хочет увидеть его вновь.       Но у Верховного лидера — думая о Кайло в подобном ключе, хочется сначала смеяться до слез, а потом рыдать до неприятной хрипотцы в голосе — дел по горло. Он-то наверняка занят сейчас, в отличие от нее. Придумывает как можно более изощренный план мести. Матери, восстанию, самой Рей — он хочет доказать им, всему миру, что стоит чего-то, в упор не замечая того, что, как минимум, двое людей в Галактике уже давно знают, как бесценна его душа.       Да только Кайло не хватает ясности мыслей для того, чтобы это принять.       Когда Рей, почти заснув, наконец, слышит в отсутствии посторонних звуков, что реальность исчезает, — впервые за такое бесконечное-короткое время растворяется в полотне Силы — то не открывает глаза. Крепче только зажмуривается и протягивает ладонь вперед. Не веря и не надеясь, счастливо и свободно все же выдыхает, почти чувствуя осторожное прикосновение к своим суховатым пальцам. Он ничего не говорит: Рей только слышит его дыхание прямо над своим ухом. И она молчит. Рей, судя по всему, тоже не хватает ясности мыслей, чтобы произнести за двоих «я скучала».