Опекун Окделлов

Три года! Целых три года вдали от дома, от сестер. Три года нет отца. Три года мать в Агарисе и не потрудилась ответить ни на одно письмо. Три года бесконечной жажды знаний и впечатлений. Три года полной свободы, моря и настоящей дружбы. Три года, за которые он научился жить и убивать, вести в бой и отмечать победы. Пока маленькие бои и маленькие победы, но это пока. Казалось, это не кончится никогда. В Кэналлоа словно замерло время: вечное лето, теплое море, смуглые улыбчивые люди. Так просто потерять счет времени, но из года в год одно оставалось неизменным: он приезжал. Окруженный толпой своих людей, в эти земли возвращался их хозяин. Уже на второй год Ричард заметил, что перед этим Алвасете томится, словно девушка в ожидании, пока ее любовник вырвется от постылой жены. За несколько дней все затихало, никто не кричал и не шумел, все были при деле: чистили, мыли, мели, натирали. Без суеты, зная, что успеют к сроку. Он же, любимый «дор Рикардо», как звали его все слуги, бродил эти дни как неприкаянный. Ему вовремя подавали завтрак, обед и ужин, постель всегда обнаруживалась свежей, а сгоревшие свечи менялись на новые по мере необходимости, но Алвасете, успевший стать родным, забывал о своем госте в ожидании хозяина. Первый раз Ричард обиделся. Правда, быстро забыл эту обиду, когда Рокэ Алва, едва ударившись сапогами о твердую землю, даже не передавая Моро конюху, справился о нем. Мальчика тут же откопали за спинами слуг и представили пред синие очи соберано. Увиденное тому явно понравилось. Второй раз Ричард разозлился. К тому времени при нем почти неотлучно бывал Паоло, но на этот раз юного рэя как назло отвлекли дела. Не шутка, если знать, что именно его плантации производили самый лучший виноград Золотых и Багряных земель. Четырнадцать лет — самое время для юношеского бунта. За сутки до приезда Алвы герцог Окделл впервые убежал из палаццо. Его не могли найти три дня, а он питался прихваченным с кухни хлебом и фруктами, которые находил в лесу, что плотным ковром укрывал горный склон к северу от бухты Алвасете. Ричард чувствовал себя настоящим героем романов, разводя костер, чтобы приготовить пищу и согреться — под сень деревьев солнце не проникало, земля оставалась прохладной и сырой, и ночью бывало почти холодно. Каково же было его удивление, когда в полной темноте к его костру вышел… ну конечно герцог Алва. Да еще и со спины. Ричард тогда чуть не вскрикнул позорно, но быстро сориентировался и выхватил кинжал из сапога, резко разворачиваясь и сталкиваясь с насмешливым блеском синих глаз. Увиденное снова пришлось герцогу по душе. Третий раз… Ричард опоздал. Они возвращались с Летних Ветров, но задержались в Дьегарроне. Причина была сама прозаическая. Болван Бласко, младший брат маркиза Дьегаррона, который и привечал юных путешественников (Хорхе лечился от травмы головы и был временно отстранен от службы), обиделся на Ричарда и Паоло за то, что они не взяли его с собой на праздник. Результатом обиды стали испорченные снасти. И дуэль. Маркиз расстроился, но возражать не стал, позволив герцогу Окделлу проучить своего неразумного родственника. Бласко был легко ранен в левую руку, но выл белугой. Смущенный Ричард был бы и рад покинуть Дьегаррон как можно скорее, но снасти пришлось менять несколько дней, да и маркиз настоял на своем гостеприимстве. Потрепанная нелегким путешествием парусная шлюпка «Айрис» причалила к пристани Алвасете на закате дня. Встречало их всего несколько человек, но в неверном свете заходящего солнца разглядеть их было практически невозможно. Юные матросы, стоило борту удариться о пристань, выстроились в очередь к телу своего капитана. Кто-то пожимал руку, кто-то наглел и лез обниматься, а Ричард только смеялся и хлопал товарищей по плечу. Они все знали, что это их последнее плавание таким составом. Капитан Окделл оставлял свои потешные плавания и становился герцогом Окделлом, недоступным более ни для кого из этих простых ребят. Это было очевидно и закономерно, но у каждого, кто сходил на берег, в горле вставал ком. Они любили капитана. Последним уходил Паоло. Он не улыбался, но в глазах плясали веселые черти, а уголки губ то и дело подрагивали. — Я сразу в Кальявэру, — сказал он. Дик только кивнул. Они обсудили это еще вчера. — Не грусти, tonto, через год Лаик. Покажем этому идиоту Бласко, что бывает, если обидеть Айрис! Это прозвучало настолько двусмысленно, что Ричард расхохотался. Паоло, вспомнивший, очевидно, откуда у их суденышка такое необычное имя, присоединился к нему, слегка краснея. Друзья обнялись напоследок, и Паоло легко спрыгнул на причал, услышав в спину веселое: — До встречи, hermano. Ричард не торопился. Оглядевшись, он обнаружил, что на причале осталась лишь одна фигура. В сумерках не было видно, кто это, но он решил, что это кто-то из слуг палаццо. Проверив в последний раз такелаж, Дик прижался лбом к теплому дереву мачты, прощаясь. Он простоял так несколько минут, а потом легко подхватил объемные тюки с тканями и пряностями, которых накупил у морисков, и выбрался на твердую землю. С каждым шагом по направлению к застывшей высокой фигуре его глаза все больше округлялись. В двадцати шагах стало более чем очевидно: его встречал сам герцог Алва. На нем была небрежно расстегнутая черная рубаха и никаких колец на пальцах, роскошные волосы прятались под бордовым платком, повязанным по-морисски. А еще на тонких губах блуждала улыбка. Ему снова нравилось увиденное. Дни потянулись своим чередом. Как и всегда с тех пор, как Ричард поселился в палаццо Алвасете, соберано завтракал вместе с ним, а потом отправлялся по своим делам, чтобы явиться к ужину, тоже совместному. За едой запрещалось обсуждать дела и грядущую поездку в Олларию, зато потом никто не мешал Дику прийти в кабинет к герцогу и говорить об этом сколько вздумается. Иногда Алва его слушал и поддерживал разговор, а иногда — пил и внимательно смотрел, от чего становилось неуютно и даже страшно. В такие дни Ричард не раз порывался извиниться и уйти из кабинета, но никогда так не поступал, а его и не гнали. Близилось время отъезда. Ричард находился в невероятном нервном возбуждении. Он уезжает! Нет, Дик любил Кэналлоа. Любил жару, солнце, море, запах соли и спелого винограда… но это была его тюрьма. Он был волен плыть в Багряные земли и пить с морисскими шадами, вежливо отказываясь жениться на их дочерях и сестрах, волен танцевать на Летних Ветрах среди пиратов и эвро… Но не волен вернуться к семье, туда, куда тянули его долг и сердце. До сей поры. Вещи давно были собраны, а Сона, за три года превратившаяся из жеребенка в настоящую ездовую красавицу, подготовлена к дальней дороге. Отправление планировалось на рассвете. Ричард не был уверен, что его ждут, но ноги несли его сами. Стоило задуматься — и вот он уже стоит перед резной дверью кабинета соберано. Его рука уже была занесена для стука, когда дверь распахнулась сама. На пороге стоял Алва с гитарой и в рубахе с развязанным воротом. Он стоял настолько близко, что Ричард уловил запах вина и пряный аромат морисского масла, исходивший от его кожи, и отшатнулся. Герцог, как ни странно, тоже прянул назад. Если он и был пьян, то незначительно, но все же его лицо успело выдать легкую степень изумления прежде, чем снова стать спокойным. — Вы научились ходить тише кошки, юноша, — видимо, глядя на ошарашенное лицо Ричарда, Алва все же решил пояснить свою реакцию, а после отступил на шаг, рукой с зажатым в ней грифом гитары делая приглашающий жест. Дик без раздумий вошел. На столе стояла початая бутылка Черной крови и пустой бокал, второй лежал рядом небрежно. Очевидно, герцог от скуки катал алатский хрусталь по столу. Отчего-то Ричарду стало горько. Он вдруг понял, насколько одинок соберано в собственном дворце, полном обожающих его подданных. Ему даже показалось на миг, что Алва собирался отправиться на его поиски, но в этот момент герцог поставил гитару к стене, извинился и вышел. Дика хлестнуло пониманием, от какого «дела» он отвлек герцога Алву, с губ юноши сорвался неуместный смешок. Ну надо же, ничто человеческое, стало быть, не чуждо. Ричард огляделся. Он впервые оказался в этом кабинете в отсутствие хозяина. Ничего особенного: синий шелк на стенах, темное дерево искусно выполненной мебели, много книг, отчего-то кажущихся нечитанными, весело трещащий камин и корзина с вином. Разумно рассудив, что приглашение в кабинет и наличие второго бокала подразумевает, что выпить ему можно, Ричард наполнил творение алатских хрустальщиков рубиновым вином и сделал глоток. За три прошедших года он сильно изменился, так сильно, что порой не узнавал сам себя. И дело было не в выгоревших волосах и загорелой коже, ни в раздавшихся вширь плечах и ладной фигуре, не в умении фехтовать и ходить под парусом. Он разучился бояться. И сомневаться. Вот и сейчас он знал, что ему можно выпить, желал этого, а потому просто пил. Алва вернулся внезапно, но рука Дика не дрогнула, и он спокойно поставил бокал на стол, с вызовом глядя в синие глаза. Ответом ему была беззлобная усмешка и вскинутая бровь. О, Алва умел поднимать бровь так, что вместе с ней опускался весь мир, но это был явно не тот случай. Герцог сел за свой стол и снова наполнил бокалы. Ричарду ничего не оставалось, кроме как опуститься в гостевой стул напротив. Алва молчал несколько минут, а потом заговорил чуть хрипло от долгого молчания. — Расскажите мне о Летних Ветрах. Ричард готов был поклясться, что слышал просьбу. Нет, тон был таким, как всегда, но он чувствовал, что может отказаться. Разумеется, он и не подумал сделать это. На рассказе о шторме черная бровь снова взлетела вверх, и Ричард чуть не поперхнулся, поспешно делая глоток вина. Ему внезапно показалось, что его только что мысленно выпороли. (Знал бы он, как близок был к истине, еще и в угол поставили. На колени. На чечевицу.) Лишь почувствовав, как шумит вино в голове, юный герцог нашел в себе силы продолжать. Дальше рассказ шел своим чередом, но при упоминании о прекрасной эвро и разговоре с ней у Ричарда в горле внезапно встал ком. Он замолчал и растерянно допил вино. И уж точно он не мог ожидать тихого смеха, несколько обидного, надо сказать. Только отсмеявшись, Алва соизволил объясниться перед возмущенным и сконфуженным юношей. — Можете не продолжать, я прекрасно знаю, что делают эти чертовки с впечатлительными юношами, Ричард. На своем опыте. Напомните, чтобы я познакомил вас с их северными подругами. Те заходят куда дальше. Ричарду хватило совести заалеть щеками, но его густой золотой загар практически полностью скрыл румянец. Алва, тем временем, продолжал. — И все же, что она вам сказала? — его взгляд стал цепким, колючим, Ричард поежился и напряг память. — Что ей жаль, что я не принадлежу им, — медленно ответил он, сходя едва ли не на шепот под тяжелеющим взглядом сапфировых глаз. — И что нашему… нет, что их Повелителю повезло. Вы понимаете, что?.. — Не берите в голову, юноша, — резко, даже слишком резко оборвал его Алва, но тут же смягчился, прикрывая глаза и сжимая переносицу. Дышать и жить стало намного легче. — Помнится мне, в прошлом году мы обсуждали ваши успехи в игре на гитаре, но я так и не услышал результатов. Берите инструмент.