Наблюдение первое
18 января 2018 г. в 20:47
Это был очередной тяжелый день из непрерывной череды очередных тяжелых дней в его жизни. Нескончаемая стопка бумаг, которые необходимо было рассмотреть в кратчайшие сроки, грозила начать сниться ночами, если «день сурка» не закончится в ближайшее время. Ваттье де Ридо относился к этому обстоятельству, как и к большинству вещей в жизни, с холодным безразличием. В конце концов, ему постоянно приходилось жертвовать не только бесценным временем, но и личной жизнью.
— Совсем немного… — бормотал он себе под нос, туманным взором глядя на десяток бумаг в стопке нерассмотренных. Рядом находилась вторая — стопка боли и страданий — результат выполненной работы, за которую опять не наградят по заслугам, а в худшем случае ещё и обругают прилюдно. — Осталось совсем немного.
Тихие шаги послышались в коридоре. Посетитель наступил на единственную скрипучую половицу. В дверь дважды постучали. Ваттье насупился.
— Опять вы, Риан.
— Как вы узнали? — донесся голос из-за двери. Откашлявшись, посетитель не дождался ответа, вместо того спросил: — Могу войти?
— Не заперто, — бросил де Ридо. — Как узнал? За версту чую этот запах.
К десяти нерассмотренным бумажкам секретарь настойчиво прибавил стопочку чуть повыше рассмотренной. После — выпрямился и замер, ожидая дальнейших распоряжений.
Ваттье оторвался от чтения и, отложив бумагу, с непостижимой тоской во взгляде посмотрел на вопиющую несправедливость, случившуюся только что.
— Чудесный аромат сверхурочной работы.
Городские часы пробили восемь раз, и уже давно наступило блаженное время отдыха. Для Ваттье это было время, когда он, не скрывая улыбки, со скоростью стрелы вылетал из штаба, а в голове его происходил безумно приятный и, казалось бы, несложный выбор: бани или бордель.
— А вы всё шутите, — скупо улыбнулся секретарь и, остановив взгляд на готовой работе, добавил: — Прикажете унести?..
— Куда обычно. Но можете случайно оступиться и выкинуть в пруд. Я вас винить не буду.
— Вы-то не будете, господин де Ридо, — иронично улыбнулся Риан, — а военный трибунал — с радостью!
Ваттье оценил иронию, однако же печальные мысли о внезапном продолжении рабочего дня не позволили ему улыбнуться. От секретаря он отмахнулся коротким жестом, и подчиненный, уже давно выучивший повадки начальника разведки, поспешил удалиться.
Дверь захлопнулась со скрипом, и Ваттье решил, что это очень хорошо. Даже очень. Скрипучая дверь, тонкие половицы… Можно будет запросить немного больше денег на хозяйственные расходы, при условии, что траты и в этот раз никто не будет контролировать; отчёт можно сделать, отсыпав малую долю канцелярской крысе, что будет заниматься тем бесполезным, по мнению виконта, занятием.
Улыбнувшись собственной гениальности, Ваттье подошел к массивному шкафу с книгами, что стоял слева от рабочего стола, и достал оттуда мастерски припрятанную флягу, позволявшую ему оставаться в хорошем расположении духа даже во время ночной работы. Любой узнавший о заначке шефа имперской разведки наверняка подумал бы, что де Ридо поднимал себе настроение при помощи нильфгаардской лимонной, как это делало большинство офицеров, но нет. Испробовав однажды туссентское вино тридцатилетней выдержки, Ваттье более не мог, да и не хотел употреблять ничего крепче. Пряное послевкусие красного сухого прочно засело на подкорке, любой другой алкогольный напиток теперь казался ничем иным, как горьким, слегка разбавленным спиртом.
Спрятав флягу, виконт подошёл к зеркалу — огромному, в полный рост, какое мог себе позволить не каждый аристократ в родовом гнезде, что уж говорить про обустройство рабочего места. Подправив ус, Ваттье мысленно заключил о собственной неотразимости даже в повседневном костюме. Подумать только — сохранить хорошую фигуру, густую, но ухоженную бородку, и здоровый блеск в глазах в его-то возрасте! Про мелкие залысины в районе висков, лицо, испещренное морщинами, и боль в суставах из-за преимущественно сидячего образа жизни как-то совсем не вспоминалось.
Таким образом виконт постоянно оттягивал время. Постоянно пытался занять себя чем-то при наличии целой кучи работы, как будто бумажки испарятся сами, стоит ему только подольше бить баклуши.
Уверенный, что в ближайшее время его никто не посетит, Ваттье снял брыжи и, с несвойственным человеку его профессии брюзжанием, закинул предмет одежды на небольшой, но удобный диван напротив книжного шкафа. Дышать стало легче, и виконт по привычке потер морщинистую, худую шею. Он никогда не любил тесную одежду, однако светский статус обязывал следовать всем новомодным течениям. Потому, ежели модист посоветует ему надеть на голову ведро и взять в руку металлическую ложку, чтоб стучать другого модника вместо обыденного приветствия, то он так и сделает.
Единственное окно в рабочем кабинете было постоянно завешено бархатными занавесками чёрного цвета. Виной тому не столько любовь виконта к темноте, сколько практическая предосторожность — кто знал, откуда, кто и как отслеживал его передвижения? Такая подозрительность, конечно, и самому Ваттье казалась перебором, однако ж старые и выработанные с годами привычки — они такие. Избавиться не то, что сложно, скорее даже и невозможно.
Этим вечером, стремительно перетекающим в ночь, ему жизненно необходимо стало открыть окно хотя бы ненадолго. Внезапно стало интересно понаблюдать за неустанной охраной около входа, посмотреть на ухоженный, но безвкусный сад казённого здания. Кроме того, в такие моменты у этого замечательного и, несомненно, многогранного человека неожиданно открывалась и чисто-романтическая сторона — наблюдать за луной на ночном небе казалось ему намного приятнее, чем вернуться в родное кресло и продолжить копаться в чужих писульках.
Но… Но надо было брать себя в руки. Не ради себя. Ради государства и его интересов. В конце концов, кто, если не он? Кто ещё сможет заниматься столь сложной работой, если не он — талант, выросший из рядового офицера в начальника всей разведки? Кто, если не величайший человек в Империи, помогающий нынешнему Императору планировать гениальные стратегические шаги, хотя последний, как обычно, и забирает все лавры себе?
Ваттье многозначительно вздохнул и бережно погладил короткую ухоженную бородку. Выбора не оставалось — нужно продолжать заниматься самопожертвованием и приниматься за очередную стопку работы, от которой уже тошнит.
«Ничего, Ваттье. Ничего. Скоро и на твоей улице будет праздник».
Спустя несколько часов, работа была окончена. Пробило десять раз, а значит, пора выходить из временной петли ежедневного труда и идти отдыхать. И желательно побыстрее, пока ещё какая-нибудь бессердечная сволочь не прибавила ему работы.
Куда направиться сегодня, Ваттье пока не решил. Торопился собрать части одежды, аристократически аккуратно разбросанные по комнате, и привести себя в порядок. Насколько то возможно, учитывая, что спал он часов двадцать назад, а в его возрасте это отражалось на лице ещё как.
Двойной щелчок резного замка, ключ спрятан в потайном кармане расшитого камзола, поверх которого, на худые, жилистые плечи накинут тонкий плащ. В рукаве запрятан кинжал, чтобы при необходимости положить в руку одним лёгким движением плеча. Скрип тонкой деревянной половицы, за которую в обязательном порядке надо написать в казенную канцелярию. Массивная дверь нараспашку, тяжёлый, усталый взор охранки на входе. И вот, вот она — свобода!
Лунный свет разливался по водной глади загаженного тиной пруда — ещё одна причина трясти канцелярию, пока, наконец, они не перестанут оправдываться нехваткой средств из-за войны и ещё какой-нибудь не имеющей отношение к реальности чушью.
Ваттье миновал ворота штаба с резвостью студента, окончившего нелюбимый университет. Не теряя запала, помчался на всех парусах по единственной улочке, что вела на центральную площадь, откуда до каждого из злачных местечек рукой подать. Оставалось решить: направиться к хорошенькой, но обделенной формами рыжеволосой Агнии, что скрашивала его досуг в банях, или же заглянуть на огонёк к жгучей брюнетке Эллен, что слыла чрезмерно похотливым нравом, удовлетворить который не могла даже ночь, проведённая в работе с нескончаемым потоком богатых клиентов. В такие моменты виконт был безмерно рад, что ревновать его некому: единственной женой с молодости была разведка, а она, как и любая другая женщина, конкуренции не терпела, но маленькие, ни к чему не обязывающие интрижки на стороне поощряла. Даже после коротких встреч с милыми дамами виконт возвращался на работу как никогда бодрым и готовым к новым подвигам.
Проходя по широкой мощёной дороге, освещённой яркими фонарями, сквозь раздумья Ваттье вдруг заметил девушку, идущую в одиночестве по ночному городу. «И кто ж тебя, цыплёночек, отпустил в такой поздний час из дома одну?»
Столь ласковое прозвище — первое, что пришло на ум, глядя на золотистые локоны незнакомки. Она шла ему навстречу, опустив глаза и, казалось, немного пошатываясь. Довольно странная походка, но кто знает, врождённый ли дефект или дамочка возвращалась с увеселительного мероприятия, которыми любил себя баловать и сам Ваттье по молодости? С другой стороны, одета она была опрятно: длинное платье голубого оттенка, скрывающее даже тонкие плечики, застёгнутое на все пуговички и завязки (уж в раздевании женщины виконт хорошо разбирался), волосы, ничем не укрытые, лежали аккуратно, не по моде, конечно, но достойно для молодой особы даже знатного происхождения.
Они поравнялись, и девушка, сильно пошатнувшись, беззвучно рухнула наземь. Остановившись, Ваттье по привычке сначала оглянулся — мало ли то была засада, и едва он наклонится к незнакомке, как его окружат недруги. Почти сразу же мысли были развеяны знанием о том, как хорошо охраняется дорога, по которой он шёл.
Виконт присел на колени и окликнул упавшую. Она, тяжело промычав нечто нечленораздельное, будто не могла разлепить глаза — ресницы трепетали, а ротик был слегка приоткрыт. Девушка тяжело дышала и держалась за бок. Ваттье просчитал пульс — учащённый, будто она до встречи с ним пробежала очень и очень большое расстояние. Тонкие пальчики подёргивались, но сжаться не могли; очевидно, что девушка испытывала боль или, по крайней мере, дискомфорт, но по какой-то причине не могла даже кричать. Виконт первым делом подумал о яде — эффект паралича наблюдался довольно редко и у достаточно дорогих эссенций, однако же, кто знает...
— Вы можете говорить?
— По… могите… — отрывисто прошептала незнакомка. Голос был тяжелым и хриплым. — Больно.
О потайных карманах на таком количестве одежды и речи не шло, потому было решено в спешном порядке донести пострадавшую до ближайшего госпиталя. Благо, тот находился буквально через квартал — слишком удачное стечение обстоятельств.
Ваттье попытался поднять девушку, но едва ли он коснулся плеча, как та громко ойкнула.
— Больно… — повторила она, но глаз не открыла. Казалось, ей безразлично — спасает её нильфский офицер или разбойник с большака.
На ноги поднять не удалось, а потому оставался только один вариант — нести на руках. Подобный трюк де Ридо с лёгкостью бы провернул, будь ему лет двадцать, да хотя бы тридцать. Но не сорок семь же! Как бы поднять сорокакилограммовое тело и при этом разогнуться… К счастью, подъём прошёл хорошо — всему виной тренировки по молодости, а потому госпиталь до сих пор был необходим только одной из них.
Виконт случайно задрал подол платья выше дозволенного, потому, отчасти нехотя, касался нежной кожи её тоненькой ножки, но гораздо больше прельщало его другое: девушка сумела удержать голову, но совершенно наглым образом легла ему на грудь, уткнувшись маленьким носиком в шею. Тяжёлое, прерывистое дыхание обжигало сильнее послеобеденного солнца, оттого идти стало немного тяжелее по чисто физиологическим и, если верить самому виконту, весомым и большим причинам. Внешне спасённое создание, на вкус виконта, казалось чересчур красивым: пушистые золотистые локоны, кукольные черты лица и пышные, наверняка сладенькие формы.
— Так хорошо… — прошептала она и сильнее уткнулась носом в открытый участок его шеи. — Пахнет родным.
Ваттье разве что повёл бровью — кто знал, кем являлась эта девушка, потому он однозначно не мог воспринимать её фразу. Ежели она из аристократов, что, конечно, вряд ли, но всякое бывает, то её утверждение виконт счёл бы за комплимент. Ежели более низкого происхождения, то не стоило ей того говорить, если она не хотела обидеть своего потенциального спасителя. Но всё же виконт больше склонялся к первому.
Одеколон, что он использовал, был достаточно дорогим и недоступным даже бедным дворянам, которые обходились жеванием мяты, дабы отбить неприятный запах. Аромат бузины с ноткой гвоздики оказался не только полезной деталью в его светском образе, но и помогал справляться с постоянными головными болями.
Путь до госпиталя оказался невероятно сложным для Ваттье, чего нельзя было сказать о девушке, которая к концу путешествия порозовела, раскраснелась, но стоять на ногах категорически отказывалась.
В приёмном покое дежурил единственный человек, он же подбежал к посетителям, как только дверь открылась, и Ваттье с ношей появились на пороге.
— Что случилось?.. — машинально спросил дежурный. Узнав в одном из зашедших на огонёк прославленного офицера и выдающуюся личность, он едва ли не раскрыл рот от удивления, но смог лишь вымолвить: — Г-господин виконт! Проходите, скорее, что бы ни случилось, мы окажем помощь без отлагательств!
— Хорошо бы… — крякнул Ваттье, указав на то, как тяжело ему нести тело.
Мальчишка понял его без слов — тут же забрал девушку из рук и отнёс в свободную палату. Наконец-то спаситель смог выдохнуть полной грудью. Вроде бы дело сделано — можно уходить, но… как же тяжело таскать на руках женщин, когда тебе под пятьдесят, а спина уже не согласна с решением переносить что-либо тяжелее твоего собственного тела. Игнорируя неприятный запах крови, смешанной со спиртом, Ваттье уселся на ближайшую лавку. Госпиталь, несмотря на приближенность к важным государственным зданиям, оказался обделён персоналом — за время непродолжительного отдыха мимо виконта пронеслось всего несколько человек и оба в палату к новоприбывшей. С другой стороны, оно и понятно: шла война, основные силы переправили на поле боя, а нехватку в лечебницах для более привилегированных граждан ликвидировали переводом из других госпиталей.
Ваттье будто находился в неком несвойственном ему замешательстве: ситуация с девушкой выбила из привычной колеи, но это, кажется, пришлось ему по нраву. Уже давно в его жизни не происходило ничего подобного. Работа, увеселительное заведение, потом снова работа, иногда дом. Острых ощущений катастрофически не хватало, особенно ему, привыкшему к ним по молодости… Хотя, со сменой должности его жизнь и рабочая деятельность особо не поменялись. Пропала разве что самая нелюбимая часть — «работа с людьми», как иронично называли допросы и пытки в военной разведке. Исключая, конечно, работу с подчинёнными. А так — бумажки были, бумажки и остались. Непрерывное ежедневное чтение и анализ, ничего больше. Эх, а как приятно было раньше заблуждаться насчёт деятельности разведки. Такая работа, такая должность когда-то казались ему самым интересным, что можно придумать в этой жизни.
Ваттье усмехнулся и оказался так погружен в мысли о прошлом, что не заметил подошедшего лекаря.
— Господин виконт! — отчеканил тот, и де Ридо дёрнулся, как будто опять едва не уснул на каком-нибудь наискучнейшем внутреннем совещании. — Она пришла в себя!
— Кто? — спросил Ваттье мгновенно, не оставив себе времени на воспоминания о насущном происшествии.
— Девушка, что вы принесли, — невозмутимо продолжил тот, тактично игнорируя замешательство человека выше по статусу.
— А, да, — виконт откинулся на спинку лавки. В его голове пронёсся короткий вопрос: а стоит ли навещать? В конце концов, они не знакомы, он не имеет никакого отношения к ней, разве что к её спасению, да и он — не младший офицер, чтобы всерьез рассчитывать на денежное вознаграждение за старания. С другой стороны, девчонка может оказаться доченькой какого-нибудь знатного аристократа, поддержка которого обошлась бы Ваттье очень и очень дорого, а тут такое удачное стечение обстоятельств…
— Она очень просила догнать своего спасителя, Ваша Милость.
— Интересно, — заключил Ваттье. — И зачем же?
— Не сказала, господин виконт. Я и не настаивал.
— И не стоило, — улыбнулся виконт, и выпрямился, будто он солдат, которого прямо сейчас будут награждать медалью за смелость и отвагу.
— Во второй палате, Ваша Милость. В одной из лучших в нашем госпитале… если, конечно, мы можем говорить про лучшее с этими обшарпанными стена…
— Спасибо, я понял, — прервал Ваттье, понимая, что иначе жалобная тирада продлится так долго, что он нигде отдохнуть, собственно, не успеет. — Вы хоть выяснили, что произошло?
— Да, Ваша Милость, — самодовольно ухмыльнулся лекарь. — Налицо отравление одурманивающим ядом.
— Ядом? — не без любопытства спросил Ваттье и принюхался. Пахло неожиданным поворотом в и без того интересной истории.
— Так точно, господин виконт!
— И почему же вы пришли к таким интересным выводам? — де Ридо изогнул бровь, недовольный тем, что приходилось выуживать нужную информацию.
— Тому свидетельство бледность кожных покровов, расширенные зрачки, бледный налёт на языке…
— Это свидетельство ещё тысячи других организменных нарушений. Все вышеперечисленное с той же вероятностью говорит и про нарушение работы желудочно-кишечного тракта в периоды обострения, и про первичное употребление фисштеха.
— П-поражен вашей проницательностью, Ваша Милость, — чересчур напыщенно восхитился лекарь, отчего Ваттье закатил глаза.
Ни к чему было распинаться перед этим мелким человечишкой: он не стоил усилий, необходимых виконту для того, чтобы натянуть на лицо маску одобрения, когда его с ног до головы обмазывают вязкой и неумелой лестью.
— Так с чего вы сделали такой вывод?
— Она сама сказала, Ваша Милость.
— Прекрасно! — иронизировал виконт. — А если бы ей показалась, что из Альбы выплыл осьминог размером с Лок Грим и напал на Нильфгаард, вы бы тоже поверили?
— Нет, конечно, — собеседник залился краской и, казалось, активно перебирал в своей голове оправдание. — Но если бы то сказала наша доблестная тайная полиция, я бы поверил. Ваша Милость...
Отмахнувшись от надоедливой мошки, виконт с трудом поднялся, едва не ухватившись за спину, будто сам пришёл за скорой помощью, и направился в указанную комнату. С грустной, видимо потому, что его красноречие не возымело эффекта, физиономией, дежурный лекарь вернулся на место и как-то совсем поник.
Ваттье миновал его пост, услышав вслед тяжёлый вздох, полный бренности бытия, но не обратил на то внимания. Дверь в комнату была слегка приоткрыта, а вокруг — ни души. Нетрудно придумать, что сказать девушке при любом раскладе — в конце концов, Ваттье всю свою сознательную жизнь только и делал, что подбирал слова, чтобы не вылететь в трубу. И благодаря этому достиг высот, что позволяли ему сейчас разгуливать по ночному Нильфгаарду без охраны, понимая, что его смерть слишком невыгодна кому бы то ни было. Скорее наоборот — почти всем сторонам выгодно как можно дольше удерживать Ваттье на должности начальника имперской разведки, одного из немногих приближённых к самому Императору, который, как говаривали, считал виконта чуть ли не другом.
Девушка, укрытая тонким одеяльцем, лежала на деревянном подобии кровати и неприязненно ёжилась. Казалось, это для её хрупкого тельца испытание. Будто она никогда ранее не лежала нигде, кроме мягких перин.
— Вы?.. — короткий вопрос разрушил тишину больничной палаты. — Это вы… меня спасли?