***
Сложно было не заметить бледность и безучастность девушки на протяжении всего дня. Уже к концу завтрака слизеринки слишком откровенно косились на принцессу факультета, которая минут 20 беспрерывно пялилась в одну точку, жуя овсянку. Обычно сладкая и сдобренная медом, сегодня она, казалось, была похожа на резину. Тыквенный сок был не вкуснее воды из Черного озера. Сидящий рядом Регулус выглядел несколько лучше сестры, но все же сложно было не заметить темные круги под глазами на бледном лице. Сейчас он больше походил не на принца, а на утопленника. Собственно, чувствовал себя ненамного лучше последнего. — У них все хорошо? — Джеймс не отрывает взгляда от слизеринского стола с начала завтрака. — Выглядят, мягко говоря, отвратительно. — Мы не так близки, чтобы делиться своими проблемами, — Сириус пожимает плечами с деланным равнодушием, — Я просто надеюсь, что этот идиот никуда ее не втянул. — Она бормотала во сне всю ночь, — все взгляды устремляются на невозмутимого старосту, который впервые за прошедший час смотрит куда-то, кроме вражеского факультета. В них застыл явный вопрос, на который по-хорошему надо бы дать ответ как можно скорее. — Она не закрыла дверь в ванную. Я просто услышал, когда ложился спать. Сириус подозрительно косится на друга, но ничего не говорит, мрачно отпивая какао из кружки. Ремус тихо усмехается в тарелку с жареными сосисками. А Джеймс возвращается в привычную позу.***
— Блэки сегодня не в настроении, — Мальсибер появляется из неоткуда, грациозно присаживаясь на соседний стул в кабинете чар. Лили медленно поворачивает голову, собравшись сохранять молчание, но в глазах нового друга так много тепла и беспокойства, что она не выдерживает. — Тяжелая неделя. — Я знаю. — он пожимает плечами на вопрос в глазах девушки. — Вообще-то, мы все знаем. Белла Блэк в бешенстве, её «благословили» лишь спустя 4 месяца испытаний. Наверное, я должен сказать «Поздравляю», но боюсь, что ты разрубишь меня пополам. — О, Мерк, — Лили вздыхает, отворачивая голову, не в силах сдержать жалостливый взгляд. Меньше всего ей сейчас нужна жалость. Она просто не может позволить себе такой роскоши, как расплакаться, нет. — Я не создана для этого всего. Для рейдов, битв. Для… убийств. — Никто не создан, принцесса, — она чувствует, как большая теплая ладонь сжимает ее пальцы под партой, и с удивлением осознает, как вдруг становится легче. Страшно ли ей? Да. За себя? Нет. Нет, она не боится, что станет жестче, злее, беспощаднее, темнее. Она боится, что лишит какую-нибудь девушку жизни. Что ей предстоит решать, заслуживает ли ребенок будущего. Что, возможно, именно она станет тем человеком, которого её магглорожденные однокурсники увидят последним перед своей смертью. Ей страшно увидеть чужую кровь на своих руках, но еще страшнее, если эта кровь будет принадлежать тем, кого она знает. Или она станет такой же сумасшедшей фанаткой, как Беллатриса, и мамы будут пугать её именем своих детей. Она думает об этом весь урок, не выпуская ладони друга — безмолвной поддержки -, и к концу кажется, что легкие будто бы немного прочистились и дышать стало многим легче. — Мне надо идти, — она слабо улыбается впервые за день, что не может не радовать. — Как староста, я теперь обязана раз в месяц приходить на квиддичную тренировку. — Я мог бы тебя проводить. — Не стоит, — Лили качает головой. — У меня огромное желание спрыгнуть с трибун, а ты точно мне помешаешь. — Узнаю прежнюю Блэк, — парень усмехается, подмигивая и продолжая смотреть на удаляющуюся спину Лили. И только когда она заходит за угол, осознает, что видел ее на поле уже дважды за эту неделю.***
Ей правда полегчало к вечеру. Она даже с удовольствием съела припасенное яблоко, жалея, что не смогла ничего запихнуть в себя в обед. Ладонь еще ощущала приятное тепло Меркурия — единственное тепло на этом дурацком поле, где ветер дует буквально со всех сторон. Лили закутывается еще больше, глядя, как передают друг другу пассы. Третий раз за эту неделю. Она не знает, что каждый раз влекло ее выходить из теплой школы, и это явно не капитан квиддичной команды, так привлекательно взлохмачивающий волосы прямо сейчас. Нет, Лили не была влюблена в Джеймса Поттера, потому что на это есть куча причин. Во-первых, его имя Джеймс, а фамилия — Поттер. Во-вторых, он лучший друг ее брата, с которым у неё только-только стали улучшаться отношения. В-третьих, они на разных факультетах. В-четвертых, он презирает Пожирателей смерти и клянется, что самолично засадит их всех, как только появится возможность. И в-пятых, через 11 дней она станет одной из них. — Блэк, не твоё? — он появляется так резко, что мозг не успевает обработать информацию, полученную глазами. На лице довольная улыбка, но из глаз пропала надменность. Давно ли? Лили замечает, что он держит в руках страничку из старого фолианта по ядам, и замирает в страхе, что он прочтет. — Отдай, — ее голос дрожит, и Лили проклинает сама себя такой слабости. Но на удивление парень не начинает паясничать и даже не улетает с бумажкой, а просто возвращает ее на скамью, прижимая учебником. Они жили в одной гостиной всего ничего, но почему-то с каждым днем его лицо казалось все роднее и роднее. Даже сейчас карие глаза глядели приветливо и так по-домашнему. Как будто всегда должны были. — Полетели. — Что? Нет уж! — она фыркает, проклиная себя в мыслях за отказ. — Да брось, Лили! Ты простынешь, если будешь продолжать сидеть на таком холоде. — Ты просто надеешься меня сбросить. Не получится. — Лили усмехается, надеясь, что он не прекратит попытки уговорить. — Доверься мне, — он протягивает руку, с выжиданием смотря на нее, и девушка не может сдержать улыбки, откладывая ежедневник в сторону. На метле её охватывает паника, как и любого, кто боится высоты и садится на метлу с парнем, которого он чуть не убил как-то раз. Но этот страх медленно отступает, как только Лили прижимается к широкой спине, чувствуя под ладонями рельеф твердых мышц. На смену ему приходит волнительная тягу внизу живота, пока она не слышит: — Открой глаза, трусишка! Лили распахивает веки, тут же проклиная себя, что согласилась лететь. Под ними — десятки километров, но прямо перед — невероятной красоты пейзаж. Этот ветер, бьющий в лицо, на высоте не похож на тот, что окружает на трибунах. Ей хочется смеяться, плакать и кричать одновременно. Прохлада с каждым разом все больше наполняет её легкие, заставляя задыхаться от преизбытка чувств. Этот ветер, дарующий чувство беспечности, и Лили вдыхает его всей грудью, думая, что это последняя свобода, что ей дарована. — Ну, не страшно? — он поворачивается к ней, а в глазах сверкают искорки. Нет, не страшно. Лили показывает язык и тут понимает, что просто не может сдержаться. Она громко кричит в просторы леса, на секунду доли даже отпуская руки и раскидывая их в стороны. И пусть этот порыв длится не так долго, и она тут же обхватывает талию Джеймса. Сходя на земле с метлы, она впервые за день чувствует себя живой. — А ты громкая, — Джеймс картинно потирает уши, за что получает небольшую оплеуху. — Придется купить беруши, чтобы не оглохнуть в следующий раз. — С чего ты решил, что следующий раз будет? — Не могу же я позволить тебе заболеть из-за твоего желания поглазеть на меня, — он самодовольно улыбается, опять взлохмачивая волосы. Ужасный жест. Ужасно притягательный. — Я должна быть на ваших глупых тренировках. Это прописано в правилах. Лили знает, что он не читал правила, и поэтому слишком уверенно смотрит, интуитивно делая шаг вперед. — В правилах четко сказано, что достаточно одного раза, — он подходит слишком близко и быстро наклоняется, чтобы запечатлеть поцелуй на щеке, оставляя раскрасневшуюся и теперь уже не такую уверенную в себе Лили. Она глупо улыбается, осознавая, что рука мгновенно метнулась к горящему отпечатку на лице, и все еще будто бы чувствует мягкость сухих от ветра губ. Это люди в романах называют влюбленностью? Покалывание на кончиках пальцев, горящие глаза, слишком горящее дыхание со странным чувством где-то в глубине живота? Если да, то она пришла очень не вовремя.***
— Блэк позвал меня в Хогсмид… — Что, Регулус?! — Лили давится булочкой, глядя на брата, сидящего на другой стороне кабинета. — Сириус, дурында! — Марлин прыскает, горделиво откидываясь на спинку стула. В её взгляде читается превосходство над всеми девушками Хогвартса. Да и над всеми парнями тоже, что уж тут скрывать. — Вы же ходили с ним в Хогсмид и до этого. — Ты не поняла. Он пригласил только меня. — Ты разве не называла их позерами? — Лили сдвигает брови в насмешливую ухмылку. У нее на факультете их все так называли. И словами похуже тоже. От гордячки-Марлин, переборовшей свою детскую неуверенность, можно было меньше всего ожидать поклонения великому и святому Блэку-старшему — ее лучшему другу. — Ты же отказалась, да? — Почти, — она густо краснеет, и Лили поверить не может. Она видела таких как Марлин насквозь. Девушка, сидящая перед ней, явно создана для чего-то большего, чем быть очередной его фанаткой. — Я согласилась, чтобы позлить их. — Марлин кивает в сторону группки пуффендуек, и Лили верит ей. Или просто очень хочет верить, и поэтому закрывает глаза на явную ложь. В кабинет входит виновник торжества, ведя за собой вечную свиту. Сириус осматривает кабинет и, видя девушек вместе, делает небольшое движение головой, как будто довольно кивает самому себе. Регулус насуплено наблюдает за ними со стороны, и это еще больше радует старшего брата. По крайней мере, она не в компании этих противных, низких, скользких… От продолжения мысли его отвлекает не скрытое подмигивание Джеймса кому-то в стороне. Сириус усмехается, толкая друга в бок, но тут же меняется в выражении, видя, кому было адресовано это заигрывающий жест внимания. Напротив сидела его сестра, густо покрасневшая, закрытая учебником по рунам, пытающаяся сползти под землю как можно глубже. — Тебе, кажется, что-то мешает между ног, — Сириус не без агрессии бормочет сквозь зубы, пока они достают перья и пергаменты, чтобы оставить их нетронутыми на протяжении всего урока. — Я в любой момент могу облегчить твои страдания. — Ты о чем? — Джеймс выглядит удивленным или, во всяком случае, хорошо пытается. Он невозмутимо садится за парту, пытаясь игнорировать узкую щелочку серых глаз сбоку, и его взгляд мгновенно напарывается на уже знакомую парту. — Лили! — Марлин не может поверить своим глазам, глядя на растерянное лицо однокурсницы, а Лили, Сириус верно подметил, пытается съехать со стула как можно скорее. — Не говори мне, что… — Нет! Слушай, больше Поттера в этом мире меня ненавидит только мать. — Лили откладывает учебник, надеясь, что не сказала это слишком громко. Потому что ей будет очень стыдно. Но делает глубокий вдох и пытается вновь взять контроль над ситуацией. — У меня просто овуляция. Гормоны, то в жар, то в холод, сама понимаешь. — Ага, гормоны. Один. Джеймсулин. — Лили обиженно и зло смотрит на подругу около 10 секунд, но вскоре теряет самообладание и заходится громким смехом. Как будто так и должно быть. Как будто так было всегда. Заигрывание парней, смех подруги, теплая булочка только из столовой, скучный урок, патруль коридоров и тихий вечер за чтением книги. Но так уже не будет.***
— Хэй. — Хэй. Лили с удивлением обнаруживает, что, несмотря на поздний час, их небольшая гостиная не пустует. Джеймс сидит в кресле, держа в руках какой-то журнал и уверенно делая вид, что именно в тот момент, когда она зашла, ему понадобилось протереть очки. Подозрение закрадывается в ее голове: не ждал ли он её? Вид растерянный, волосы взъерошены, журнал помят, а в уголке рта нечто похожее на капельку слюны от крепкого сна. Лили слишком измотана очередным бестолковым уроком с Каркаровым, а потом еще и вечерним дежурством, чтобы вступать в очередные ссоры, а их уже, на удивление, давно не было. И она удивляется, как еще может улыбаться уголками рта, глядя на взлохмаченного гриффиндорца, пытающегося привести себя в презентабельный вид. — Ты чего еще не спишь? — она присаживается рядом, так, что на доли секунды их колени соприкасаются, от чего оба вспыхивают ярким пламенем. — Зачитался, — Джеймс деловито отмахивается, пытаясь незаметно потянуться, а Лили внутренне ликует тому, что смогла застать его таким. — Слушай, я хотел спросить… Он подбирает глаза, глядя себе на ступни, и Лили холодеет при мысли о содержании вопроса. Или краснеет? Мерлин, да что с ней такое? Она должна сохранять спокойствие и даже надменность рядом с ним, а сейчас чувствует, что будет готова вспыхнуть, услышав от него слово «Хогсмид». И, может, поэтому она не успевает прикусить себя за язык, когда раньше времени выпаливает: — Да. — О нет, она густо заливается краской, потому что так не к месту сказала это слово. И потому что он посмотрел на нее почти впервые за эти 2 минуты. — То есть нет. То есть да. Конечно, задавай. — она криво улыбается, пытаясь успокоить собственное дыхание и сердцебиение, но по удивленному взгляду парня понимает, что из ситуации ей выйти особо не удалось. — Я хотел спросить про Сириуса… — Джеймс взъерошивает волосы всей пятерней, и Лили сама замечает, что ее плечи поникли. Мерлин, да что с ней такое?! Она должна радоваться, что он не пристает к ней с этим дурацким банальным походом, что он вообще не лезет к ней, она должна презирать и ненавидеть его всем сердцем. Так почему никакого расслабление после услышанного вопроса не приходит? — Он не признает, но я вижу, что ему важны ваши отношения. Ты слишком категорично настроена? — Не совсем, — ее голос звучит довольно печально, так, что она сама бы сейчас посмеялась над собой, поэтому она поспешно улыбается, откашливаясь. — Я скучала по нему. Все это время. Не меньше, чем по Регулусу. И я даю ему шанс, если ты не заметил. — Да, теперь ты не пытаешься убить его лучшего друга. — Хотя было так много возможностей… — она видит улыбку на его губах и не может сдержать своей. — Прости. Тогда в Крыле я правда хотела извиниться. — И ты меня. Я был слишком зол из-за того, что меня побила девчонка. — Новенькая. Сестра Сириуса. Слизеринка. — Лили поправляет Джеймса, и как будто бы видит в его глазах толику вины и стыда. — Думаю, мы квиты. Джеймс поднимает взгляд, слишком серьезно глядя на нее, и Лили вновь чувствует это притяжение. Как тогда, когда она задыхалась в пустынном коридоре, помимо страха она ощутила мимолетную невидимую нить, будто связывающую их вместе, прежде чем почувствовала поцелуй на своих губах. Они смотрят друг на друга секунд пятнадцать, прежде чем Лили вскакивает. Слишком быстро и резко, чтобы не увидеть разочарование в его глазах. — Что ж, уже поздно, и если мы хотим выспаться, то надо лечь как можно скорее, — она неловко переминается с ноги на ногу и медленно идет в сторону своей комнаты. — Да. Спокойной ночи. — Джеймс тоже подскакивает, роняя из рук журнал, тут же его подхватывая и направляясь в соседний угол. Лили, наверное, слишком надеется, что он еще что-то скажет, потому что он останавливается у самой двери, чувствуя на себе девичий взгляд. — И, Эванс… Блэк… Лили. — он останавливается на ее имени, и Лили с ужасом осознает, как приятно оно звучит из его уст, — Не хочешь прогуляться завтра? Видимо, она слишком медлит с ответом, обескураженная именно тем вопросом, которого так сильно ждала все эти скромные пять минут, что Джеймс тут же добавляет: — С нами? Сириус, Марлин. Пит с Ремусом, может, подойдут. Я. — Ты, — Лили тихо повторяет, не замечая, как губы расплываются в улыбке, а потом произносит то, о чем будет жалеть и чем будет гордиться всю следующую ночь. — Тебя будет вполне достаточно. За несколько месяцев в Хогвартсе она впервые видела, как Джеймс Поттер краснеет. В растянутой футболке, с вихрем на голове, криво одетыми очками, он краснел перед ней, как маленький мальчишка, как она сама краснела всего несколько часов назад от одного только подмигивания. — Да. Тогда до завтра. — Спокойной ночи. Джеймс скрывается за дверью, и Лили слышит грохот, подозрительно походивший либо на падение, либо на прыжки. Остается надеяться, что он упал. Потому что если сейчас за дверью этот парень прыгал от радости, как маленький мальчик, которому купили видеоигру, то она зря сказала последнее предложение. Улыбка Лили сползает, когда она ложится в кровать и видит зачеркнутый день в календаре. 10 дней. И вряд ли ее жизнь будет такой же после черной татуировки на предплечье. Уж точно не с этим гриффиндорцем, ждущем ее с дежурства. Она закусывает губу и срывает бумажку, вставая и выкидывая её в приоткрытое окно. Ей снились ужасы всю прошлую ночь. Сегодня она хочет улыбаться во сне. Не зря же она заставила бедного мальчика краснеть.