Ты мой истинный? ДА КАКОГО ХРЕНА?!

POV: «Алекс»       Вокруг меня вились официанты, пытаясь всячески услужить: видать, я зря боялся и теперь мне тут всегда будут рады. Но это всё не радовало меня. Внимание всех этих бет и омег меня жутко раздражало, но я старался не подавать виду и улыбался. Жутко болел бок. Нет, кровь уже остановили, одна из официанток — та самая рыженькая — оказалась студенткой медицинского ВУЗа и довольно ловко и быстро перевязала меня, не упустив возможности пощупать рельефный торс. Но боль оставалась жуткой, потому что ни у кого не нашлось обезболивающего… точнее оно было в аптечке, но это были обычные таблетки, не способные заглушить боль от глубокого пореза. А вообще мне повезло, органы не были задеты и внутреннего кровотечения не произошло. В противном случае с той скоростью, как ехала скорая, я бы уже давно окочурился.       Вполглаза я наблюдал, как очнулась спасённая мною девушка, как робко и немного испуганно посмотрела на меня; и на моём лице появилась неподдельная счастливая улыбка. Я действительно был счастлив, что помог ей. Хотя до сих пор не мог понять, чему мне радоваться, когда из-за неё меня порезали. Но я не мог заставить себя не улыбаться ей так глупо. В какой-то момент меня кольнула подленькая мыслишка, что я предаю своего истинного, чувствуя симпатию к этой бете. Из раздумий меня выдернул мягкий голос. Она подошла ко мне и поблагодарила, а я всё так же сижу и лучезарно ей улыбаюсь. Она представилась, и сославшись на работу, упорхнула…       — А меня Алекс зовут! — кричу я вслед убегающей девушке, пытаясь встать. Но меня останавливают несколько рук, да я и сам далеко не убежал бы с таким-то ранением.       «Блядь… вот какого чёрта они все от меня убегают?! Сначала Маар, теперь Мара, что же мне так-то не везёт на эти имена… такие похожие…»       В уголке глаз предательски защипало, но я поспешил подавить свою слабость. Да что же они все вокруг меня так роятся?! В глазах уже мельтешит, у них что, работы нет? И где эта грёбаная скорая?!       Наконец, у входа послышалась знакомая сирена и я возрадовался, что от меня отстанут. В этот момент ко мне подошёл альфа, представляясь главой данного заведения, поблагодарил за спасение своей сотрудницы и пообещал покрыть страховку и лечение. Я благодарно кивнул, но, когда альфа развернулся, чтобы уйти, я окликнул его прежде, чем сам понял, зачем мне это надо.       — Простите… — голос дал слабину, и я откашлялся, вызвав новую волну боли. — Меня интересует один ваш официант, по имени Маар. У вас же должны быть адреса сотрудников, может… — я запнулся, переводя дыхание. — Может, вы дадите его мне?       Альфа стал в пол-оборота и смерил меня оценивающим взглядом, словно что-то решая для себя, а потом всё-таки заговорил, ровным, но достаточно прохладным голосом.       — Я очень благодарен тебе за спасение моей девочки, но это не меняет правил конфиденциальности.       — Поймите, он мой истинный, и если я не найду его, я… я сойду с ума… Прошу Вас, Вы — моя последняя ниточка во всём этом, — он вновь задумался, слегка наклонив голову вправо.       — Хорошо… выздоравливай, а потом приходи ко мне, мы обсудим этот момент. Теперь… — он махнул рукой, и ко мне подлетели два медика, тут же начав проверять моё состояние, попутно оценивая качество оказанной первой помощи.       От каталки я отказался, поэтому, стиснув зубы, выходил из заведения, опираясь на одного из фельдшеров. На прощание окинув взглядом зал, я наткнулся на знакомую фигурку Мары и, почувствовав на губах лёгкую улыбку, вышел из здания.       Моё утро началось не с будильника, а с градусника, который практически воткнули мне под мышку, с явным намерением проделать ещё одну дырку. На мои возмущения медсестра лишь вскинула бровь и вышла, а я откинулся на подушке, пропахшей хлоркой и медикаментами. Казалось, ещё немного и я сам пропитаюсь этим отвратительным запахом. К полудню приехали разволнованные родители. Вчера я не захотел их волновать, поэтому не назвал их номера врачам. А сегодня, на свежую голову решился на звонок.       — Алекс! — в палату влетел папа и со слезами на глазах начал ощупывать каждый кусочек тела, словно я был ранен не в одно место, а как минимум в десяток, и вообще был похож на решето. Всегда сильный и строгий омега, юрист, на работе больше похожий на стальную стену, чем на человека… дома превращался в милейшее существо, которое мы с отцом обожали. Вот и сейчас, только переступив порог палаты, папа оставил свой «стержень» за дверью.       — Ну как так-то? Что произошло? Где тебя так? — вопросы сыпались как град, а я не мог не улыбаться, даже не пытаясь перебить его.       — Ну что ты молчишь, а? Ах! Неужели всё так плохо? — он в ужасе прикрыл рот ладонью и перевёл взгляд с меня на отца и обратно.       Я прыснул и рассмеялся, вызвав при этом взрыв боли в ране, от чего тут же поморщился.       — Дорогой, мне кажется, у Алекса не было шансов успеть тебе ответить, до того, как в твою милую голову влетит очередная страшная мысль, — отец улыбнулся супругу, но на меня сверкнул многообещающим взглядом.       — А вот как ты, — он сощурился, — умудрился так подставиться? Неужели все тренировки тут же вылетели из твоей головы, как только учитель улетел в командировку? Я уж ему позвоню и сообщу, чем занимается его нерадивый ученик. — Он говорил, не повышая голоса, но я инстинктивно втянул голову, и прикрыл один глаз, пытаясь стать меньше, а в идеале, вообще раствориться, ведь сенсеич — это Ад и Израиль в одном флаконе. Видимо, отец удовлетворился произведённым эффектом, потому что давление спало, и я смог незаметно выдохнуть.       — Так что всё-таки произошло? — жалобно пролепетал папа, надеясь всё-таки услышать вразумительный ответ от сына.       — Ну… — начал я и румянец сам появился на щеках, а я провёл по ёжику волос. — Пап, я встретил истинного.       Глаза омеги округлились, и он перевёл ошарашенный взгляд с меня на отца и обратно, а потом скептически выдал:       — Это что? Он тебя так уделал? — и пришла моя очередь непонимающе смотреть на папу.       — Что? Нет, пап! Как ты мог вообще о таком подумать?       — Вообще-то я спросил у тебя — кто тебя ранил? — голос папы приобрёл звон железа. Таким жёстким и холодным он становился только на работе. И только в роли обвинения. Ох, и не завидую я тем мудакам, папа вышел на тропу войны.       Я в который раз поёжился. Дали же боги родителей…       И рассказал, как всё было, с самого начала. Начиная с того, как встретил Маара и заканчивая вчерашней ночью. Нет, о том, что я прогулял пары в субботу, точнее проиграл в любимую игрушку и о грозящих моему карману штрафах, я предусмотрительно умолчал. Ибо нефиг расстраивать их ещё больше. Ну, и сцену в душе я тоже упустил. Чёрт, кажется я снова покраснел.