ghost girl

teen suicide - no, the moon        Макс открывает исцарапанную дверь пикапа — открывает дверь в новую жизнь, вероятнее всего. Так ведь это называют, когда бросаешь всё за плечами, сжигаешь мосты, чёркаешь красным стержнем свою спокойную жизнь из-за несносной лучшей подруги. Так ведь называют?        И ведь даже те затуманенные пару часов в её комнате уйдут под красный цвет. Фотографии пятилетней давности, забытый полароид в тумбочке возле кровати, каждая крупинка, каждая наклейка на гитаре и спьяну прожжённый косячком Хлои след на затасканном портфеле будет виднеться лишь искоса в зеркале заднего вида. На холодном металле, а не в той уютной, тёплой комнате в общежитии академии. И то, в каких-нибудь грёзах Макс. И Колфилд осознаёт постепенно, что не так всё должно быть, что сердце кричит ошибка!. Но сказать об этом Хлое было бы бесчеловечно. А время мотать ещё никто не научился.        И поэтому Макс смиренно сидит сбоку от Прайс, раскручивая надоедливые сомнения в уже ранее запутанном сознании. Она усердно пытается переключиться на красивое сияние звёзд на небе, прохладный ночной воздух и освобождённые из шапки голубые пряди волос на фоне темно-синего сумрака.        — Ну, Мэд Макс, куда едем? — роняет Хлоя немного уставшим, но полным счастья голосом. На мгновение переводит взгляд с дороги на Макс.        Макс тоскливо улыбается, пожимает плечами и тихо-тихо говорит, почти шепчет:        — Хоть на край света.        С тобой, Хлоя, хоть на край света.        И что самое забавное, они ведь и правда едут. На тот самый край. Смазанная туманом линия между небом и землёй. Горизонт. Да, именно туда тыкает пальцем Хлоя — на линию на внутренней стороне лобового стекла — улыбается и газует со всей силы.        А Макс вжимается в пассажироское сиденье, вовсе не из-за большой скорости. Ей просто всем своим существом хочется скрыться от пугающей бесконечности этого мира, чуть меньшей бесконечности времени и совсем небесконечного количества топлива в бензобаке бежевого пикапа.        «Мы куда-нибудь приедем». Она бы добавила ещё «когда-нибудь», но пообещала себе не произносить эти пугающие слова. Никогда они не означают что-то хорошее.        Небо меняет цвет скорее, чем Макс успевает замечать мелькающие в зеркале заднего вида фургончики и легковушки, именно «фургончики» и «легковушки», потому что смотрятся они крохотными пятнышками, до поры пока не обгонят, обдувая лицо Макс прохладой. Теперь они становятся фургонами и легковыми автомобилями. С такой же скоростью растёт тревога в груди Макс. В груди или в голове, всё равно. Внутри сжимается некий узел, боль уходит лишь в ее разум. Надуманная.        — Как думаешь, придёт ли момент, когда жизнь станет в точности как в фильмах? — скорее сонно, чем задумчиво, выговаривает Прайс, сжимая и разжимая руку на руле. Упорно пытается не спать, Макс замечает это, хоть и по-детски иногда забывает, что водители тоже люди.        Макс тихонько усмехается, почти бесшумно, смотрит мельком на Хлою и отвечает;        — Я ведь знаю, какие фильмы ты смотришь…        Её подловили. Как ребёнка, который постоянно таскает конфеты из верхнего шкафчика, где родители прячут сладости. Если бы это была не Макс, а кто-то другой, то хотя бы разозлилась. Но сейчас её губы трогает легкая улыбка, искренняя, но скрытая тяжестью темнеющего неба.        — Жаль, что звезды не видны сквозь крышу пикапа. Жаль, правда? — Макс переводит взгляд с бокового окна на «потолок» машины, тихо вздыхает, потому что «потолок» не то же самое, что и «небо». Она обещает себе, что обязательно обклеит его светящимися в темноте звёздочками и планетами, как только появится возможность. Правда, появится она, наверное, не очень скоро.        — Да брось, — Хлоя быстрым движением руки открывает окно, и слегка высовывает голову из него, — вот же они, как на ладони. Можешь сесть снаружи.        Так «легко», так «живо» — проносится у Макс.        — Хлоя, — она касается плеча, холодной ткани кожаной куртки, — дорога. Следи за ней.        — …ты подумай насчёт этого.        Будто и не услышала.        О да, Хлоя, так «по-бунтарски»!        Сейчас, прямо в этот момент, Макс сильно жалит спонтанная мысль о том, как классно было бы сделать хотя бы одну карточку. Хотя бы две, если быть откровенной. Было бы красиво, было бы немного грустно, было бы совсем невыносимо. Поэтому она оставляет эту мысль вместе с «было бы» позади и всерьёз задумывается о том, чтобы хотя бы минут пять побыть снаружи. Но ей всё же ближе здесь, ощущая тепло подруги и обогревателя. Немного заезжено, но что уж поделать.        — Я бы сейчас съела дюжину маминых вафель. Представить не можешь, как я голодна.        Сердце защемило. Хлоя говорит о маминых вафлях, уж точно не о вафлях, как о еде. Она говорит о Джойс.        Макс закрывает глаза, пытается представить, как это, новая жизнь. Новый город. Новая работа. Новые друзья. Все это кажется ей бредом, жизнь остаётся та же. Просто детали меняются. Все это выглядит как жалкий побег. Собрать сумку, взять телефон с наушники и полный вперёд? Бред. От прошлого не нужно убегать. Его нужно принять. Принять каждое глупое решение, принять и то, что была необыкновенно глупа в такие неподходящие моменты. Принять и отпустить. Отпустить, а не убежать.        И в горле у Макс уже стоит ком. Кажется, если открыть глаза, из них польются ручьи. И она уже давным давно закричала бы «Хлоя, стой!», если бы звёзды были видны сквозь крышу машины, если бы горизонта можно было коснуться, если бы полароид был сейчас в худеньких пальцах. Нереально.        Это нереально.        Может это станет самым неправильным решением в жизни Макс. Решение пойти против воли, потому что слишком сложно оборвать надежду лучшей подруге. Ведь надежда — это, порой, единственное, что остаётся в кармане. Ну, и пачка сигарет. Тоже своеобразное надежда.        «Настоящий хренов альтруист».        Большим пальцем она вытирает намокшее нижнее веко, влажные ресницы. Теперь звёзды сияют ярче, правда, ей приходится немного поддаться вправо, чтобы разглядеть каждую. Прищуриться, чтобы сломать небо.        — Хлоя…        — Макс?        — Ты главное не усни. Иначе как мы попадём в новую жизнь?        Макс вернулась бы домой, но факт в том, что уже поздно что-либо менять.        А время мотать ещё никто не научился…