***
Целых два дня Ярослава из своей горницы не показывалась. Даже еду велела прямо в покои приносить, будто нездоровится ей. Златояра знала, что это неправда, но заставлять дочку выйти к людям не стала. Даже сделала вид, будто травы целебные ей каждый день носит. — Расскажи, что тебя так тревожит, милая? — Злата присела на край кровати и погладила ласково разметавшиеся по меховому одеялу золотистые волосы Ярославы. — Ратибор. Засел в голове занозой, хоть ножом режь. И я не знаю, что с этим делать, — взгляд Ярославы блуждал по потолку, словно там был ответ на её вопросы, да она их найти никак не могла. — А что сердце тебе говорит? — Сердце… взбесилось будто. Вот далеко он — тоскует сердце. А как увижу, сбежать хочется. Не желаю сдаваться ему, свобода милее. — А он тебя разве в темницу запирает? Яра, любовь это не война, не битва за свободу или власть над другим — это союз. Один делает шаг навстречу, и другой отвечает тем же. Ратибор — не глупый мальчик, не станет он тебя ломать по своим прихотям. Оглянись, ему в жёны предлагали чуть ли не половину княжества, и красивых, и покорных, и умелых, думаешь, не было среди них тех, что готовы подчиняться? А он тебя рядом с собою видеть желает. Ярослава не знала, что ответить. Голова, что улей, гудела мыслями, не давая покоя. Может, матушка права, отчего же тогда так тяжко решиться? Откуда такое чувство, будто пропасть перед нею, и нужно сделать шаг, не зная, поймает ли её хоть кто-нибудь.***
— Эй, ты куда собралась? — окликнул Ратибор Ярославу у выхода из конюшни. — Прогуляться. — Яра чувствовала, что ей надо подумать, разобраться в своих чувствах, понять, как вести себя дальше. Подаренный Ратибором нож висел у неё на поясе, как немое напоминание, что она проиграла ему, оплошала, но упрямство и сомнения упорно мешали ей исполнить данное себе же обещание. У городских ворот она заметила, что княжич следует за нею по пятам. Едва миновав ров вокруг городской стены, Яра пришпорила коня и галопом поскакала в сторону леса. Думала, оторвётся от него, да не тут то было — он нагнал её уже на опушке. Резко осадив коня, Яра повернулась Ратибору, окатив его гневным взглядом. — Что ты за мной таскаешься? — Это моё княжество, где хочу там и езжу! — Твоё княжество настолько мало, что остаётся только за мной следовать? — Яра, прекрати. Ты прекрасно понимаешь, почему я здесь, а не в другом месте. Я хочу, чтоб ты была моей, и не позволю, чтобы ты потерялась в лесу или покалечилась из-за того, что мне хватило глупости тебя смутить. — Я? В лесу потеряюсь? Да я с края земли дорогу домой найду, и помощь мне ничья не потребуется! В дерево около них со звоном вонзилась стрела. Лошадь Ратибора вздыбилась, сбросив седока и бросилась галопом обратно в город. Ярослава своего коня едва удержала. — Ты цел? — не удалось ей скрыть беспокойства в голосе. — Цел, — Ратибор поднялся на ноги, обнажая меч. Ярослава уже сняла с плеча новенький волчий лук и искала среди деревьев свою цель, ибо выпустить в них стрелу мог только враг — охотники у самого города дичь искать не стали бы. — Эй, кто там? Выходи! — выкрикнул княжич, надеясь всё же, что это лишь шальная стрела какого-нибудь местного неумелого охотника. За деревьями Ярослава различила несмелые шаги и вдруг шёпот, неясное что-то, но смутно знакомое. — Хазары! — рыкнула она себе под нос, выпуская стрелу в мелькнувшую за кустами фигуру воина. Оттуда тут же раздался крик и громкая брань на их корявом языке. — Уезжай, — Ратибор перехватил меч поудобнее, готовясь к бою. — Спятил? — Уезжай, кому говорят! — княжич уже разглядел по меньшей мере пятерых приближающихся воинов. — И тебя тут одного оставить? — ещё одна стрела сорвалась с тетивы и устремилась в чащу леса. — Окружают. Садись… Не успела она договорить, как на Ратибора из кустов с яростным криком выскочил худощавый парень в стёганном халате, и тут же напоролся на меч. — Их много, — Яра насчитала уже дюжину врагов, не считая тех, кого успела подстрелить. — Садись! Ратибор рыкнул что-то гневное и всё же запрыгнул в седло позади неё. Он знал, что хазары пустятся в погоню, знал, что вдвоём на одном коне им не уйти живыми, но противиться было глупо — Яра ведь не пожелает одна спасаться. Стоило им выскочить из-под полога деревьев, вслед за ними показались четверо конников. Они быстро догоняли, стараясь окружить, в спину то и дело летели стрелы. Не уйти, чтоб им! — Держи поводья! — велела Ярослава, перекрикивая свист ветра в ушах и уже вытягивая стрелу из колчана, княжич не стал медлить. Стрелять было неудобно, но Яра умудрилась ранить двоих, прежде чем те прекратили погоню — опасаясь, что их могут достать лучники со стены. Успели только несколько стрел напоследок выпустить. Когда до ворот оставалось не больше сотни саженей, Ратибор коротко вскрикнул от боли. Ярослава, насколько могла, повернулась назад и нутро у неё на миг похолодело. Плечо княжича было насквозь прошито стрелой, а по кафтану вокруг раны быстро расползалось кровавое пятно. Ярослава была зла, невероятно зла, и скорее на саму себя, за то, что ни одного убить не сумела. — Лекаря! — выкрикнула Яра, едва они влетели в городские ворота. — Что стряслось? — Хазары! Разведка. — Да разве ж могли они так далеко на север… — Могли — не могли, лекаря сюда, живо! Княжича ранили! — Так это… уехал же лекарь, утром ещё. Ярослава едва не зарычала от злости: — Тогда мать мою найдите. — Это кого ж? — Да Златояру, олухи! — от ее крика стражники опомнились и засуетились вокруг. Один поскакал вперёд, чтобы предупредить всех в тереме. Другой взял в поводу коня, на котором сидел бледнеющий с каждым мигом княжич и поспешил за первым. Белояр, которому случилось со стены наблюдать погоню на подступах к городу, бегом спустился к воротам, когда Ярослава уже собрала вокруг себя десяток дружинников и готова была из-под земли достать тех смуглых тварей, что посмели на неё напасть. — Что там? — спросил он, уже снимая с коня одного из воинов и занимая его место. — Хазары, с полтора десятка. Один убит, ещё несколько ранены. Надо достать их, пока не разбежались. — Веди! Ярослава выхватила из-за пояса топорик и рванула обратно в сторону леса.***
Часа не прошло, когда Ярослава ворвалась в покои княжича. В глазах ещё пылало боевое пламя, на белоснежной рубахе алели брызги крови, в растрепанных золотистых косах застряли травинки и прошлогодние листья. — Где он? Перед самой дверью в его горницу её остановила матушка. Поймала в ладони её лицо, останавливая на себе её взгляд: — Яра… — та попыталась вырваться, но Злата держала крепко. — Яра! Выдохни. Жив твой княжич. — Я хочу его видеть! — Ярослава! — строгий взгляд матери заставил её немного успокоиться. — С ним всё будет в порядке, он сейчас спит. А тебе нужно прийти в себя, всё обошлось. В глазах девушки мелькнула мольба: — Дай хоть взглянуть. Я… это ведь я виновата. Злата отошла в сторону, пропуская дочь вперёд. Ярослава почувствовала, как начинают дрожать руки при виде его бледного лица, бровей сведённых в гримасе боли. Его грудь, перетянутая повязкой, тяжело вздымалась при каждом вздохе. И Яра едва поборола желание смахнуть с его лба слипшиеся от испарины волосы. Матушка едва ли не силой заставила её выйти и привести себя в порядок. Однако Ярослава вернулась сразу же после того, как вымылась и поела. Выгнала из горницы челядь и сама заняла место сиделки у постели Ратибора.***
Княжич открыл глаза, когда луна в небе уже клонилась к закату. В колыхающемся свете лучины различил рядом с собою две знакомые фигуры. — Тише ты, — шипела Мирослава, недовольно хмурясь на Белояра. — Да ты сама больше шума поднимаешь! — шептал он ей в ответ. Мира осторожно приблизилась, собираясь укрыть одеялом спящую, опустив голову на покрывала, Ярославу. — Лучше на кровать её перенесите, — зашептал Ратибор, заставив обоих вздрогнуть от неожиданности. — Чтоб она нас завтра убила? Её даже отец уйти не заставил, а если она проснётся не здесь, ох и крику будет… — Пускай, зато поспит на перине, а не вот так. — Может, прямо рядом с тобой её уложить? — хмыкнул весело Белояр. — Спятил? — едва не в голос рыкнула на него Мирослава. — Тогда она со стыда утром сгорит или Ратибора спросонья прибьёт. В нашу с ней горницу неси! Белояр бережно подхватил спящую Ярославу на руки и, как можно тише, последовал за Мирославой, что освещала ему путь. Ратибор ещё какое-то время не мог уснуть, с улыбкой думая о том, что не стала бы Яра всю ночь подле него сидеть, будь он ей безразличен. Да скоро слабость от раны снова в сон его сморила. Проснулся он, когда солнце уже высоко в утреннем небе катилось. Сначала показалось, что Ярослава снова рядом с ним, а после сон отпустил, и он понял, что это Златояра нежно касается его лба, проверяя нет ли жара. — Доброго утра, Ратибор, — улыбнулась она, видя, что княжич открыл глаза. А после повернулась к Светозару. — Я же говорила, он сильный. — Как чувствуешь себя, сынок? — Будто стрелу плечом поймал. Князь усмехнулся и присел на край кровати, задумчиво глядя на сына. Злата поднесла княжичу какой-то душистый отвар и вышла из горницы. Ратибор молча ожидал, что скажет ему отец, думал, разгневается, ругать станет за то, что он без охраны за стену вышел. Жизнь Ярославы под риск поставил, сам чуть не погиб. Но Светозар снова улыбнулся. — Ох, и грозную же ты себе княгиню выбрал, сынок. — Княгиня? — Ярослава. Думаешь, твой старик ослеп уже совсем? Не видит, что с тобой творится? Удивительная девица. Вот уж верно — огонь во плоти. Мы с Боричем вчера опомниться не успели, как она уже принесла нам головы тех хазар едва не на блюде. Говорят, она мигом дружинников со стены собрала да по струнке выстроила. Белояр едва успел, чтобы к ней присоединиться. Когда свадьбу играть будем? — Да она… Не желает она за меня идти… За дверью послышалась громкая брань, а после грохот и поспешный топот босых ног по полу. Разозлённая тем, что её спящей перенесли, Ярослава вломилась в горницу Ратибора, да так и застыла на пороге. Вслед за ней подбежала перепуганная девочка из челяди и поспешила подвязать её рубаху поясом, очелье на голову надеть — негоже ведь простоволосой бегать. — Княже? Ратибор, — коротко поклонилась Яра, стараясь принять благопристойный вид. — Я… Поесть принесу. — Нашлась быстро. Князь кивнул, приветливо, и Ярослава выскочила за дверь. — Видал? Чуть терем не развалила, оттого, что её от тебя забрали. И ты говоришь, не хочет? — Вот так просто? Я думал, ты против будешь. — С чего бы это? — Она же из простых. — А ты сам из каких, думаешь? Прадед моего деда был землепашцем. В те дни люди жили родами, племенами. И не было меж ними единства. А как пришла беда, наш предок одним из первых выступил за то, чтобы собраться и единым кулаком ударить по врагу. За это его уважать и стали, за это и поставили во главе воинства, а после и княжества. Так что, твоя кровь от её мало отличается. Да и не решает она ничего — благородным человека его деяния делают. Её отец благороднее любого боярина будет, ибо живёт своим трудом и по совести. Что такое кровь и чины? — Водица да слова громкие. Всё различие между тобой и кузнецом, охотником или пекарем лишь в том, что ты обучен править, знаешь, как дружину в бой вести да живёшь в тереме. В остальном ты такой же землепашец, как твой прадед. И запомни: князем тебя простой люд делает, он же и власть в княжестве. Это люди тебя доверием обличают, они тебе бразды правления в руки дают. Дурное совершишь — и судьба твоя в руках простого люда окажется, и станут они вершить справедливый суд над тобою. Простой люд доверил тебе вести их, о родной земле заботиться, и ты обязан их доверие каждым своим решением оправдывать. Дверь в горницу тихонько скрипнула, впуская Ярославу с блюдом полным еды. — А пока, — Светозар склонился ближе к сыну, — наслаждайся заботой своей княгини. — Улыбнулся весело и вышел вон. — Прости, я помешала… — Яра поставила блюдо на лавку у кровати, взгляд смущённо отвела. — Ничему ты не помешала, — Ратибор приподнялся и сел поудобнее, опираясь на подушки. — Чего хочешь? — спросила, указывая на принесённую снедь. Ратибор поманил её к себе, будто настолько слаб, что и говорить трудно. Яра наклонилась, и он приблизился к самому её уху: — Ягод… А пока она раздумывала, есть ли на кухне какая ягода, поймал её лицо в ладони и прижался к желанным устам. Она и прыть всю вдруг растеряла. — Вот эти ягоды я хочу есть каждое утро, каждый день, пока боги не решат, что век мой окончен. В глазах Ярославы что-то неуловимое мелькнуло, зарделась, вскочила на ноги, намереваясь уже сбежать, да Ратибор схватил её за руку и обратно к кровати потянул. — Не пущу! Ни на шаг от себя не отпущу больше. — А с чего ты взял, что я захочу с тобою быть? — А иначе сидела бы ты всю ночь подле меня? Заботилась бы разве? — Может, я… виноватой себя чувствую, за то, что тебя ранили? — А глядишь так, будто нож у горла держишь. Прав отец — грозной княгиней будешь. — Не буду! — насупилась упрямо. Княжич лишь засмеялся, привлекая её в свои объятия. — Будешь, иначе придётся меня убить, ибо не вижу я жизни без тебя, а потому ни за что не отступлюсь, пока моей не станешь.***
Макошь, великая матерь, улыбалась, глядя на них с лавки глазами полосатой кошки, посланницы своей. Полотно их жизни, пока ещё гладкое и чистое, покоилось на её коленях, радуя взор искусным узором. Недоля неразумная потянулась было к нему, да тут же по рукам от матери получила — незачем счастье их пока омрачать.