***
С недавнего времени, после того, как Шерлок поселился вместе с Джоном на Бейкер-Стрит, у детектива, помимо известности, появилась странная болезнь, которую не ожидаешь встретить у таких личностей, как Шерлок Холмс — hanahaki byou, болезнь, при которой больной кашляет цветами от неразделённой любви. И поначалу Холмс-младший лишь изредка кашлял лепестками или даже целыми бутонами акации. Нежные цветки оплетали лёгкие, но курение сжигало их, уничтожало. При каждой новой затяжке Шерлок чувствовал, как цветы становились дымом и пеплом, окутывая лёгкие в свой ядовитый туман. Тайные чувства всё равно прорастали цветами внутри и ничто не помогло избавиться от них. Но со временем на место акаций пришли розы. Колючие вестницы горячих чувств — вечной и настоящей любви. Яркие, они вспыхивали при каждом ударе сердца. Но их постигала та же участь, что и несчастные цветы акации. Шерлок жестоко расправлялся с ними, скрывшись в ванной и садовыми ножницами срезая даже ещё нераскрывшиеся цветы. Адская боль поражала всё тело, а рубашка багрилась от крови, которая текла из оставшихся черенков и самих цветов. Цветы, лишённые питания, мгновенно гибли и засыхали, так что заметать следы было не сложно. А если и оставался сор, то Джон его всё равно не замечал — он смотрел, но не видел. Единственное место, которое Холмс пощадил ножницами, была грудь. В области сердца расцветал и благоухал целый сад. Розы и акация образовали целый цветник, переплетаясь между собой в огромный букет чувств. Шерлок бы с удовольствием избавился от этого безобразия, но это бы его убило. Эти цветы были напрямую привязаны к сердцу и лёгким, и их срезание остановило бы и дыхание, и поток крови. Поэтому свою грудь детектив-консультант перевязывал бинтами, стараясь лишь прижать цветы, а не переломать их. Но какими бы ни были методы, Шерлок не мог избавиться от растительности, которая росла всё настойчивее и настойчивее, разрастаясь внутри и снаружи, стараясь занять все возможные лазейки. Черенки прорастали, если их не прижечь, но прижигание требовало немалых усилий — эту боль Шерлок был уже не в силах терпеть. Только когда квартира 221Б на Бейкер-стрит пустовала, он мог начать эту ужасную пытку, занимавшую не один час. В результате оставались страшные ожоги, но Холмса это ничуть не волновало. Главное, что никто не знает.***
Дождливый лондонский вечер не сулил в себе ничего, что могло заинтересовать или хотя бы развлечь. Шерлок докуривал уже вторую сигарету, погружённый в свои мысли. Даже в помещении он не снимал перчаток и шарфа, по известным нам с вами, но не Джону, причинам. Последний сидел в своём кресле, располагающемся напротив кресла Холмса и шарил в Интернете, изредка зачитывая интересные, на его взгляд, статьи. Спокойный мягкий голос Ватсона действовал на Шерлока успокаивающее и позволял погрузиться в чертоги разума, перебирать и раставлять по местам мысли, избавляясь от ненужных. И даже там, в глубинах своего разума, он чувствовал, как лепестки соприкасаются с кожей, такие лёгкие, еле-еле ощутимые, как совершенно противоположные им шипы впивались в кожу, царапали, рвали, недостаточно сильно, но довольно ощутимо. Эта тонкая грань между прекрасным и ужасным. Похоже, детектив-консультант всё ещё не разучился её чувствовать. — Шерлок? — неожиданный оклик прервал нирвану мыслей и чувств. — Что? — Это уже пятая. — Разве? И… Если так, то что с этого? — Холмс внимательно смотрел на Ватсона, ощущая, как новый росток проклёвывается в районе спины. — А то, что ты уже сколько дней без дела. Такими темпами все запасы сигарет кончатся, — Джон явно был возмущён. Какой же он прекрасный, когда злится… Секунду, что?! — Тебе надо найти новое дело, пока ты совсем не загнулся. — И что же есть на примете? — детектив испытывающим взглядом смотрел прямо на доктора. Первые шипы больно укололи под лопаткой. Неприятно. — Ну, хотя бы дело миссис Ларссон… — Её терьера сбил автобус, а у старухи амнезия, — Шерлок откинулся в кресло, придавив росток. Опять придётся застирывать рубашку. Чёрт. — Ну… Тогда, дело мистера Роджерса? — Его жена укатила в Америку с любовником. Вся округа в курсе, а до него не доходит. — Так, ладно. Я не могу больше сидеть тут и вдыхать эту дрянь. Тем более, я обещал Мэри, что не задержусь, — Джон начал поспешно собирать вещи, явно не обрадованный упёртостью своего друга. — Кстати… — Холмс на секунду притормозил, размышляя. — Да? — Доктор уже стоял в дверях. — Нет, ничего… Передай от меня «привет» Мэри. — Да, передам. До завтра! — До завтра… Шаги по ступеням, накинул куртку, вышел из дома, вызвал такси. Ещё минута и Джон будет достаточно далеко, чтобы ничего не заподозрить. Шерлок резко вскочил с кресла, на ходу прижёг сигарету о бутон на руке, слегка поморщился и скрылся в ванной. Пошарив рукой под ванной, он вытащил садовые ножницы. Побагровевшие от засохшей крови и ржавеющие от влаги, они оставались достаточно острыми, чтобы срезать ими цветы. Чем Холмс и занялся, предварительно сняв лишнюю одежду. В красном от крови и покрытом лепестками полу было и нечто ужасное, и что-то завораживающе прекрасное. Багровые струи, растекающиеся по белому паркету, были бесподобно восхитительными, ещё горячими, пылающими следами губительных сантиментов и железных принципов. Шерлоку было уже не больно. Он привык к этому, к ежедневной рутине ради сохранения тайной слабости, одержимости… любви… Неожиданно дверь ванной, которую Шерлок забыл закрыть, распахнулась, и изумлённому взору миссис Хадсон, которая всего лишь хотела воспользоваться стиральной машинкой, предстала эта ужасная для неискушённого зрительского глаза картина. Шерлок был изумлён не меньше. Домовладелица не выдержала, от увиденного мир поплыл перед её глазами, и она упала в обморок, уронив корзинку с бельём, часть которого благополучно искупалось в крови и лепестках, а оставшееся рассыпалось по полу.***
Звуки скрипки разрезали тишину и мрак, окутавшие разум миссис Хадсон, и та пришла в себя в кресле Джона, куда Шерлок заботливо её перенёс. Перед ней на столе стояла чашка чая, но мысли вдовы были далеки от чаепития. — Шерлок? — Да, миссис Хадсон? — Холмс прервал игру на скрипке и повернулся к домовладелице. — Шерлок, что это было? Вся эта кровь, лепестки… цветы? Я требую объяснений! — Миссис Хадсон, это сугубо личное дело, — детектив вновь повернулся к окну. — Тогда я позвоню Джону и выясню всё сама… Не успела та встать с кресла, как Холмс остановил её. Такая незамедлительная реакция заставила миссис Хадсон подпрыгнуть. — Прошу, только не ему, — голос Шерлока снизился до хрипловатого шёпота. В этом шёпоте было столько мольбы и страха. Прежде Хадсон и не предполагала, что может услышать это от человека, вроде Холмса — всегда спокойного, лишь с редкими вспышками эмоций. — Ни ему, ни кому-либо другому. Прошу вас, Хадсон, умоляю! — Но почему же, Шерлок? Объясните! — Хорошо, — Шерлок поднялся с колен и сел в своё кресло. Его тон стал спокойнее, хотя нотка волнения всё равно проскальзывала в монотонности его речи. — Но прежде устройтесь поудобнее. Чаю? Хотя думаю, сейчас не время. Шерлок отпил немного чаю, расслабляясь в кресле и собираясь с мыслями. — Это болезнь, — после минуты молчания произнёс он. — Причём, сантиментальная. Буквально. Это всё, что стоит знать. — Это не объясняет кровь на полу и… ножницы, — при упоминании того, что присутствовало в той увиденной ею страшной сцене, миссис Хадсон невольно поёжилась и взяла чашку с чаем со стола, дабы успокоится и не потерять самообладание. — А это просто радикальные методы борьбы с симптомами, — Холмс поставил чашку на стол и соединил пальцы, садясь в свою излюбленную позу. — А если эти твои «радикальные меры» зайдут слишком далеко, Шерлок? Что мне делать? Нет, я обязана поставить своё условие. Если с тобой что-нибудь случится, то я обязательно позвоню. Если не Джону, то кому-нибудь другому. Например, твоему брату! — Хадсон явно требовались усилия, чтобы не назвать мистера Почти Британское Правительство рептилией. — Вы же недолюбливаете Майкрофта, — детектив приподнял бровь, с лёгкой усмешкой на губах. — У меня не будет выбора, Шерлок. Я не переживу, если с тобой что-нибудь… Ох… — домовладелица схватилась за сердце лишь при мысли о страшном исходе такого пренебрежения безопасностью и здоровьем, что, в общем, было свойственно Шерлоку Холмсу, как никому другому. — Успокойтесь, миссис Хадсон, — сыщик осторожно взял чашку из дрожащей руки собеседницы и поставил на стол. — Вы и так много пережили за сегодня. Вам стоит отправиться в свою комнату и отдохнуть. С бельём я сам управлюсь, не волнуйтесь. — Хорошо, Шерлок. Но прошу тебя… — Я всё понимаю. Я буду осторожен, доверьтесь мне. А сейчас идите и отдыхайте. Заговорщический тон явно подействовал на изнурённую переживаниями женщину, и Хадсон покорно отправилась в свою комнату. Пока она спускалась по ступеням, звук скрипки сопровождал её, словно желая приятного отдыха.***
Вот уже несколько дней квартира 221Б по Бейкер-стрит пребывала в какой-то… заброшенности? И нет-нет, ни Шерлок, ни, упаси Господь, миссис Хадсон не покидали её. Её покинул Джон. Шерлок выглядел подавленным. Стены и одиночество сжимали его в своих крепких объятьях, а он задыхался, не в силах выбраться. Эта квартирка стала для Холмса его жизнью, его душой. Но теперь она опустела. В ней больше не было Ватсона, не было красок. Одни и те же лица, дела, кровь, цветы… Однажды утром миссис Хадсон, совершенно ничего не подозревающая, зашла в комнату, неся поднос с чаем, как и всегда. Опять забывшись и поставив вторую чашку. Поднос выпал из её рук. На кресле лежал Шерлок с расстёгнутой рубашкой, покрытый цветами, напоминающими маки. Домовладелица, вскрикнув от ужаса, бросилась к телефону, набирая номер скорой и Майкрофта, захлёбываясь слезами. — МАЙКРОФТ, ОН СДЕЛАЛ ЭТО С СОБОЙ!!!***
Писк кардиомонитора. Капанье капельницы. Мерное дыхание. Свет заливает комнату, скользя по стене, койке, полу, делая очертания более чёткими. Гудок поезда вдали. Часы в конце коридора отсчитывают секунды. Тик-так, тик-так, тик-так… Вдох.