Девочка Настя (редактируется)

Стук в дверь четыре раза. А я ведь уже три года как пытаюсь донести до этой семьи правду, что пора установить звонок. Не знаю, почему, но такого не случилось. Сердце бьётся чаще. Сегодня важный и очень ответственный день, а я уже опаздываю из-за ебучего автобуса. Отменили этот маршрут, видите ли! Пришлось бежать, мучая лёгкие морозным воздухом. Да ещё и обнаружилось где-то на середине пути, что пуанты дома остались, так что до квартиры Скворцовых получилось добраться за два часа вместо обычных двадцати минут. — Кто там? — низкий голос поднимается до писклявого, подражая сестре. Меня не проведёшь, я тебя с самого рождения знаю, пидор. — Педофил, блять, в пальто! — огрызаюсь я, начиная притопывать носком сапога от нетерпения и накатывающей злости. — Мы опаздываем, так что поторопись. — Сейчас, носик припудрю.., — отдаляется от двери голос брата. Мать моя литература, да он издевается! Сначала орёт под дверью, когда со мной ученик, а теперь это! Смотрю на наручные часы. Как только дверь откроется, я его точно прикончу. Секунды капают медленно, словно из слегка подтекающего крана, и, кажется, проходит час. На лестничную площадку Влада выпихивает Лиза и быстро прощается, а я его даже не узнаю: он сегодня даже более ухоженный и опрятный, чем в последнее время. Вау. Брат даже перед спектаклями так не прилизывает волосы. Видимо, в школе наш альфа-самец собирается привлекать внимание самки, и я даже думаю, что знаю её. Влад похотливо играет бровями, заметив мой оценивающий взгляд, а затем заливается смехом. Ему срочно надо к врачу. — Нихрена себе ты носик припудрил, — наигранно удивляюсь я, утаскивая юношу вниз по лестнице. Он пытается оправдаться тем, что юбилей школы — очень важное мероприятие. Ага, поговори мне тут, человек, который в первый же день подготовки к мероприятию обматерил его всеми возможными словами. Мы же ещё отрепетировать должны. Блять. *** В зале нас встречает Зоя Болконская и показывает пальцами номер кабинета, в котором мы можем переодеться (каждому творческому коллективу или дуэту по одной раздевалке). Дуется ещё, наверное, не хочет разговаривать. Я считаю, что не зря отвела её к директору. Да, выговор был достаточно вялым, но девчонка получила по заслугам — писала мне три сочинения по "Мёртвым душам". Нечего было запирать кабинет, когда там люди находятся. Влад любезно садится на парту лицом к доске и утыкается в телефон, а я около дальней стены потихоньку переодеваюсь. Ох, пуанты из "Щелкунчика", как давно я вас не надевала. Боль в пальцах уже привычна — слишком много времени было проведено на ногах. Пируэт, арабеск. Отлично, размер ноги за год почти не изменился. Со стороны брата доносится тихое шуршание пакетов. За окном прохожие спешат куда-то по своим делам. Такая суета, даже смешно. Как будто смотришь телевизор, чувствуя умиротворение. — Может, ну это всё к чёрту? — слышится жалобный голос Влада. Он сжимает в левой руке пакет с уличной обувью, а правой теребит волосы. И я убеждаюсь в этом, как только поворачиваюсь к брату. В его глазах страх, и он похож на беззащитного ягнёнка перед волком. Как будто ему снова семь и он по-прежнему боится показать себя в плохом свете, боится ошибиться и испортить всю композицию... В сознании вспыхивает одно из странных воспоминаний. Жил-был Мальчик, стеснявшийся своего увлечения, потому что родители говорили, что оно — для девочек. И жила-была Муза, любившая наблюдать за Мальчиком. "Как над тобой будут смеяться из-за того, что ты любишь, представь, что этих людей нет, не принимай всё близко к сердцу", — с улыбкой говорила Муза, смотря Мальчику прямо в глаза. Она была так юна, но невероятно мудра, по его мнению. Её пример заставлял его всё больше и больше тренироваться, учить и изучать, что любое падение не останавливало. Мальчик мечтал дотянуться до звезды, что звал Музой, мечтал танцевать вместе с ней. Когда-то я такое услышала от Влада. Он в тот момент даже не собирался переодеваться после "Лебединого озера" четыре года назад, сразу начал искать меня, дабы услышать мнение авторитета. Хм, никогда, наверное, не смогу привыкнуть к этому. — Я знала, что ты скажешь так, — усмехаюсь я, вглядываясь в красивое лицо с мягкими, почти размытыми чертами. Как только он выйдет на сцену, то точно покорит всех. — Но ты же не будешь сдаваться? В конце концов, ты согласился на это, потому что хотел показать своё мастерство. — Я согласился на это из-за тебя! — рычит он, а затем прерывисто выдыхает. — Я сейчас не в таком возрасте, чтобы не волноваться о том, что подумают другие. Тем более, что мне с моими долбанутыми одноклассниками ещё полгода учиться! Глупый, глупый Влад. Но я его понимаю: с Зарецкой и Рудковской нормально в классе не проживёшь. А про Семёнова вообще молчу. Могу поспорить, что он обязательно за что-нибудь сядет за решётку, ибо просто хулиганское поведение — это одно, а хулиганское поведение плюс нестабильное состояние психики — совсем другое. — Влад, — я подхожу к брату и сажусь перед ним на парту, — ты — один из лучших артистов балета, которых я знаю. Ты должен показать всю свою красоту окружающим, чтобы и они прониклись искусством. Представь, что ты на сцене театра. Представь, что зал пуст, мы на генералке спектакля. Представь Анатольича, представь, что он не отпустит тебя домой, если нормально не прогонишь танец. Не зря же тебя называют самым перспективным молодым актёром. Голубые глаза блестят, но их обладатель не плачет — он загорелся и почти светится изнутри, мешает только искра сомнения. — Танцуй хотя бы для Аси. Она поймёт — тоже ведь человек искусства, — продолжаю я и понимаю, что попадаю в яблочко. Искра исчезает, остаётся только решимость. Я не ошибалась, ему нравится именно Канаева. Что ж, у брата есть вкус в девушках. Тепло. Руки на талии. Возникший при быстром движении поток застоявшегося воздуха. Больше тепла. Обнимаю Влада в ответ. Если кто-то обидит его, я сделаю всё, чтобы этот человек заплатил за свои действия или слова как следует. Потому что брат не должен стесняться искусства вне сцены. Балет должен стать полноценной частью его души, как когда-то стал частью моей. Лишь в этом случае он будет счастлив. — Спасибо, Насть, — шепчет он еле слышно. Улыбка не сходит с лица. В такие моменты время, кажется, течёт медленно. Время. Чёрт. Скоро начнётся мероприятие, а мы тут сидим. — Пойдём, — киваю я в сторону выхода и направляюсь к двери. Меня останавливает рука Влада, сжимающая запястье. — Только если я облажаюсь, то виновата ты, ведь ты меня и притащила сюда, — бурчит он. Что ж, вполне в стиле брата. — Конечно, — смеюсь я и веду его навстречу приключениям. *** — В нашей школе рождаются потрясающие дуэты учителей и школьников. И сейчас вы в этом убедитесь! На сцене ученик одиннадцатого "А" класса Владислав Скворцов и учитель русского языка и литературы Анастасия Филова представляют "Танец принца Оршада и феи Драже"! Господи, что за убожество писало этот сценарий?! В зале мэр города сидит, а ведущий фамильярничает! Приветственные аплодисменты, я касаюсь ногами сцены. В вариации нашего хореографа танец начинается с арабеска с опорой на дрожащие руки Влада. Еле заметно сжимаю их. Только не волнуйся. Всё хорошо. Мы выступим достойно. Смотрю в зал и улыбаюсь. Он там, наблюдает за каждым моим движением. Рядом сидит Зоя Болконская, что-то говоря своему соседу, коим является брат Серёжи Артём Николаевич. Еле заметно усмехаюсь. А эти двое неплохо смотрятся вместе. Перевожу глаза на Влада, но чувствую внимательный ошеломляющий взгляд парня из зала, будто он до безумия желает, чтобы я не споткнулась и не упала. Сейчас я — произведение необычайно красивого искусства. И я покажу, каким многогранным оно может быть. Себе. Брату. Ученикам. Учителям. Гостям со стороны. А ему, моему Есенину, в особенности. Я как будто в своей стихии. Уже почти восемнадцать лет танцую на сцене, и это люблю намного больше, чем преподавание или стриптиз. Однако в балете выступают лишь до определённого возраста, и пускай к тому моменту у меня уже, скорее всего, будет семья, я буду работать учителем в дальнейшем. Если понимать, кого хочу видеть своим мужем, то я абсолютно безнадёжна. И так маленькая сцена становится до ужаса тесной от одной мысли о тех поцелуях. Ему семнадцать, Настя, семнадцать! О чём ты вообще думала? Но ведь он так невиннен, нежен и сладок, хотя одновременно и страстен. Его губы мягкие и податливые. А едва слышные стоны... Я точно схожу с ума. Наверное, я слегка краснею, поскольку внимательный взгляд Влада прожигает насквозь. Главное, не спалиться и не дать понять, что за извращения лезут в голову. Партнёр по танцу поднимает меня вверх за талию, но это ни в какие сравнения не идёт с тем, как чувственно притягивал к себе Кузнецов. Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт! У нас тут фрагмент из балета "Щелкунчик", Настя, проснись! Чуть не спотыкаюсь, приземляясь с прыжка, и ловлю обеспокоенность брата. Надо думать о чём-то более философском. Например, о самопожертвовании. Кажется, это было одним из направлений декабрьских сочинений. Я читала непроверенный сканированный вариант Кузнецова. Весьма интересный язык, но есть всякие ошибки и неточности. Некоторые речевые обороты, кажется, не могут существовать в русском языке, но думаю, проверяющие увидели в них неумелые метафоры. Правда, все эти недочёты не помешали парню получить "зачёт". Какие там рассуждения во вступлении и заключении — закачаешься! И вновь смотрю на него. Схожесть с Есениным поразительна. Вспоминается наша первая встреча в клубе. Ещё тогда он был необычайно привлекателен и интересен как собеседник. А ещё пытался рукой прикрыть стояк. Ха, меня не обманешь. Серёжа встаёт и с каменным лицом, но горящими глазами уходит прочь из зала. Что? Что он задумал? Поклон, бурные аплодисменты. Мы выходим в кулисы, где Влад ещё собирается подождать выступление Аси, а мне нужно снять с себя костюм, поскольку от неприличных мыслей в нём стало слишком жарко. В кабинете-переодевалке мне вручают цветы и улыбаются. Хризантемы любимые. — Ты была просто великолепна. Глупо улыбаюсь в ответ. Он выходил только для того, чтобы вручить мне тут цветы? Не могу иначе выразить свою благодарность за букет, комплимент и незримую поддержку: подаюсь вперёд и касаюсь губами щеки ученика. Без понятия, специально ли или случайно, он поворачивает голову и целует меня. Нежно, осторожно, но с долей эгоизма. Его рука притягивает меня к себе так, что между нами не остаётся ни грамма воздуха. "Настя, — пищит внутренний голос, — ему семнадцать, он ещё учится в школе. Ты — его учитель". И это заставляет меня отстраниться. Он щурит, будто от яркого солнца, небесные глаза, а вниз вообще, думаю, лучше не смотреть. — Жди меня в зале. И займи место, хорошо? — в ответ Кузнецов кивает и уходит. Я сажусь на парту и снимаю пуанты, а затем запускаю пальцы в волосы, разом разрушая причёску. Ну и насрать. Проблема не в этом. И чем меня так привлёк этот недалекий отличник?