Петля

      Карин нравилось думать, что она живёт хорошо. Крыша над головой у неё имелась, еда, одежда, книги, оружие - тоже. В её распоряжении круглосуточно находилась лаборатория и многочисленные эксперименты Орочимару, одним из которых она, по иронии судьбы, тоже была. На отсутствие привлекательной внешности жаловаться было грешно - выразительные глаза цвета сольферино смотрели на мир надменно и презрительно; сангиновые волосы ниспадали до самых бёдер, местами расходясь непослушными вихрами (расчесать и сложить их в причёску, ввиду чрезмерной жёсткости, не представлялось возможным); атлетичное телосложение, подкреплённое генами Узумаки, нежный изгиб фигуры - всё это являлось предметами её внутренней гордости. Карин была умна, образованна, обладала острым умом и железным характером: всё-таки именно она навела порядок в Северном убежище, прославившись там своими бесчеловечным отношением к пленникам.       Девушка была завсегдатаем операционной змеиного санина, в свободное время штудировала библиотеку и была полностью уверена, что в жизни она имеет всё. Любовь, влюблённость, романтика - она слишком стара для всего этого дерьма, уж простите. Не в её интересах измываться над собой, вымачивая подушку в и так нужных вечно сухим и подслеповатым глазам слезах.       Иногда она выбиралась в населённый пункт, чтобы закупиться по мелочи - рубашка порвалась, точило износилось, оправу для очков надо сменить - и сразу же натыкалась на них. Вечно радостные, хохочущие девушки, в разноцветных кимоно и новеньких гэта*, с яркими утива** в руках. Они ничего не знают о бессонных ночах в подземелье, об истошных криках очередного несчастного, о недостатке солнечного света и сыром, заплесневелом воздухе. Их не выбешивает надоедливый Хозуки, шея которого так и просится заиметь странгуляционную борозду; противное "Уровень чакры стремительно падает, Карин, дай руку" не раздаётся посреди ночи в их доме . Как же хотелось подойти к ним и, вырвав политые сладким сиропом данго, засунуть им в глотки, сломать трахею и наблюдать, как они, заливаясь хлещущей кровью, полухрипят-полусвистят, смешно дёргаясь в предсмертных конвульсиях. Карин было плевать - они не заслуживали такого счастья, не заслуживали вот так просто шагать под ручку со своими сопливыми женишками, приходить домой и обнимать обнимать родителей, есть вкусную, горячую еду и вообще делать то, что куноичи не могла себе позволить.       Да, она жила хорошо, имела кров, еду, книги и оружие; была востребованным ассистентом, обладала пытливым умом и хорошей фигурой. Карин иногда вспоминала о мальчике с Чууннин-шикен, но не позволяла себе зайти дальше мечтаний о встрече и хороших отношениях, потому как любовь и влюблённость - чепуха и уж точно не для неё. В свои пятнадцать Узумаки уже была нукенином, пытала, убивала и наводила ужас на пленных. В глубине души ей было не по душе и тонкий голосок пищал, что она становится такой же, как её шиноби Скрытой травы, но девушке нравилось чувствовать власть в своих руках, нравилось мстить за сломанное и уничтоженное детство, ей чёрт возьми хотелось отнять его у кого-то другого.       Когда ей было тринадцать, в Орочимару привёл его. Учиха Саске, последний представитель своего клана, обладатель двухтомойного шарингана и частый гость фантазий аловласой куноичи. Мальчик-мечта был на расстоянии вытянутой руки, стоял прямо тут, в освещённом немногочисленными лампами логове саннина, и хмуро осматривался.       Все убеждения Карин рухнули в один момент, рассыпались, как неумело построенный карточный домик. Она внушала себе, что уже имеет всё необходимое, что любовь - оправдание слабых и ни на что не способных, что судьба мальчика с Чууннин-шикен совсем скоро перестанет её волновать. Каждый день она маниакально следила за Саске, улавливала каждое его движение, запоминала, какая одежда была на нём в тот или иной день. Она знала его расписание наизусть, вплоть до мельчайших деталей. Чего уж там, девушка выкрала одну из футболок Учиха и по ночам, прижимая её к себе,представляла, что рядом лежит черноглазый нукенин. Буквально под любым предлогом она пыталась выйти в город и выискивала влюблённые парочки, жадно поглощая полученную информацию. Суйгецу был единственным, уличившим её в этом человеке. Его доставания стали ещё неснонее, зудёж продолжался круглые сутки и девушка уже всерьёз подумывала об отравлении осточертевшего мечника. ***       События летели стремительно, как прокручиваемая в зале лента кинофильма. Для Карин они разделили жизнь на до и после. Человек, которого она любила больше всего на свете, принёс её в жертву своим амбициям, проткнув насквозь смертельной техникой. Он бросил её в гнить в плену после того как был спасён целебной чакрой. Бросил её, когда она пришла на войну. Ушёл решать личные проблемы, в финальной схватке так и вовсе потерял руку, а потом благополучно свалил в закат искупать грехи, осознав всю бренность бытия. Сокомандница таки дождалась своего часа и вышла за Учиха замуж, пополнив скудный список членов клана собой и дочкой. Красивая история, давайте похлопаем.       В это же время Узумаки пыталась изо всех сил удержать на плаву своё психическое состояние. Она раз за разом собирала себя по кускам, беспросветно впадала в депрессии, буквально ела успокоительные и билась головой об стену от недельных бессонниц. Сольфериновые глаза потускнели и смотрели на мир со всепоглощающей ненавистью, а изящная фигура теперь скрывалась за мешковатыми и бесформенными балахонами. Девушка срывалась на окружающих по пустякам, часами бездвижно лежала на полу, не в силах что-либо сделать. На вопросы о столь резких переменах она просто не отвечала, либо отмахивалась: детка, меня просто предали, чуть не убили, посадили в тюрьму другой деревни, ещё раз предали, бросили умирать с проткнутым животом и поджаренными внутренностями, несмотря на всё то, что я сделала, а потом и вовсе предпочли розовоголовую истеричку, которая видите ли "любила Саске с детства и всегда в него верила"; они поженились, завели ребёнка, жили долго и счастливо, а так - совершенно ничего, в душе радуга и розовые пони.       Даже Суйгецу понимал Карин и старался по мере возможности поддерживать, хоть и делал это весьма своеобразно. Так или иначе упаковки из-под таблеток каждый месяц занимали отдельный мусорный пакет, а бритвенные лезвия с частотой раз в месяц колесили по телу куноичи, оставляя красивые тонкие следы. Заметить было невозможно, так как чакра Узумаки мгновенно залечивала такого рода повреждения, следовательно резаться девушка могла когда угодно, лишь бы свидетелей не было - очередные снисходительно-сочувствующие взгляды ей были совершенно ни к чему.       Ни о какой романтике, естественно и речи быть не могло: работа, самоистязания, редкий сон, работа - вот и всё разнообразие. Иногда Карин выходила на природу, подолгу сидела у водопада и смотрела в воду, пытаясь расслабиться. Мысль о купании в озере иногда закрадывалась ей в голову, но не находила поддержки, ибо девушка не могла выносить вид своего тела: ей казалось, что Саске бросил её из-за многочисленных следов от укусов, в противовес которым стояла идеально ровная кожа Харуно. Никогда раньше она не задумывалась о том, чтобы стесняться своего тела, но сознание цепко ухватилось за этот факт и винило во всех бедах внешность Карин - всё-таки из-за чего ещё Учиха отказался бы от неё?       Во время одной из прогулок по окрестностям, Узумаки нашла спрятанную от посторонних глаз пещеру, относительно небольшую, но очень красивую. Вход был спрятан за толстым стволом какого-то дерева и если бы не природное любопытство и навыки сенсора - девушка бы никогда не нашла своё будущее убежище. Обстановка была тихая, умиротворённая, а воздух колебали лишь ритмично падающие капли, да изредка заглядывающий ветер. То, что надо.       Карин наведывалась в пещеру стабильно раз в две недели и проводила своеобразную медитацию: забиралась на выступ, отстоявший от потолка где-то на три метра, где росло одинокое корявое дерево, и ложилась на землю. Лежать она могла час-два, потом спускала ноги вниз и смотрела на озерцо, стараясь освободить голову от мыслей. Затем снимала сандалии и опускала ноги в воду, наблюдая за расходящимися по ней кругами. Эти простые, казалось бы, действия, приносили ей небывалое успокоение - только здесь, в своём маленьком мирке, оторванном от опытов, проблем, самоистязаний и мыслей о прошлом, она могла почувствовать себя живой. Снова стать той Карин, которой она была до всего этого. Вздохнуть полной грудью и рассмеяться в голос. Рассмеяться, потому что ей легко.       Обжить убежище было делом пары недель: куноичи запечатала необходимые вещи в свиток и, спрятав за пазуху, спокойно ушла. Разместила она их на выступе, так как место было самое подходящее: каменистая площадка, примерно три на четыре метра, хорошо освещалась солнцем из щели, была покрыта мягким мхом и, в целом, подходила для предписываемых ей целей. Карин постелила там мягкий матрас, найденный в богом забытой кладовой, и старое одеяло. В стене был благополучно сделан тайник с запасной одеждой, парой очков, несколькими пустыми свитками и маленькой аптечкой.       Узумаки менялась на глазах: постепенно исчезала нервозность, из шкафа были вынуты шорты и рубашки, на губах иногда появлялась неумелая улыбка, но глаза оставались всё такими же пустыми и безжизненными. Девушка стала лучше спать, быстро справлялась с работой, стала уделять время внешности и вернула ядовитый сарказм в перепалки с Суйгецу. Мечник только крутил пальцем у виска, мол что с ней творится, но в душе радовался, ибо стервозное состояние куноичи в какой-то мере заботило его, как сокомандника и друга. Карин, чтобы привнести в жизнь изменения, состригла волосы - жаль, конечно, но так ей тоже нравится. Немного подумав, она не стала выбрасывать ценный биологический материал (всё-таки шевелюра клана Узумаки обладает нереальной чакропроводимостью) и сохранила их в отдельной коробочке. Окружающие недоумевали: столь резкая смена состояния могла мало того, что негативно сказаться на девушке, так ещё и вызывала ряд сомнений. Стрижка, настроение, одежда, поведение - всё это переменилось чуть больше чем за год, учитывая предшествующие ему четыре, полные беспробудной и беспросветной депрессии.       В глубине души Карин всё ещё страдала. Она по-прежнему стеснялась своего тела, винила внешность в уходе Саске, наносила всё больше и больше отметин (от которых, в прочем, ничего и не оставалось), иногда-таки срывалась на крик в перепалках и искала утешения в работе. Ей не снились сны, за исключением редких обрывочных сцен, наподобие вырванных из контекста картинок. Однажды она проснулась посреди ночи, дико крича; её била крупная дрожь, ночная рубашка прилипла к телу, а со лба стекал холодный пот. Вскочив, она помчалась в ванную - без малейшего понятия, зачем - но не добежала. Ноги свело судорогой, в глазах потемнело, а сердце сжалось от накатившего страха. Она с грохотом упала, пребольно ударившись головой. Лёжа на холодном каменном полу, она содрогалась от мысли, что здесь окончит свои дни - беспомощная, измученная, без малейшей возможности даже позвать на помощь - язык не слушался и вяло мялся у щеки. Ужас сковал её липкими, противными путами, выбивая воздух из лёгких. Карин не контролировала себя - её тело билось в конвульсиях, как у выброшенной на берег рыбы, из горла вырывались какие-то хрипящие звуки, глаза упрямо не желали видеть и только крупные горячие слёзы текли по мертвенно-бледным щекам. N-ное количество времени спустя она, шатаясь, поднялась на колени и поползла в сторону кровати, цепляясь ногтями за щёлочки в камне. Добравшись, она схватила с прикроватной тумбы первый попавшийся пузырёк и залпом опрокинула содержимое - плевать что там, лишь бы уснуть. И, желательно, не проснуться. Неделю спустя, после того как организм (слава генам) избавился от последствий отравления, слизывая кровь со случайно порезанного пальца, она вдруг поняла, что врёт. Именно! От этой догадки её пробрал смех, поднимающийся из самых недр грудной клетки - она врёт. Брешет. Блефует. Фальшивит. Карин упорно внушала себе, что с ней всё хорошо, что она в полном порядке и абсолютно счастлива, но мокрая от слёз ночная рубашка, пропитанная холодным потом и вымазанные кровью лезвия доказывала иное. Прибежав на кухню, обеспокоенный Суйгецу застал её валяющейся на полу, смеющуюся, как ненормальную, с трясущимся от хохота телом и слезами на глазах.