Звёзды над Берлином

В прихожей Брагинский замотал шею шарфом и стал открывать дверь. - Надень плащ, - сказал ему Людвиг, - Там довольно холодно. Иван не считал, что там холодно, но такая забота тронула его и он безропотно накинул на плечи плащ. На улице было не холодно, но и не так уж жарко. Комфортный день середины осени. В распахнутом плаще в самый раз. Иван ловил себя на том, что хочет подольше идти до офиса водопроводной компании. Прогулка с Западом доставляла ему удовольствие. Молчание не было напряженным. Можно было расслабиться и смотреть по сторонам, на жёлтые липы на Унтер-ден-Линден. А потом сказать что-то типа "А помнишь..." и понять, что твою мысль уловили сразу и полностью - по блеску глаз, по паре сказанных в ответ ничего не значащих слов. Ничего не значащих для других. К сожалению, они пришли довольно быстро. Водопроводная компания располагалась в небольшом красном кирпичном здании. Людвиг быстро разобрался где погасить задолженность, как вызвать сантехника и строго отчитал кассира за отсутствие дубликата кассового чека. Перед ним извинились и сказали что сантехника пришлют в самое ближайшее время. У Ивана всё это заняло бы полдня, не меньше. Германия уложился в полчаса. Они снова вышли на улицу и стояли на углу, оба в некоторой растерянности, что делать дальше. Здесь был один из старых уголков Берлина, сохранившихся с довоенных времён. Красная кирпичная стена была окружена старыми липами, образуя что-то вроде живописного сквера. Дул тёплый ветерок, напоминая о прошедшем лете и слабо ерошил светлые до белизны волосы Ивана. У него в душе появилось странное ощущение, что Запад сейчас уйдёт и этот момент никогда больше не повторится. Будет потеряно что-то очень важное. Поэтому, повинуясь безотчетному порыву, он взял его за руки, и подняв их вверх, резко притиснул его к стене. Германия почти не мог двигаться, только смотрел на него изумленными синими глазами. И тогда их губы соприкоснулись. У Людвига появилось ощущение, что его дегустируют. Тёплые губы Брагинского легко скользили по его губам, не пытаясь их разжать или глубоко затянуть. Это не имело ничего общего с развратными поцелуями Франции, но дарило ощущение тёплой приятной тяжести в груди, как будто там зажгли небольшое солнце. Ему хотелось чтобы оно длилось и длилось. Наконец Иван отпустил его и привалился к стене рядом с ним, глядя куда-то в пространство. Он сделал то, что ему сейчас хотелось, и пусть Запад думает о нём что угодно. Людвиг отдышался и посмотрел на него. Если он хотел сказать России что-то жестокое и циничное, то сейчас был как раз подходящий момент. Но, как назло, ничего такого не лезло в голову. Там была мешанина из чего-то исключительно тёплого и милого. - Я не Восток, - внезапно сказал он очень тихо, практически себе под нос. - Я знаю, - точно так же отозвался Иван. Он протянул руку и прикоснулся к его руке. Германия смотрел на него с удивлением и ещё чем-то трудноуловимым во взгляде. - Ты пришёл отомстить? - ещё тише, почти шёпотом спросил Россия, - Ты меня ненавидишь? Его голос срывался. Он чувствовал что любит его любого, во всех его проявлениях и мысль о том, что Запад его ненавидит, просто сводила с ума. - Я не хочу об этом говорить, - упавшим голосом отозвался Людвиг. - Ладно... - Иван был в растерянности, - Как хочешь... Германия вырвал свою руку из его ладони и, не оглядываясь, быстро зашагал прочь по Унтер-ден-Линден, как будто за ним черти гнались. Иван стоял, привалившись к стене и смотрел ему вслед. В его фиолетовых глазах закипали слёзы, которые тут же сушил и сдувал осенний ветер, как будто их вовсе и не было.

***

У Америки было дикое похмелье, поэтому когда раздался звонок в дверь, он схватился за виски и застонал от боли. Но трезвон не прекращался, поэтому пришлось сползти с дивана и пойти открывать. Когда он открыл дверь, то перед ним стоял Людвиг. Внешне он был спокойным, только гораздо бледнее обычного. Германия оттолкнул его, прошёл в комнату и стал мерять её шагами туда-сюда по своей обычной привычке. Альфред ошарашенно следил за ним. - Что... тебе надо? - наконец выдавил он, - Ты не мог бы зайти попозже? Мне что-то нехорошо. Людвиг презрительно посмотрел на него: - Ты хоть помнишь, о чём говорил сегодня утром? Насчёт Брагинского. Джонс начал мучительно вспоминать. - Кажется я что-то придумал... Какой-то гениальный план... У меня вообще много гениальных планов, все не запомнишь... Тут он почувствовал, что его хватают за грудки и прижимают к стенке. - Твой гениальный план провалился, - прошипел Германия, - Брагинский вычислил меня на раз. Моментально понял, что я не Восток. Он его любит, ты понимаешь? - А, ты об этом! - Америка наконец-то вспомнил, - Ну ладно, потом попробуешь ещё раз. Просто ты недостаточно подготовился. Лучше бы он этого не говорил. Потому что после этих слов Людвиг встряхнул его так, что он здорово ударился головой о стенку. А она и так уже сильно болела. - Недостаточно подготовился... - с иронией сказал Германия, - Разве можно к этому быть готовым? Он наконец-то отпустил Альфреда и устало сел на стоящий рядом стул. - Разве можно быть готовым, - он обхватил голову руками, - Что тебя так накроет ностальгия и воспоминания... Что захочется всё вернуть... И знать, что это невозможно... Америка с любопытством наблюдал за ним. - В каком смысле невозможно? - он налил себе воды из хрустального графина и сделал приличный глоток. Сразу стало легче, - Ты что, Брагинского захотел что ли? Он расхохотался. - Добро пожаловать в мой клуб! Назовём его "Кто хочет заполучить Россию". Нас становится всё больше. На его лице отразилось недоумение. - Тогда чем тебе не нравится мой план? Стоит тебе успешно прикинуться Востоком и пожалуйста - Россия твой. Мне вот так не повезло. Германия понял, что ему ничего не объяснить. Но стоило хотя бы попытаться. - Мне не нужен секс на одну ночь, - жёстко сказал он, - Я хочу чтобы Иван был моим целиком и полностью. И точно так же хочу принадлежать ему. Невозможно постоянно делить его с Востоком. На этот раз Америка не просто расхохотался. У него сделались конвульсии от смеха. Он держался за живот и никак не мог перевести дыхание. - Ты влюбился... - ему не хватало воздуха, - Господи, Людвиг, ты влюбился! И ревнуешь к самому себе! Смешнее я ещё ничего не слыхал. Германия подскочил к нему и снова схватил Альфреда за шиворот. - Если ты кому-нибудь об этом заикнёшься, - прошипел он прямо в его серо-голубые глаза, - Ты сильно пожалеешь. Третья Мировая меня не испугает. - Ладно, ладно... - Альфред стряхнул его руки, - Я всё понимаю, тоже пострадавший. Сам этого Восточного ненавижу. Но что я могу поделать? Тут ничем не поможешь. Он часть тебя, смирись с этим. Словно размышляя над его словами, Людвиг стал ходить по комнате. Потом заговорил уже более спокойно, своим обычным начальственным голосом. - Неразрешимых проблем не бывает. Нужны только настойчивость и терпение. Рано или поздно Восток исчезнет. - Хм... - иронически протянул Америка, - Возможно ждать придётся довольно долго. Ты уверен, что именно этого хочешь? - Никогда ещё ни в чем не был так уверен, - резко сказал Запад и не прощаясь вышел на улицу, громко хлопнув дверью.

***

Дорогой Иван! Я много думал об этом и устал себе повторять "это же Россия, он твой враг, ты должен его ненавидеть". Но ты знаешь, что это не так, и если даже жестокая война сделала нас врагами, ненавидеть друг друга мы не можем. Не спрашивай меня почему, я и сам не знаю. Мне трудно говорить о своих чувствах, гораздо легче написать и поэтому я пишу это письмо. Первое и последнее. Наверно мы ещё не раз увидимся, но я буду избегать общения. По крайней мере до тех пор, пока не приду в нормальное состояние. Восток, который живёт во мне, это часть меня, часть моего сознания, и меня не удивляет, что ты его так любишь. Но мне хотелось бы, чтобы ты любил меня полностью, такого как есть, а это сейчас невозможно. В этом вопросе я буду принципиальным. До тех пор, пока Запад и Восток Германии не сольются в одно целое, я не вправе просить тебя о чем-то или что-то предлагать. Потому что это буду не я, а только часть меня. Поступать так с тобой я считаю бесчестным. И пусть тебя не обманывает моя дружба с твоими врагами, так получилось, что именно они хотят видеть меня снова прежним и неделимым. А это то, чего я хочу больше всего на свете. Потому что после этого я снова смогу быть с тобой. Да, я хочу этого, несмотря на унизительное поражение в войне, на беспощадный Нюрнбергский процесс, на ужасную судьбу Пруссии. Вы четверо подписали ему приговор, и ты виноват лишь в том, что победил, поэтому я смирился. Мой брат всегда будет со мной, в моём сердце и моей душе. Говорят, что мертвые живы, пока мы о них помним. И поэтому Пруссия будет жить вечно. Точно так же я никогда не смогу забыть о тебе, забыть всё то, что мы пережили вместе, хотя порой мне казалось, что мучить тебя и доставлять боль - самое большое удовольствие на свете. Зато теперь я мучаю сам себя из-за этого. Прости меня, если можешь. С уважением, господин Людвиг Байльшмидт P.S. Для тебя всегда просто Людвиг