Безумие

Поездка немного затормозилась в подворотне, но, как только Мирон отошёл от очередного оргазма, они снова поехали в сторону студии. Быстро заехав за кофе, тортиком для Женьки и сигами для самого себя, Мирон, наконец, подъезжает к зданию офиса. Он на Лиговском, здесь всегда красиво по вечерам: огней много, поэтому, выйдя из машины, всучив коробку Аньке, а сам напялив лямку рюкзака, останавливается у двери, чтобы покурить. — Сиди, — командует, чтобы та не вылезала из салона на холод, но дверь приоткрытой оставляет, опираясь о нее локтем, — держи, — и просто дает вторую сигарету девушке, поджигая сразу же, — я просто добрый, — оба знают почему, — следующие сутки без курева. Мирон проконтролирует. Он всегда контролирует. Аня кивает и закуривает. Она уже давно привыкла слушаться его практически во всем. Он же старше, а значит умнее. Но дело было еще и в другом. Ей нравилось подчиняться. Да, она жила по принципу, что в отношениях мужчины главный, и придерживалась этого всегда. Брюнетка жмурится от никотинового дыма, который буквально обжигает лёгкие — С тобой я скоро и курить разучусь, — ворчит брюнетка. Анька отодвигает ноги от двери, чтобы не было холодно, и быстро докуривает. Миро затягивается, дым вместе с паром выдыхает и наверх смотрит. Сиренево-черное полотно. Затянуто. А хочется звезд. Нужно будет в Берлине съездить куда-нибудь за город. Или к океану в Нью-Йорке. Хотя вряд ли и там небо чистое. Недостаточно чистое, чтобы Мирону зашло. — Мы это, — щурится от дыма и взгляд на Аню переводит, — все-таки заедем к тебе. Щас-то я тебя одену, а вот завтра хуй ты поедешь опять полуголая, — и поебать, что расстояние там будет от двери парадной да до машины и наоборот, — усекла? Докуривает как можно быстрее, чтобы Анек не мерз. Выкидывает окурок куда-то вбок, а потом ладошку ее цепляет. — Поскакали, давай. ***** На студии их встречают тепло без всяких укоров и обвинений. Аня ставит кофе, после чего с криками «ебааааааааный португалец " летит к нему и запрыгивает на Порчи, обхватывая его руками и ногами. Но у того реакция другая. Если перевести на русский, то «какого хуя ты так одета, совсем двинулась», а дальше миллион матов про ее поход в бар, причем половина из них и на русском. — Откуда в тебе столько мата? — Анька целует его в щеку и слезает, притягивая к себе Женьку, которая уже заметила свежий засос и теперь смотрела неодобрительно. — Считай, что я вас всех сберегла от очередного срыва и депрессивного бубнежа, — едва слышно шепчет Аня, на что Женек лишь кивает, не сдерживая улыбку. — Давай ты пойдешь нахуй, — вместо «привет» отзывается Мирон, когда Порчи орет на всю студию. Федоров лучшего друга по макушке бьет ладонью и все так же на русском просит отстать. Мирон следом Женьку обнимает и, уткнувшись ей куда-то в ключицу, канючит и жалуется, насколько ему спать хочется. Та делает как можно более жалостливый вид и на Аньку взгляд переводит, мол, «вот же бедное создание, да?» Хорошо Федорову с этими людьми. До невыносимого благодарен, что они есть у него в жизни. Вот эта троица, которая убережет его от всего: самый поддерживающий, самая помогающая и самая любящая. Лучшая. Дальше Аня уходит на диван в глубине студии. Девушка стягивает куртку, следом толстовку, стараясь, чтобы футболка сильно не задиралась. Но вид в шортах и таком самодельном топе все равно был знатный. Женя легко толкнула Порчанского, потому что даже тот подзалип. Девушка забрала у Мирона рюкзак и уселась на диване, расчехлив бумаги и карандашики. Рисующей ее видел только Мирон. — Че, с чего начнем разборки? Кто первый на инквизицию? — Мирон заваливается на диван рядом с Анькой и по-хозяйски цепляет ее лодыжки, укладывая ножки себе на бедра, — давай с самого простого, потом в офис пойдем. Офис на пятом этаже, а студия на третьем — удобно вышло, никуда не надо уезжать и приезжать по сто раз. Женька достает стопку каких-то бумаг и, подсев рядом, начинает все объяснять. Женя рассказывает про какого-то паренька и Оксишоп, Мирон, вспомнив только минуте на второй, что за паренек, кивает, а после просит ему набрать и поставить на громкую. Вообще, он с персоналом крайне мягкий и лояльный, и все к нему по имени-отчеству обращаются не из-за страха, а из уважения, да и, пожалуй, потому, что звучит прикольнее. — Мирон Янович для тебя пока что. На «ты» еще не переходили, — звучит, когда в трубке слышится:"О, Мирон, здарова!» Мише, который им помог по совету их работницы, еще двадцати нет. Федоров не орет. Он вообще придерживается того убеждения, что у него нет никакого права орать на людей, которых он не знает. Тем более спокойный тон в таких случаях у него выходит очень неприятным. Вселяющим мандраж. Мирон спокойным тоном доступно вещает парню, что к работе с ним тот больше ни малейшего отношения не имеет с этого момента. Се ля ви. Делайте работу так, как нужно, а не так, как вышло. С этим разобрались, Женя заверила, что у нее появился человек, способный этим заняться, буквально вот на днях появился. Федоров доверяет. Следующие документы — уже образцы заявлений арендаторам и директорам площадок, на которых будет следующий тур проводиться. Список городов, заявления на отпуска, отгулы, подписи на оформлениях зарплат, и ему срочно нужен Мамай рядом. Но Илья у родителей гостит до завтрашнего вечера. Зато во время отсутствия Окси здесь всем будет управлять именно он. Ха. — - Покажи, — тычет пальцем Аньку в бок, заглядывая в лист, на котором та рисует что-то, но Евстигнеева увиливает, — Да ну, че ты ломаешься? Мирон попросту начинает лезть, пытаясь выхватить лист вместе с альбомом, подложенным под него, но выходит плохо. — Фёдоров, ты работать приехал? Вот и работай. Это все сказано в шутливом тоне, потому что она до одури боится щекотки. Мирон упорно пытается забрать рисунок, о Анька увиливает. Тут подключается Порчанский — Пс! — шикает, зовя Порчи, и удерживает одно запястье Аньки вверху, — хэлпани-ка! Take the drawing, давай-давай! — Это вообще нечестно, вы же понимаете? Они оба смеются как идиоты, когда пытаются заполучить творение, а когда Женя заходит, то она попросту начинает Евстигнееву щекотать прямо по полоске оголившейся кожи на животе. — И ты, Брут? — орёт Евстигнеева. — Всё, всё, показываю. Аня достаёт рисунок. На нём Порчи. Аня успела поймать взглядом открытую улыбку португальца и зарисовала её. Благо, Вийера смеялся больше, чем работал, поэтому дорисовать было не особо проблематично. Штрихи пока грубые, чётко прорисовано только лицо, но и в нём можно легко узнать Дарио. — Довольны? — Довольны, — кивает Федоров, улыбаясь, когда видит чужой рисунок, на котором очень реалистично изображен Порчи. На самом деле Аня вытащила не то, что рисовала, спрятав настоящий рисунок, на котором был тот, кого она видела в последнее время слишком часто. Черная фигура с капюшоном на голове, лицо прикрывала огромная маска с клыками, руки, которые были разведены в сторону полностью покрыты татуировками. Рисовать его она начала давно, когда сюда приехала быстро накидала Порчи, знала, что будут доёбываться. Поэтому сидела рисовала Охру, а когда начали забирать рисунок, то отдала Порчанского. Всё просто. Аня подняла карандаш с пола и махнула руками. — Снова включаемся в работу. Все. Евстигнеева пыталась усесться поудобнее, «случайно» проводя ножкой по бедру Мирона, останавливаясь возле паха. Маленькая месть. — Так, — вторит своим мыслям и, поднимая анькины лодыжки, освобождая себя от своеобразного плена Мирон, следом поднимаясь сам, — без домогательств, попрошу. Он не против этих домогательств, но сосредоточиться на них сейчас он не сможет от слова совсем, потому что красный индикатор в башке, напоминающий о незаконченных делах, все еще мигает. Девушка снова уходит с головой в работу, не замечая, как Мир убирает ее ноги. Евстигнеева снова впивается глазами в рисунок, пытаясь вспомнить малейшие детали клыкастого. Аня слишком увлечена и инстинктивно вздрагивает, когда рядом с ней плюхается стопка бумаг. Голубые глаза смотрят весело, без капли укора или осуждения. — Кис, поможешь, а? — просяще сводит брови Федоров и, цепанув со стола стопку документов, состоящих из заявлений и своих, и чужих, кладет около Ани, — можешь мою подпись налепить в правых нижних углах везде? Ну, там, где указано. Да, он наглеет, но лишние минут сорок на это все — тоже много. — А я тебя поцелую, — вот это одолжение, Мирон. — С тебя не поцелуй, Федоров. Когда он касается губами внутренней стороны бедра, Аня кивает головой. — В верном направлении мыслишь. Женя тянет Мирона за руку, Федоров кое-как поддается и уходит вместе с ней к лифту, в последний момент передумывая и уже таща ее за собой на лестницу. По дороге она у Мирона спрашивает, может ли взять пять свободных дней, чтобы в Москву с мужем смотаться после Нью-Йорка, и он кивает сначала, мол, естественно, что за вопрос, но после понимает, что Женя побольше заслужила. Предлагает отпуск, но та сразу отказывается, чуть ли не начинает голос повышать. Любому бы показалось это странным, но те, кто Женю близко знают, понимают, что она тот еще трудоголик. И все же Федоров делает мысленную пометку, чтобы ее все-таки отправить в этот чертов отпуск. Пусть с Сашей съездят на какие-нибудь острова. В самом офисе все, чем Мирон занимается, — это разносит ровно троих работниц, потому что ему откровенно не понравилось, что сроки начала подготовки декораций к трем концертам перенеслись, затем знакомится с новенькой Катериной, которую ему Женя представляет. Девушка будет заниматься всеми его сайдовыми проектами, включая Рибок. Собственно, именно она и оформила заказ, который должны привезти для Ани. Еще добрых полчаса уходит на то, чтобы обсудить с их художниками все, что можно и нельзя, начиная от мерча и заканчивая клипом на их совместный с Никитой Обиком трек. Под конец Мирон делает селфак на фоне собственного портрета в рамке над одним из диванов, показывает себе самому средний палец и Аньке отправляет, подписав: смотри, тут фото какого-то мудака. поговаривают, он к тебе приставал? хэй детка, я могу набить ему ебало за тебя, чтобы потом самому пристать к тебе ;) МФ Получив селфи, она закатывает глаза и делает фото просто со средним пальцем в камеру Набей морду тому мудаку, подписи которого я сейчас ставлю. Потом я вся твоя, милый. АЕ Аня разбирается с сотней бумаг, после чего снова садиться за рисунок. Все это уже стало таким обыденным. А первое время она пищала от восторга, ведь её пустили в студию к самому Оксимирону. Со временем запал пропал и она поняла, что там работают самые обычные люди. Спустя час Аня понимает, что дико замерзла и кутается в толстовку Федорова, но того все нет, как и Порчи с Женей. В итоге она задремала, свернувшись в клубочек и сжимая свой рисунок. Мирон напоследок всех присутствующих зовет на совместные посиделки. Женьке поручает записать, чтоб потом какой-нибудь рестик арендовать и посидеть всем вместе. По возвращении в офис Мирон с размаху заваливается на диван и обнимает Аньку сзади, обвив талию и прижав к себе так плотно, что, кажется, хрупкое тельце сейчас точно раздавит. — Мы долго, прости. Но зато я свободен как стая негров. Аня сонно хрипит, когда Мирон сжимает ее до хруста костей. Она сжимает его руки и ластится, утыкаясь носом куда-то в шею. Мирон улыбается, когда Анек утыкается ему в шею, когда, вся такая сонная и еще не особо понимающая, чего от нее хотят, удобнее устраивается в его руках, что-то бубня. Сладкая такая. Федоров на локоть свой опирается полулежа, свободной рукой убирает ей волосы за ухо, а потом целует куда-то под него же, мягко так, крепко прижимаясь губами к бархатной коже. — Я уж думала, что ты до утра не вернешься. — Ты что, уснула что ли? — Прости, кисик, что разбудил так резко, — шепчет в шею, обдавая жарким шумным дыханием. — Потерпишь, м? К тебе заедем быстренько, а дома завалимся спать. Точнее Аня завалится, а Мирон ляжет рядом, поставит на грудь ноут и, одной рукой девочку обнимая, будет до четырех лазить везде, где можно и нельзя. Ну ладно, не до четырех. До трех пятидесяти девяти. Аня зевает, наслаждаясь его поцелуями. Это то, что нужно, даже когда просыпаешься где-то не в тёплой кровати, но рядом с ним. — Я просто пригрелась, конечно потерплю. Евстигнеева удобно устраивается в его объятиях, постепенно просыпаясь. — Бумаги твои вон там. Был еще кофе, но вас долго не было и он остыло. Девушка окончательно просыпается и показывает Мирону на 90% завершенный рисунок Порчи. — Спасибо, что подписала, — Мирон цепляет чужой рисунок, поднимается, садясь, и, телефон достав, тут же фотку делает, чтобы запостить в инсту и твиттер, и неважно, хочет того сама Евстигнеева или нет. — Это потрясающе. Слышишь? — смотрит пристально, улыбается слабо, — очередной шедевр. Евстигнеева наконец-то продирает глаза, как в этот момент заходят ржущие в голос Женя и Порчи. Почему-то на ум пришло, как дико она ревновала к Муродшоевой, ровно до момента, когда Мирон посмотрел в глаза и сказал коротко и ясно: «Завязывай. Я тебя люблю.» Аня поняла, что перегнула палку, но в тот момент всё казалось таким явным, как она на него смотрит, сколько времени они проводят вместе. Всё это, казалось, складывается в единую и очень складную картинку. Но на деле всё оказалось куда проще. Они оба трудяги и у обоих просто зашкаливает чувство ответственности. То есть, если они не сделают вовремя, не сделают как надо, бросив на это все силы, которые только есть, то мир расколется напополам. А вот с Порчи они сошлись сразу. Общие шутки, постоянная улыбчивость — всё это объединяло брюнетку и португальца, да и Мирон радовался их общению. Но линию Аня никогда не перегибала. Если и пыталась вывести Мирона на ревность, то Порчи в этом никогда не участвовал, а если видел, то сразу же пытался прекратить все действия девушки. Мирон загружает фотографию рисунка в Инстаграм. Аня не любит, когда он выставляет её рисунки, хоть в основном они и получают признание. Девушка не считает, что рисует шедевры, просто неплохо, ведь косяков ещё дохуя и она свято верит, что Мира пошутил про портфолио и прочую херню. В студию заходит та самая Катерина в обнимку с большущим пакетом, на одной из сторон которого красуется громоздкое «Reebok». Мирон благодарит девушку, забирает принесенное, перекидывается парой фраз, а после, раскрыв пакет, проверяет, все ли там лежит, что он просил. — Одевайся, — отдает все это Аньке. — Мы сейчас покурим и вернемся. Будь готовой, — услышав все указания, Аня закатывает глаза. — Нашёлся мне командир, да Жень? Аня замечает, что Женя отчего-то начинает хмуриться. — Ну что не так? — Ты девочка-пиздец. Теперь я понимаю, про кого он писал, — Женя говорит с улыбкой, без злости. — Он же вчера всех на ноги поднял. — Да я все понимаю и не хотела волновать. А получилось наоборот. — И да, ты хорошо подумала о поездке в Берлин? Это будет тяжелый перелёт, — Евстигнеева кивает, натягивает худи на футболку, после чего стягивает шорты и надевает лосины, которые облегают просто донельзя. И без того спортивная фигура Ани кажется ещё стройнее и аккуратнее. — Да, Жень. Без него тут куда хуже, чем с ним, но в полете. Пока Мирон с Порчи стоят на улице, обсуждают предстоящий тур, португалец приглашает Мирона с Аней в Лиссабон, добавляя вполне серьезно:"У меня мама по тебе соскучилась, честное слово, вчера писала, жаловалась и тебя привезти просила». Мирон смеется только, соглашается и, передернувшись от холода, бросает даже не до конца докуренную сигарету в урну, и забегает внутрь, снова непроизвольно дергаясь от смены температуры. Пожалуй, Порчи прав: перед очередным потоком дел нужно будет почистить голову, съездить в теплое место, отдохнуть что морально, что физически, чтобы с новым запасом сил начать работать. Мирону вообще показано, прямо доктор прописал. В буквальном смысле, еще на втором курсе ВУЗа: «Не перенапрягайтесь, мистер Федоров, без стрессов, по возможности, чтобы фазы резко не накрывали и не заставали врасплох». Мирон помнит, что тогда кивнул и дал честное пионерское. А потом он потерял смысл понятия «спокойная жизнь». Так что определенно нужно. И Аньку свозить на солнышко. Солнышко на солнышко. — Собрана? О, молодец, — видит свою радость уже одетую, чуть ли не по стойке «смирно» стоящей. — Ну, мы поехали, — дружно, как кучка идиотов, обнимаются с не менее идиотскими театральными звуками умиления, и Мирон, взяв Аню за руку, идет на выход, даже не соизволив надеть куртку. Когда они выходят на улицу, Аня возмущенно смотрит на Мирона — То есть как я раздетая, так всемирный пиздец. А как он, так можно? — девушка обиженно дует губки, после чего садится в машину. — Так, к тебе? — Ко мне? Мирон Янович, на чай или что посерьёзнее? — девушка игриво смотрит на Фёдорова, после чего кивает. — Можем сначала чай попить, а потом, — Мирон переводит взгляд на Аню. — Можно сходить покурить, например. — Ох, ничего себе, Мирон Янович позволит мне выкурить сигарету?