Мы не ангелы, парень.
Нет, мы не ангелы.
Там, на пожаре, утратили ранги мы.
Нету к таким ни любви, ни доверия,
Люди глядят на наличие перьев.
Алексей Понамарев,«Мы не ангелы, парень»
— О нет, опять! Забери у него телефон, — орет Мью, наблюдая за тем, как рука Форта тянется к айфону Лама. — Форт, твою мать, только не это! Ну, почему ты не можешь, как нормальные люди, напиться и пойти цыпочку клеить, ну или блевать в туалете? — перехватывает телефон Лам, обращаясь к хмурому Форту. — Отъебись! — рычит тот и наливает себе еще. — Ну всё, сейчас начнется… — закатывает глаза Том. — Да дайте ему уже номер очередной страдающей фанатки Томми, ну или твоей бывшей, Лам, — толкает в бок того Мью, зная, что сейчас лучше дать Форту то, чего он хочет, потому что неизвестно во что это выльется потом. Старшекурсник-инженер, глава наставников, мечта большинства девчонок имел в принципе мягкий характер, при всей своей напускной строгости. Но в бочке меда без ложечки дегтя не обойтись. У него была одна особенность и проявлялась она, когда он выпивал: в нем просыпался синдром спасателя. Причем, довольно пассивного спасателя, если можно так выразиться. Он не рвался переводить старушек через дорогу, не перечислял все накопления приюту животных, а просто звонил какому-то страдальцу (преимущественно страдалице) и просил того излить ему душу. Лам как-то пошутил, что Форт вполне мог бы сделать объявление на своей странице в Фейсбуке, мол, на пьянках подрабатываю жилеткой, всем страждущим писать номер телефона в личку. За это он удостоился такого убийственного взгляда Форта, что больше так шутить не решался. — Да нет у меня никого в контактах, кого бы не утешил наш мачо, — вздохнул Лам, отбирая у Форта стакан, пока тот не наклюкался и не устроил драку, как в тот раз. Тогда парни решили, что эту «благотворительность» пора прекращать и сказали об том Форту, он в ответ только кивал и притворялся паинькой. А потом подрался с каким-то качком в курилке, еле растащили. — Ты охуел? Хрена ты к нему полез? — орал тогда Мью и встряхивал Форта за плечи, а тот морщился от боли и вытирал кровь, стекающую с расквашенного носа. — Я не могу так, блять, я знаю, что ебнутый. Но мне нужно слушать их, мне кажется, я причастен, а значит, могу помочь. Этого не объяснить. Как будто гложет изнутри, и если не сделаю хоть что-нибудь, с ума сойду, — сбивчиво объяснял. — Не понимаю, да сдались тебе эти ревущие в трубку телки, у них и проблемы-то надуманные. Рассталась с парнем, как жить, пойду поплачу, — передразнивал друг. — Ты не прав. Мью, мне нужно это, ясно? У каждого свои заебы. — Ладно, только давай больше без драк, окей? — Хорошо, только если вы не будете мне мозги промывать. Мью сжал тогда его плечо, выразив тем самым поддержку. С того раза спорить с Фортом всерьез никто не решался, и если ему требовался номер девчонки, мучающейся от неразделенной любви, или измены парня (нередко и самого Мью), ему его предоставляли. Как дилеры кокс отпетому наркоману. — Правда, нет, — листая список, бурчит Лам. — У меня тоже, — вздыхает Том. — Мью, у тебя в контактах сотни номеров, и половина — твои бывшие, с которыми ты периодически трахаешься, хули ты молчишь? — прищурившись, смотрит на парня Лам. Мью исподтишка показывает ему кулак. Номеров у него действительно много, но прошлый раз исповедь бывшей лучшему другу вылилась в неделю террора: она названивала ему сутками, посылала слащавые сообщения и даже караулила у корпуса факультета. А всё потому, что Форт посоветовал ей не отчаиваться. Эта дура, естественно, расценила это как призыв к действию. — Стоп! Кажется, нашел! — орет Том, отрываясь от экрана телефона, да так, что все вздрагивают, даже Форт, который до этого сидел с безучастным видом, с любопытством поглядывает на него. — Что? Кто на этот раз? — потирая руки, интересуется Лам, для него это уже своеобразная игра. — Хотя не… Не вариант. Он слишком мутный, чувствую, ничего хорошего не выйдет, — быстро сдает назад парень. — Почему? — подает голос Форт. — Это реально странный чувак, не знаю, как у меня вообще его номер оказался. Он ни с кем из группы не общается, всегда один ходит и не любит, когда к нему обращаются или прикасаются. Какие только слухи о нем не ходят! Я, конечно, слухам не верю, но он реально какой-то… — мнется Том. — Забей, в общем, он, наверное, и трубу не возьмет. — Хорошо, давайте еще кого поищем, — Мью быстро соглашается, не зная почему. Но возникает какое-то нехорошее предчувствие. — Нет! — вскакивает Форт, и друзья смотрят на него, а потом почти синхронно вздыхают — знакомый огонек полыхает на дне черных, как смоль, глаз. — Диктуй номер. — Форт… — обессиленно начинает Том, зная, что того уже не переубедить. — Диктуй номер, и имя его скажи, — настойчиво просит тот, не собираясь слушать аргументы против, потому как трудности его не пугают. — Его зовут Бим, — продиктовав цифры, добавляет Томми. — Чую, добром это не кончится, — вздыхает Лам, наблюдая за тем, как Форт идет к выходу из бара, чтобы найти укромное местечко для разговора на улице. Мью был с ним абсолютно согласен — ничего хорошего связь с местным чудаком не сулила. Том вспомнил холодный и равнодушный взгляд одногруппника, его извечное желание держаться как можно дальше от всех, словно крепость строил кирпичик за кирпичиком. И все, кто пытались подружиться с ним, натыкались на ровную кирпичную кладку и только. Ощущение, что Бим боялся чего-то, но, несмотря на это, отчаянно желал. Странное чувство. Когда помочь тебе никто не в силах, да и сам ты беспомощен. Но спастись надо любыми способами. Кто знает, может, Форт с его твердолобостью действительно поможет ему…***
В контактах значилось два номера. Ему звонили настолько редко, что он не понимал, зачем ему нужен телефон. В соцсетях он не сидел, фотографироваться не любил, музыку слушал только в машине, а будильник у него стоял на тумбочке. Поэтому телефон чаще всего лежал мертвым грузом. А сегодня средство связи внезапно ожило. Кто-то настойчиво пытался достучаться до него. Бим только вышел из душа и вытирал голову, щеголяя по квартире в неглиже. Трель звонка раздражала и выводила из душевного равновесия. Хотелось разбить кусок пластмассы о стену, ради блаженной тишины. Но вместо этого, он подходит к столу, хватает телефон и принимает вызов. И… ничего. Никаких «алло», «привет», просто чужое дыхание, как в каком-то третьесортном ужастике. — Что? — Бим и так не особо разговорчив, а сейчас и подавно не хотелось вести светские беседы. — Расскажи о своих кошмарах, — собеседник все же решается подать голос. Голос, кстати, однозначно мужской. — Нет, — отрезает Бим, наливая себе апельсинового сока. Но трубку класть не спешит, вместо этого, прижимает телефон к уху плечом, чтобы уловить малейший звук на линии. — Мне вот снятся кошмары. Но они какие-то смазанные, сюрреалистичные. Я больше чувствую, чем вижу. И просыпаюсь посреди ночи с приступом удушья. — Всё с самого начала пошло не так. Люди обычно с радостью вываливали на Форта ворох своих проблем и груз тяжких дум, но сейчас в роли слушателя выступал не он. Такая рокировка немного пугала. — Задыхаешься? — отчего-то переспрашивает Бим, хотя ему глубоко плевать на душевные терзания незнакомца. — Да, горло сжимает чужая рука, и хочется сделать вдох, но не получается. — А потом? — Курю в распахнутое окно, так способность дышать чувствуется острее. Твой выбор — вдыхать горький дым или свежий воздух. Это немного опьяняет. Он замолкает, а Бим не предпринимает попытки продолжить этот странный диалог. На том конце линии слышится шорох, треск. Слышно как собеседник затягивается сигаретой, а Бим делает глоток сока из кружки. — Травишь себя, — наконец, произносит он, отставляя кружку. — Это мой выбор, мое право дышать, — несет откровенную чушь Форт, а затем спрашивает: — А ты чем себя травишь? — Мыслями, — вырывается у Бима, и он замолкает. Потому что глупо, болезненно, да и его откровения никому не нужны, даже ему самому. — Ну-у, тоже мне новость, мысли — это вообще наш первый враг. — Самый главный враг для нас — это мы сами, не помню, кто сказал, но я с ним согласен. — Иногда полезно заключать перемирие, Бим, — вкрадчивым шепотом говорит собеседник. Бим вздрагивает, когда слышит свое имя. — Меня Форт зовут, кстати, — добавляет незнакомец. — Что тебе нужно, Форт? — устало произносит Бим, ощущая, как в один миг на него наваливается вся тяжесть бытия. А еще возникает ощущение, что он — обезьянка в зоопарке, и настойчивый ребенок протягивает ей банан, но не для того, чтобы покормить, а чтобы увидеть проблеск надежды в глазах. — Не знаю, я немного пьян… И звоню… — невнятно бормочет. — Честно, я не особо дружелюбен и разговорчив, поэтому если хотел вести душещипательные беседы — не по адресу, всего доброго! — резко отзывается Бим. И только сейчас замечает, что стоит посреди кухни, совершенно голый (тапочки не в счет), прижимая плечом раскаленный телефон. Наверное, ничего глупее и нелепее быть не может. Просто отключиться, добавить номер в черный список и забыть. Лучший выход. Пока Бим раздумывает об этом варианте, Форт начинает сбивчиво говорить: — Постой, если я был груб, прости. Я всегда лезу куда не следует, обычно все сразу начинают вываливать свои проблемы и мне легче становится. Черт! — практически воет парень, потому что не может подобрать правильных слов. А не хочется, чтобы этот молчаливый парень Бим обижался или надумывал лишнего. — Да понял я. Чужой груз нести легче, чем свой. Потому что его с легкостью можно сбросить. Форт молчит. Он теряется от такого высказывания, понимая, что Бим попал не просто в яблочко, а в сердцевину фруктовой мякоти. — Да, так и есть. Я эгоистичная тварь. Вот и к тебе пристал… — Только не надо изображать из себя страдальца мирового масштаба, слезу не вышибешь. Я тебя хочу прибить за то, что своим глупым звонком сорвал мне планы на вечер. А они у меня были грандиозные и околокроватные, — Бим не врет, обычно он укутывался с носом в плед и смотрел какой-нибудь дурацкий сериал, жуя пиццу. Иногда просто лежал, обняв себя руками и чувствуя себя пленником собственного тела. Он думал, что способен на многое, а в действительности — не мог даже прикоснуться к стеклянной вазе, стоящей на верхней полке шкафа, — чтобы не дотянуться, не прикоснуться, не разбить и не пройтись по стеклянной тропе босыми ногами, окрашивая безликое белое в красное. «Кимми, малышка, иди к мамочке! Какая красивая девочка! Не плачь, больно только в начале, потом приходит спокойствие». — Нет, правда, извини, что побеспокоил, — серьезно говорит Форт. Бим не верит. Именно поэтому, прежде чем положить трубку, еле слышно произносит: — Мне давно не снятся сны.