Послушай, что говорят звёзды

IV Майк смотрит на Честера впивающимся взглядом. Смотрит, затаив дыхание, боясь, что если выдохнет, — тот всё поймёт, улыбнётся фальшиво и мерзко, и руки простирнёт, для удушающих на шее следов. Их отношения давно перестали быть нормальными. Аморальными, вот как правильно они называются. Майк закусывает губу, сдерживает рвотные позывы, а вечером сидит в квартире, поначалу тупо пялясь в потолок, затем на негнущихся ногах открывает дверь в квартиру. У них поцелуи не нежные. Не котята, носами в лбы не тыкаются. У них всё рвано, обрывочно и быстро. Без лучезарных улыбок, объятий до дрожи, и слов о любви. Без мечтательности в глазах, подкреплённой детской наивностью. У них у обоих детство сломано, перебито костяшками в кровь. Эти раны не заживают, как запись в дневнике, напоминают о боли и слезах. До ласк не доходит. Майк утыкается ему в живот, если тот позволяет. Минимальность, — поглаживание по голове, как пса, натягивание скальпа до упора. —Не надо,— просишь. В воздухе висит:" не надо, не уходи". Это всё о чём можешь попросить. Умолять, утыкаясь в плечо, целовать воспалённые губы, — нет, не можешь. Нельзя напоминать ему о прошлом. Ведь его тоже так обнадёживали, чтобы сломать. Курит. Пепел оседает у тебя в волосах, слегка подпаливая их. Он гладит тебя по голове, просто так, потому что необходимо взлохматить эти вихри снова. Честер любит взлохмаченные волосы Майка, поэтому Майк не причёсывается. — Я устал, — лишь произносит. Не чувствуешь больше тепла рук, нужное для тебя трение. Майку бы поплакать, как барышня сентиментальная, размазать сопли, но нельзя. Макияж смоется. А ты помнишь, как он красил тебя, тогда его улыбка выглядела почти нежно. Чувствуешь, как разворачивают. Тряпичная кукла. На тебя смотрят в упор поблёскивающие глаза. Майк не отворачивается. Они так давно друг на друга не смотрели, сейчас это необходимо. Чтобы не сорваться. —Ты регулярно красишься? — Майк слабо кивает. Каждый божий день он накладывает краску на лицо, размазывает грим. Губы красит в алый, поскольку он любит размазывать ладонью эту дичь, всматриваться в алый отпечаток, и потом только терзать губы. У них отношения ненормальные. Майк смотрит на него, голову в шею вжимает. У него живот скручивается, а тошнота под ложечкой свербит. Тот наклоняется, пальцами лицо ощупывает. И тебе жутко рассмеяться хочется. — Не веришь?? — сжимает скулу, призывая к молчанию. Майк молчит, как бабочка под обзором учёного. Бороться бессмысленно. Золотые пряди спадают ему на лоб, а Майк вспоминает, как прикасался к ним. Один единственный раз, когда тот лоб расшиб. Сидел с ним, промывал, и незаметно волосы поглаживал, пряча своё лицо в этих окрасившихся кровью патлах. И он целует тебя. В эти самые накрашенные губы. Краску любит, а не губы. Тебя не любит, как куклой вертит, препарирует. Он же учёный, ему нравится издеваться, прикрываясь наукой. Когда он был ласков? Смешная шутка оскомину набивает. Никогда. Он лишь вертит тобой, как куклой. Не любит, играет. —Мне пора, — встаёт. Собирается, как всегда, быстро. Не говорит слов на прощание, лишь не догоревший окурок в трещинку на стенке врезает. Завтра, значит, вернётся.