Прочь с дороги, брат

— Что это такое? Зачем ты это сделал, ЧонГук? — тяжело дыша и чуть ли не заикаясь, — Нет, что там имеется в виду? Что за условия такие? Что там с папой? — повышая тон от нервов, не удержавшись на ногах и садясь на ковёр у кровати. — Аа, ты об ээтом, — присаживаясь на кофейный столик перед девушкой, — Жёнушка, там условие-то для тебя всего лишь одно: — перебирая между длинными пальцами шелковистые волосы ДжиСу, — ты должна родить мне ребёнка в течение этого года. А если же не родишь — скатертью дорожка! И знай, никто меня остановить не сможет в момент, когда этот год пройдёт, а у меня ребёнка на руках не будет. Живого и родного, любимая. Живого и родного…       Всё продумал значит, раз поналачу так отстранённо себя вёл, потом резко переменился и стал милым, добрым, отзывчивым и больно заботливым, что всё происходящее казалось сном или хотя бы лёгким бредом, но нет, потом он выкидывает подобное прямо наружу, не тая и не давая девушке хоть подумать и поразмыслить на счёт сложившейся ситуации. Конечно, если бы он тогда не относился к ДжиСу хорошо, она бы вряд ли спала-то в его части комнаты и заперлась бы в своей спальне, куда среди ночи Чон и не смог б пройти и пробудить жену, чтобы та спросонья подписала этот никчёмный и портящий всю жизнь контракт, которая не только головной болью успела стать, но и всей катастрофой семейства. — «Живого и родного»? — поднимая взгляд на всё сидевшего на столике парня, чьё лицо продолжительная ухмылка и не покидала, — ЧонГук, ты ведь понимаешь, о чём говоришь? — еле приподнимаясь на ноги и присаживаясь на кровать. — Кажется, — вставая на ноги, — это ты не понимаешь, милая. — поднимая с кофейного столика конверт с договором и держа его в руке, — В течение года ты должна забеременеть от меня, если же этого не произойдёт, мы с тобой больше не семья ДжиСу.       Как нет любви без надежды, нет надежды без любви, нет и обеих без веры. Молодая леди искренне желала начать свою жизнь с чистого листа, наконец посмотреть на ЧонГука с другой стороны, понять его настоящего в конце концов, обрести полную и любящую семью, измениться самой хоть чуток и зажить беззаботной жизнью, если надо, то согласилась бы даже на продолжение рода. Вера в то, что со временем, в супружеской жизни, в моменты, когда они будут просыпаться вместе, завтракать с семьёй, выходить с ними на пикники, радоваться каждому мгновению, проведённому с новой семьёй, помогать друг другу, жить счастливо, обрести покой - обрести семью. Настоящую семью. А тут, он специально всё подстроил, что если она даже захочет забеременеть от ЧонГУка, он не сделает этого! Почему? Потому что, как видно, хочет свободной холостяцкой жизни, хочет, чтобы она ушла из его дома, чтобы они больше не пересекались. — С сегодняшнего дня мы спим на разных частях комнаты, — направляясь к параллельной арке двери и открывая её, — это твоя комната, спишь ты тут.

Следующий день. Шесть часов вечера.

      Радостный Чон Хосок быстро вышел из своего чёрного Hyundai и в спешке обошёл машину, открывая задние двери авто и доставая оттуда любимые цветы матери, купленные уже по давней сложившейся привычке — дарить маме каждый вечер пятницы нежные тюльпаны. Вечер — лучшее время суток. Кончился долгий рабочий день в офисе и всех разъездах по городу, можно отдыхать и радоваться жизни. Наконец обнять маму, по которой так успел соскучиться за весь изнурительный, наконец обрадовать отца хорошими новостями о ценах акций компании, что в разу возросли за последнее время и увеличили доход холдинга.

***

— Какое счастье, дорогой! — вся в слезах госпожа ДжаНо сидела на диване у кресла главы семьи Чон, который был не менее шокирован известием, что сообщили им по телефону подпольная поисковая группа, — Нас сын жив, он нашёлся, дорогой! Наш Хосок жив, — разрыдавшись в конце и обессиленно опустившись с дивана на ковёр. — ДжаНо, наш сын должен вернуться с работы, надо подумать, как мы сообщим ему, что «Чон Хосок» — это совсем не его настоящее имя? Надо подумать, как мы вообще ему скажем, что он не наш родной сын, ДжаНо? — не вытерпев всего напора этой сложившейся ситуации и откинув свои очки на стол.       Руки недавно вошедшего в дом парня тут же опустились, роскошный букет тюльпанов украшал теперь только пол, стук сердца, казалось, заполнил весь холл до гостинной, ладонь невольно потянулась к большой стеклянной двери с белоснежными рамами, но Хосок тут же отдёрнул онемевшую конечность и, развернувшись, направился к выходу из дома.       Казалось, что упадок современного мира — от того, что мир перестал шокировать. Чтобы ни произошло, люди из этого тут же цинично слепят продукт и впарят по максимуму. Но именно этого и не умел старший, теперь, вроде бы, сын семейства Чон. Он не мог сказать, что было страшно. Лучше сказать, что Сок не чувствовал никакого страха, подобно тому как в первое мгновение не чувствуют никакой боли те, в кого попала пуля.       Двери открываются и навстречу ему идёт тихо переступая с ноги на ногу босая ДжиСу, держащая в руке сломанные туфли без каблуков, что просто глядела на деверя пустыми погасшими глазами. — Здравствуйте, Вы куда-то уходите? Работа не закончилась? — поклонившись, остановилась на месте. — Привет, а где Чон? — как-то несколько раз неудачно попытавшись приподнять уголки губ, но всё же бросив эту затею, ибо получалось совсем больно. — Хотел прогуляться по саду, — сам того не замечая, будто оправдываясь и придумывая себе алиби, что он совсем не убегает от подобной ситуации, а идёт просто подышать воздухом. — ЧонГук снаружи машину паркует. — свиснув голову и снова подняв её и посмотрев единственной своей Надежде в этом доме в глаза, — Можно мне в Вами?       Парень просто кивнул, ибо понимал, младший, уже не родной, брат точно обидел ДжиСу, и ей тоже сейчас тяжело. Лучше будет, если они просто прогуляются в саду и освободят свои мысли.