молотом в штиль твоего дыхания

это всё очень ставит в тупик, моя странная любовь к тому, что называется зарплатой, — мы — и равноправное существование с приставкой «со». и теперь даже мой крик больше не похож на крик, и губы вдруг совсем как вата, и вместо щёк холмы, и вместо сердца какое-то колесо, в котором не одна палка, а сотни, миллионы, и я их всех люблю. даже прошу иногда себя, чтобы вдруг не стало жалко, чтоб не как собака в подворотне, не как матильда из леона, не как две бутылки воды и блюз, или что там ещё может быть между нами, как самое худшее, что между мужчиной и женщиной, как самое лучшее, что между адамом и евой, как самое, что между. например, у каждого народа собственное знамя, как у каждого сердца собственная трещина, как у каждого нищего собственная одежда, и вот ты у меня есть как-то похоже. это не грустно. это даже забавно, потому что всё моё снова свелось к тебе. потому что снова от рациональности до гусиных лапок на коже, до того, что готовлю я не очень-то вкусно, что имена не всегда пишутся с заглавной, что если ты, если ты, это бег.