Свидетель

      На улице стояла самая прекрасная погода за последние несколько месяцев. Абсолютная темнота, нарушаемая лишь светом ночных фонарей, лёгкий прохладный ветерок и та свежесть, за глоток которой Алина была готова отдать многое.       Они с Лёшей гуляли уже около часа. Гробовая тишина между ними нарушалась лишь тихими вздохами Алины, хмыканьем Узенюка или же тихим звуком сглатывания пива, бутылка которого всё ещё покоилась в сжатой руке парня. — Ты позвал меня для того, чтобы молчать? — через пару секунд Алина мысленно пожалела, что сморозила такую чушь. Она понимала, что Элджею нужно выговориться и, возможно, всё это время он старался собраться с мыслями, чтобы начать тяжёлый для него разговор.       Узенюк молча остановился на мосту и сложил руки на холодных перилах, устремив свой взгляд куда-то вдаль. Смирнова даже и не заметила, как они за час дошли до Крымского Вала и оказались на излюбленном Крымском мосту. Москва-река тихо шумела под ногами, а сзади изредка раздавался звук проезжающих мимо машин. Лёша достал из кармана пачку сигарет и закурил одну из них, а Алина встала рядом и посчитала, что больше подобных вопросов она задавать не будет.       Подул холодный ветер. Температура понижалась до нуля, и Алина посильнее укуталась в своё открытое пальто, закрыть на пуговицы которое у неё не хватило мозгов на тот момент. Тонкие пальцы робко касаются холодной поверхности, и девушка боязливо смотрит вниз, прямо в чёрную и ледяную до ужаса реку. — Мне настолько хуёво, что хочется прыгнуть с этого ебучего моста, — констатировал Элджей совершенно спокойным голосом, делая неглубокую быструю затяжку и переводя взгляд на бездонную реку, вероятно, рассчитывая траекторию своего полёта.       Алина почувствовала, как её язык начинал неметь, стоило ей только попытаться что-то произнести. В таких ситуациях девушка обычно просто молчала, потому что попросту не знала, что можно сказать. Но сейчас ей очень хотелось сделать хоть что-то, дабы успокоить Элджея, который буквально погибал на еёглазах. — Знаешь, когда мне плохо, я обычно говорю себе, что это ерунда и... мне будет ещё хуже. Парень усмехается. — Это должно меня как-то успокоить? — Быть счастливым тяжелее, чем быть несчастливым, понимаешь? — Алина смотрит ему в глаза, впервые не боится. — Если она выбрала его, значит, так было нужно. — Что ты, блять, несёшь, Алин... — Узенюк, ты заебал меня. — внезапно произносит девушка, и ей даже становится легче от сказанного. — Ты человек с пиздатой жизнью, но с херовым периодом в ней. Ты меня дико раздражаешь, но сейчас я тут, стою с тобой на Крымском мосту, пытаюсь тебя хоть как-то поддержать, а ты продолжаешь закатывать глаза на любое моё слово. Скажешь, что я дура? Возможно. Но, почему тогда ты пришёл к этой самой дуре в один из самых хуёвых дней, которые были в твоей жизни, а не к своим верным друзьям, тому же самому Чероки?       И тут она застала его врасплох. Это же маленькая победа, или нет? Элджей стоит, смотрит на отражающиеся фонари в реке и даже не знает, что ему сказать на такую реплику своей некогда коллеги. Она ведь права. Не во всём, конечно же (это было бы для него оскорбительно), но права. — Ты когда-нибудь задумывалась о судьбе? — Чего? — Смирновой показалось, что ей послышалось и такой человек, как Узенюк, вообще не может говорить о чём-то более возвышенном, чем цены на «колёса» за последние полгода. — О судьбе, блять... — ему самому неловко с кем-то обсуждать такие темы, ведь до этого он просто прокручивал всё это в своём крохотном (похоже нет) мозгу. — О том, что всё взаимосвязано и что мы никак не можем повлиять на наше будущее, прошлое и настоящее. О том, что всё предрешено уже за нас. — Ну... да, думала как-то, — Алина хмурится и переводит взгляд на шоссе, которое располагалось по правую сторону от Москвы-реки. — Но, я поняла, если об этом часто рассуждать, то можно вообще с ума сойти. — Это успокаивает... — Элджей пожимает плечами. — Вернее... я бы сказал, помогает отвлечься, во. — С чего такие откровенности вообще, м? — девушка немного улыбается и ловит глазами растерянный взгляд Узенюка. — Хуй поймёшь тебя, Смирнова, — Лёха мотает головой и отпивает пиво из горла. — Целоваться лезу – не нравится, бухать зову – не нравится, о жизни базарю – не нравится. Как тебе угодить? — А почему ты пытаешься мне угодить? — Алина встрепенулась от таких предъяв со стороны артиста, которые, как ей казалось, были совершенно необоснованны.       А вот теперь ему сказать нечего. Вернее, есть чего, но это было бы лишним. По крайней мере сейчас. Вместо этого он, допив бутылку «светлого» и выкинув её в реку-матушку (предварительно убедившись, что свидетелей поблизости нет), схватил девчонку под руку и произнёс: — Пойдём, я провожу тебя до дома.

***

— Мне кажется, что он ебанулся, — в который раз заключает Кузнецова, и в который раз она оказывается права.       После недолгой, но очень странной прогулки с Элджеем, Алина вернулась домой. Даша, как самая верная подруга, ждала её прихода до самого конца. А пришла она к двум часам ночи. А ведь Даше завтра на учёбу вставать! — Я реально не знала, что ему посоветовать! — язык девчули уже заплетался, но это не было поводом для того, чтобы отложить бутылочку вина подальше. — Потом он мне про судьбу начал задвигать, про бытие какое-то... А я на него смотрю и не вдупляю, это он бухой, или я тупая. — Да уж, подруга... — блондинка мотает головой и делает глоточек своего лимонада, на который она перешла после бокальчика «белого». — Может, тебе спатьки пойти, а? Время уже позднее, да и мне вставать завтра ни свет, ни заря.       Смирнова оглянулась на настенные часы и выпучила глаза. После двух бокалов она перестала следить за временем, которое утекало с неимоверно быстрой скоростью. Стрелка часов перевалила за три ночи, и это означало, что спать уже реально пора идти. Хоть и разум был опьянён, в глубине сознания Алина понимала, что завтра ей предстоит разговор с Элджеем. А если и не с ним, то с кем-то из его команды, ведь эффект сарафанного радио действует на всю команду.