Медея медленно вошла в свою спальню в земном дворце и, остановившись на секунду прямо на пороге, оглядела помещение, в котором ничего ровным счетом не изменилось. Лишь гуляющий наглый ветер заставлял колыхаться тяжелые портьеры, проникал внутрь через открытые заботливой служанкой окна и обнимал своими колючими руками.
Она скорее по привычке оглядела до мельчайшей детали знакомую комнату, которая стала казаться роднее спальни в замке на Юпитере, устало сняла ленту, стягивающую волосы, и бросила на туалетный столик, стоящий справа от нее. Та до него не долетела и упала около резной ножки: Медея проводила взглядом неудавшийся полет и мысленно махнула рукой: плевать.
Тишина и спокойствие, царившее в земной резиденции, для нее казались хаосом. Если бы здесь все было более… живо, что ли, ей было бы гораздо легче.
Юпитер села на застеленную постель, покрывало которой было расшито драгоценными камнями, и, ненароком вслушиваясь в каждый шорох, который мог быть знаком того, что ее засекли и дело плохо — аккуратно достала из прикроватной тумбочки помятый кусочек бумаги, на котором ореховыми чернилами были выведены слова, которые она успела выучить наизусть за столь короткий срок.
Известие о том, что правительницы Внешнего Рубежа возвращаются домой.
Медея не знала, как к этому относиться: как к началу конца или как к надвигающейся войне, в которой они вчетвером в любом случае попадут под перекрестный огонь — Внешние Сенши никогда не шли на уступки и уж тем более не собирались плясать под дудку Землян. По правде говоря, Земля была единственной планетой, которую они не переносили: каждая в разной степени, конечно, но близким с ней не был никто из Внешнего Круга.
Во многом правительницы Внутреннего Рубежа были виноваты сами, но основная роль виноватого была отведена все-таки землянам. Медея часто пыталась мыслить и с точки зрения… «почти-узурпаторов» и с точки зрения Альянса, однако истину найти не могла, потому что у каждого она была своя: для кого-то корявая и извращенная, для кого-то прекрасная и единственно верная.
Хотя с другой стороны виновата была их связь: между планетой и Хранительницей. Связь, бывшая благословением и проклятием, связь, ставшая причина их проигрыша в так и не начавшемся сражении. И связь, по причине которой они были все еще живы.
Медея замотала головой, чувствуя, как распущенные кудри слегка касаются ее лица. Как только Мина вернулась обратно на Венеру, Медея почувствовала себя нереально одинокой, хотя рядом еще оставались Амалия и Рея. Впрочем, она бы чувствовала себя одинокой в любом случае, даже если бы улетела не Мина, а кто-либо другой. Вдали от Юпитера, на такой красивой, но неприветливой Земле ей было отчасти даже немного страшно, что… позорно для Воительницы, но мало-мальски оправдываемо для женщины. А Медея, несмотря ни на что, несмотря на титулы и силу, некогда возложенное бремя власти на ее широкие и одновременно хрупкие плечи, в первую очередь считала себя женщиной, а уже потом — кем угодно. Она не понимала, как до сих пор держится в своем сухом амплуа Амалия, как феерично играет свою роль якобы непобежденной Рея и как Мина еще не сошла с ума, будучи их военным генералом.
Она не понимала, как и ей себя вести: быть проигравшей правительницей или до последнего несдающейся Сенши? Медея всегда выбирала второй вариант, однако понимала, что давно уже стала первым. Это знание претило, но поделать пока она ничего не могла, будучи уже давно не ферзем на шахматной доске веками длящейся межпланетной игры.
Королева Юпитера откинулась на подушки и прикрыла глаза: ей мерещились пушистые хвойные леса и изумрудные дали, возвышающиеся долины и просачивающиеся через них ленты неглубоководных рек, витиевато изгибающиеся и причудливо соединяющиеся.
Будучи маленькой девочкой, она часто сбегала к мелким журчащим речушкам около замка и плескалась в остуженной тихой ночью прохладной воде. Большие реки на Юпитере были негостеприимными, громко бурлящими, строгими и невероятно опасными, и вода в них оставалась всегда колючей. В маленьких же речушках вода, нагретая теплым днем в удушающей жаре, успевала остыть и только к трем часам дня становилась вновь приятной по температуре, однако Медею это никогда не останавливало.
Земная резиденция была относительно далеко от рек, да и сама Медея не особо желала куда-то выходить — существовала возможность, что к ней приставят конвой, чего она категорически не хотела, а потому и не питала иллюзий насчет своих невинных прогулок.
Она скинула туфли и перевернулась на бок: настроение было только для того, чтобы уснуть. Как любила говорить Мина: в любой сомнительной ситуации нужно спать, иначе можно натворить дел. Проблема была только в том, что «сомнительная ситуация» была уже год… Медея жалела, что не проспала этот год и не впала в хоть какое-то жалкое подобие анабиоза, тогда сейчас бы, наверное, ей было не так противно от самой себя и собственной беспомощности.
Радовало только то, что Король Востока отбыл вслед за Миной: в ближайшее время хоть одной нахальной рожей будет меньше. Медея ненавидела такой типаж мужчин: слишком самодовольных и самонадеянных, считающих, что все им должно преподноситься на блюдечке с голубой каемочкой только потому, что
он сам так захотел. Причем было видно, что когда-то он был хорошим человеком… когда-то. Но в момент, когда все только произошло, он больше походил на капризного подонка, не считающимся ни с кем и ничем — с прошествием определенного времени его… не характер, но линия поведения изменилась. Может, в лучшую сторону, может, просто стала другой — Медея не знала. Просто конкретно к ней он перестал относиться совсем уж по-скотски. Рано или поздно всему приходит конец. Это Медея знала точно.
Она думала прикрыть на мгновение глаза и отдохнуть минут пять, после чего пойти и разыскать Рею, но этого не случилось: сон сморил ее окончательно, и Медея быстро оказалась в объятиях Морфея, не отдавая себе отчета, как на самом деле она устала за эти несколько изнурительных дней.
Проснулась она уже, когда царствовал поздний вечер. На банкетке лежала чистая одежда, а сама она была заботливо прикрыта вторым одеялом. Когда она приподнялась: сонная и разбитая, то с какой-то легкой грустью подметила, что платье было безнадежно помято. А жаль. Ей оно даже нравилось. Волосы, спутавшиеся от беспокойного сна, вскоре были поспешно приведены в порядок, а лицо умыто. Странно было просыпаться вечером и делать все то, что обычно делается утром, однако Медея быстро прогнала чувство неуместности прочь, когда вышла в коридор и направилась к выходу.
Замок спал: лишь сновали туда-сюда редкие уставшие служанки, завершая свою работу, и происходила смена караула. Гулкие шаги королевы Юпитера эхом отдавались от вековых стен и исчезали в глубине бесконечных анфилад все то время, пока она шла по направлению к выходу, а когда она все-таки наконец вышла во внутренний двор, то невольно запнулась, увидев сидевшую на каменной скамье Рею, лицо которой было невероятно вдумчивым и сосредоточенным.
Медея знала, что ни о чем хорошем это не говорит. Когда Рея становилась… такой, это могло значить только одно: дело — откровенная дрянь. И вряд ли что-то с этим можно сделать.
Неясный страх, испытываемый марсианской Королевой, невольно передался Медее. Они все были связаны между собой, и эмоции, те самые эмоции, которые показывали им изнанку видимого, имели способность распространяться на каждую. Это было заложено на генном уровне, на уровне инстинктов, непонятных обычным людям и даже многим жителям других планет Солнечной Системы.
— Рея, — осторожно позвала марсианку Медея, тихой поступью подходя чуть ближе.
Ночь была прохладной, и эта почти ласковая прохлада проникала сквозь тяжелую ткань платья и достигала каждой клеточки кожи.
Молчание длилось недолго.
— Огонь говорил со мной… — едва слышно отозвалась Королева Марса, когда Медея почти неслышимо подошла к ней. Рея сидела, не шевелившись и не поворачивая головы. Она спиной чувствовала ее приход.
Медея глубоко вдохнула. Любовь марсианки порой выражаться высокопарными выражениями и говорить загадками была неискоренимой.
Королева Юпитера неловко обошла скамью и присела рядом с Реей. Та лишь мельком взглянула на нее, чтобы потом вновь устремить свой взгляд на каменную кладку под ногами.
— И?.. — призрачно спросила Медея, стараясь не потревожить безмятежные объятия ночи.
Рея приподняла уголки губ.
— И мир сгорел, — глухо произнесла она. Однако Медее ее голос показался криком.
Юпитер дернулась.
— Прости, что? — неловко выговорила она, подсознательно прекрасно понимая, о чем так говорит.
Рея ответила ей тяжелым вздохом. Она знала, что будет сложно объяснить то, что ей понятно, как простая аксиома. Ей не было страшно, но было неприятно вновь… вспоминать увиденное и услышанное от своего огня-прародителя.
— После всего произошедшего, — издалека начала она, — я не думала, что пламя вообще со мной еще заговорит. Но оно заговорило. И явно не для того, чтобы сказать о нашем прекрасном будущем, где все будут довольны. Оно заговорило, чтобы предупредить о надвигающемся кошмаре.
Вокруг них стояла невероятная тишина: пугающая, устрашающая…
мертвая.
Их стихии были словно капризные дети: они могли затаить обиду, неохотно отзываться, но своих властителей они берегли до последнего вздоха, несмотря ни на что. Именно поэтому слова Реи были тем страшнее, что к Рей, потеряв связь с планетой и обидев Пламенный Дух, он все равно появился, чтобы ее предупредить.
А огонь никогда не дает предсказаний просто так. Он всегда
знает, что произойдет. Потому что если и есть стихия чуть менее древняя, чем Время, то это огонь. Возрождающий и пожирающий огонь, неукротимый, подвластный только единицам. Беспощадный и ласковый. Вездесущий и знающий. Тот, что встречал миры, и тот, что будет их провожать в последний путь.
— И… — опасливо спросила Медея, которая явно в такой относительно безмятежный и скучный вечер не ожидала услышать подобных новостей. — Что за кошмар нас ждет?..
Медея успела пожалеть о том, что смелость взяла верх и все-таки заставила ее поинтересоваться, что же такое Рея увидела в Священном Пламени.
Потому что ничего хорошего Рея как правило в огне не видела, а узнавать это вот так вот — безо всяких сантиментов со стороны марсианской правительницы — было слишком. Даже для почти всемогущей Хранительницы Юпитера.
Рея удрученно покачала головой: она не хотела рассказывать. Не хотела, но должна была. Миане так в первую очередь. Она знала, что шанс, пусть и мизерный, есть всегда, но сегодняшнее видение ее почти разубедило в этом, и на какой-то миг показалось, что нет ни единой возможности спастись.
— То, что я сказала. Мир рухнет, — буднично отозвалась Рея и сглотнула.
— Прекрасно. Замечательно. И что нам с этим делать?
«Разве он еще — уже — не рухнул?» хотелось спросить Медее, однако знала, что подобный вопрос не вызовет у Реи ничего, кроме привычного раздражения на подобные вопросы.
— Ничего. Ждать. Может, сказать нашим милым королям. Это же их теперь проблема — не наша. Разбираться тоже будут они, — с каким-то истеричным хохотком проговорила Рея и прыснула, что было совершенно на нее непохоже.
Медее показалось, что ее названая сестра немного ошалела на нервной почве, поэтому неловко попыталась одернуть ее за рукав и хотя бы заставить посмотреть в глаза: так было легче привести Рею в чувство. Это был не первый раз, когда у нее немного шалило сознание после видений. Рее иногда было слишком сложно жить и знать, что будет после… всего. После сегодняшнего дня, через год, спустя столетия. Видения вспыхивали обрывками цельной картины, но мучать заставляли Марс так, словно она знала уже все наперед, как Плутон. Но если второй Вечностью предписано все помнить и знать, что будет в любой из реальностей и в любом из времен, то у Марс этот дар был своеобразным. Вроде как полноценным, а вроде как и неполным.
— Ты просто переработала, — ласково вымолвила Медея после продолжительного молчания.
Рея хмыкнула.
— Да, я просто переработала.
Однако каждая из них знала, что ни черта Рея не переработала. Дело было в другом. Дело было в правде.
***
Когда она оказалась на Венере, ее мгновенно перестало лихорадить: руки не дрожали, а глаза не резало. Миана почувствовала себя гораздо лучше, но все еще ощущала измотанность и невероятную усталость, а ее моральное состояние и того желало оставлять лучшего.
Она направилась прямо через розовые сады ко дворцу: телепортироваться прямо в него никому не представлялось возможным. Даже Кунсайт с Зойсайтом не смогли этого исправить на радость Венерианской Королевы: древняя магия охраняла вечные стены Магеллана и проникнуть в него просто так не представлялось возможным, как и в любую другую королевскую резиденцию на других планетах.
Однако все это казалось столь мелочным, что Мина не стала задумываться. Вместо этого в ее сознании всплыли совершенно другие вещи.
Она с неожиданность для себя поняла, что была…
благодарна Кунсайту?.. В голову лезли совершенно неясные мысли, которые сбивали ее с толку.
Ей было приятно, что Король Севера позволил ей уехать. Может, он преследовал свои мотивы (что, скорее всего, так и было, какие именно — она узнает позже), но спасибо она ему скажет еще раз. В конечном счете, сколько бы они друг друга ни ненавидели, отравлять друг другу жизнь когда-то надо перестать. Мина знала, что они с девочками еще заплатят по долгам, но в таком состоянии все было таким... несущественным.
Миана прошла по выстланной плиткой дорожке и остановилась у одной из увядших роз, протянула к ней руку и коснулась пальцами пожухлых листьев: в следующий миг та ожила и прямо на глазах распустилась вновь — красный бархат ее лепестков заблестел. Розы были единственными из земных растений, что прижились на Венере когда-то давно. Все остальные погибали, не выдерживая магической Ауры планеты и ее дикого климата, имея возможность расти только благодаря магическим усилиям со стороны.
Она посмотрела на нее с секунду, чему-то улыбнулась и более бодрым шагом направилась к замку.
Едва Мина прошла все кордоны дворцовой стражи и ступила на первую ступень лестницы парадного входа, ее натренированное зрение, не утратившее былой хватки, уловило движение неосторожного и уж явно нежданного в ближайшее время посетителя.
Она сделала шаг вперёд, а потом резко остановилась, порывисто развернулась и застыла в нерешительности.
Ей показалось, что реальность насмехается над ней, причем весьма успешно.
— Адонис?.. — неловко спросила Венера, чуть мотнув головой, словно старалась сбросить наваждение. Известие о том, что Внешние Сенши возвращаются, заявляло о том, что они вернутся не ранее, чем через месяц, а это значит... — Что ты здесь делаешь? — не веря собственным глазам, спросила Мина, смотря в упор на своего бывшего телохранителя.
Происходящее казалось по меньшей мере сном.
— Что я делаю? — как-то насмешливо произнёс он. — На родную планету вернулся. Здесь дом мой, вообще-то...
— Я... в смысле... ну... вы должны были вернуться... — заплетающимся языком проговорила она, все ещё стараясь собрать толкавшиеся мысли в кучу и хоть как-то попытаться упорядочить их. В эту секунду она меньше всего была похожа на Королеву.
— Я ушёл раньше, чем Леди Хадия отослала сообщение о скором возврате. Наместников нужно осведомить об их скором отстранении от должности, — с каким-то глухим хохотком произнёс Адонис последние слова. — Все возвращается на круги своя, Мина, — он по-собачьи наклонил голову набок и улыбнулся.
Ни черта не возвращается.
Иногда он позволял себе фамильярничать с ней, потому что в памяти ещё были живы воспоминания, когда они — юные и ещё не утратившие тот светлый блеск наивности в глазах, назвали друг друга «Мина» и «Адонис». Когда не было всего этого сонма титулов, закреплявшегося теперь за Мианой. Когда он не был генералом объединённых войск Внутренних Планет, а она не была Королевой Венеры. Когда ещё были живы матери и отцы нынешних Сенши, а не души скитались в Мире За Чертой. Когда...
Мина могла бы очень долго перечислять, что было «до», а что стало «после», однако самой себе это перечисление ей давалось с большим трудом и отзывалось тупой болью.
Она была счастлива, что Адонис вернулся, однако сил, чтобы выразить это счастье в полной мере, ей откровенно не хватало.
Стоило свести разговор в более официальное русло.
— Сколько? — неожиданно приглушенно спросила Мина, не осознавая даже, что ответ слышать не хочет.
Адонис молчал, словно бы не понял вопрос, однако Мина знала, что прекрасно он все понял. И его молчание могли свидетельствовать лишь о нежелании говорить правду.
— Сколько? — повторила она свой вопрос более настойчиво, все же надеясь получить ответ, пусть и не столь радужный, как она хотела.
Адонис отвёл голову в сторону, затем вновь посмотрел на свою королеву.
— Больше трёх миллионов, Мина.
При всей мягкости в Мине было что-то непреклонное. Что-то, что было ее силой, внутренним стержнем, что-то, что не давало ей окончательно погрязнуть в этом болоте из страха, боли, отчаяния и безысходности. Что-то, что позволяло ей не вздрагивать от подобных новостей. Но даже это было...
...слишком.
Три миллиона планетарцев, павших в бою. Три. Миллиона.
— Восстание подавлено. Больше кровопролития не будет.
Ее словно окатили ледяной водой и дали незримую пощечину.
— Больше не будет?.. — вкрадчиво прошелестела она, — ты вообще понимаешь, о чем говоришь? Три миллиона семей потеряли брата, сына, сестру. Неважно. Три. Миллиона. Адонис, вы там стены из них оборонительные строили? — истерично воскликнула Венера.
Адонис сделал шаг навстречу Королеве.
До своего возвращения он думал, что когда окажется дома, Мина будет рада его видеть и, может, не кинется на шею, но хотя бы… улыбнется? Он поднял на нее взгляд и через пару секунд понял, что именно его так смутило в его Королеве… ее лицо словно окаменело и было белее мела, а в глазах зияла пустота. И усталость. Бесконечная усталость.
Адонис прищурился.
— Мина, — произнес он. — Что здесь, Галаксия все раздери, произошло?
Она неспешно оглянулась и облокотилась на перила лестницы.
— Тему не своди, — недовольно пробормотала она.
— Это ты мне мозги не пудри, Ваша Светлость, ты сама на себя не похожа. Что случилось?
Она повернула голову, явно не хотя встречаться с ним взглядами. Ей очень сильно захотелось наполнить свой голос ядом, которым она даже сама сможет отравиться, но этого не случилось.
— За время вашего отсутствия... — Мина наклонила голову вперёд. — За время вашего отсутствия произошло нечто, с чем нам придётся ещё очень долго разбираться, — тихо произнесла она, все ещё не набираясь смелости взглянуть в глаза своему —
другу, брату, советнику...
Она уже не понимала точно, кем ей приходится Адонис. Но знала на все сто процентов, что он был ей близким человеком.
Мина провела рукой по лбу, словно бы вытирая невидимую испарину, и обняла себя руками.
Адонис терпеливо ждал.
— И эту проблему просто так не решить, — вымученно закончила она. Воздух ей показался ледяным, а родная Венера покрытой снегом. От сказанного Мину передернуло.
— В любой другой ситуации ты бы кинулась мне все рассказывать, а сейчас словно силишься стать немой. Не так встречают старых друзей.
«А друг ли ты мне?» — подумала Венера и удивилась собственной ужасной мысли, которую впустила в голову впервые за столько лет.
Наученные горьким опытом — Мина и девочки до сих пор не поняли, смогут ли кому-либо доверять так же, как прежде, после всего произошедшего.
— Это слишком долго рассказывать. Поживи на Венере неделю — сразу поймешь, в чем дело.
— Хорошо, тогда задам вопрос по-другому: что с твоим физическим состоянием? Ты больше походишь на утопленницу. Когда мы уезжали, ты была на нервах, но выглядела вполне нормально, а сейчас ты смотришься так, словно умерла.
— Спасибо за комплимент.
— Ты же сама знаешь, я никогда не буду тебе льстить или врать.
— И на том спасибо.
— И?.. — выжидающе спросил Адонис.
Мина демонстративно громко вздохнула. — Пошли наверх. Я устала, да и подобное обсуждать здесь не надо. У стен всегда есть уши.
***
Когда все-таки первая скованность нежданной встречи ушла, они оба набрались сил, чтобы поведать свою жизнь. И говорили они о многом: о войне, которая длилась два года, а казалось, что столетия; о Внешних Сенши, которые вскоре должны были вернуться домой: они были изнуренные и уставшие, но живые; о Планетах, смиренно дожидавшихся своих покровителей. А еще о том, что произошло за время отсутствия старших Воительниц. Адонис очень долго возмущался и казался таким же диким, необузданным, раздраженным зверем, когда все услышал, но по существу не сказал ничего нового: Мина и сама все знала. У него было море вопросов, на которые Мина давала либо куцые ответы, либо не давала их совсем. У нее же были бесконечные оправдания по поводу того, как они смогли это допустить, хотя Мина знала ту самую единственную и главную причину, почему так произошло: слабость.
Банальная слабость, которая стала лишь следствием их слишком раннего вступления на престол.
Она знала и другие причины, но о них не сказала.
Адонис дал ей тонкий намек на то, что она просто не верящая в себя дура.
Мина спокойно проглотила это и даже слова поперек не сказала.
… — И теперь мы бОльшую часть времени должны проводить на Земле.
— Идиотское правило. Продуктивностью здесь и не пахнет.
— А им и не продуктивность нужна. Скорее всего они хотят держать нас под контролем: чем больше мы у них на виду, тем больше они знают. Была бы их воля — они бы держали нас на Земле постоянно, но так как мы не можем жить без планеты, а планета — без нас, мы то тут, то там. Я едва справляюсь с Земным климатом. Планета чувствует, что я чужеземка, и отторгает меня. У девочек то же самое и я понятия не имею, как с этим справляться. У нас с ними абсолютно не совпадают ни интересы, ни взгляды. Поднимать восстание — не вариант, люди ничего не знают. А если мы все же и устроим революцию, прольется слишком много крови, мы не можем этого допустить.
— Мина, — тихо обратился к ней Адонис, заметив ее побелевшие меловые костяшки. — Чем таким они вам пригрозили, что вы, гордые королевы Внутреннего Круга, так... безропотно сдались.
Мина поникла.
— Адонис... ты поймёшь, — ветер за громадным окном, пропускающим не менее огромное количество света, недовольно взвыл, — со временем.
Есть вещи, о которых таким людям, как Адонис, лучше не знать. Есть вещи, о которых знать не должен никто, кроме тебя самого.
— Все так, как вы и предполагали. Земля решила отомстить за все обиды прошлого, понимаешь ли?..
Адонис недоуменно посмотрел на свою Королеву.
— Земля?.. — едва слышно вопросил он.
— Да. Та самая Земля, которая веками была изгоем. Можешь слетать на неё сейчас. Посмотреть, как Земные Правители смогли разгуляться.
— Земля, которая была неразвитой планетой-изгоем для всей Солнечной Системы?
— Да, Адонис. Именно та Земля-изгой.
