***
Позже вечером Лондон, Англия, квартира Сириуса и Гермионы Гермиона зашла в квартиру с парой полных продуктами сумок, ногой закрывая за собой дверь, и с удивлением обнаружила на кухне Сириуса, одетого в ее фартук и, к счастью, ничего не спалившего. Он поднял на нее взгляд и поспешил забрать покупки из ее рук. – Как прошло твое Дамблвидание, любимая? – с ухмылкой спросил он. Девушка рассмеялась, покачав головой. – Все прошло хорошо, мы поговорили о делах Ордена. Директор хотел побольше узнать о событиях, происходивших в мое время. А потом мы поговорили о Мунго и тому подобном. А что ты делаешь? – Спагетти и чесночный хлеб, – ответил он, поставив продукты на стол, и принялся сразу же разбирать покупки. – Звучит здорово. Не ожидала, что ты будешь сегодня готовить, – хихикнула Гермиона. – Ну, Джеймс написал, что хочет зайти, так что я сказал ему приводить с собой Лили. У нас будет практически семейный ужин. Кроме того, ты постоянно готовишь. Самое время и мне показать себя, – подмигнул Сириус. – Как на работе дела? – поинтересовалась Гермиона, помогая разобрать оставшиеся продукты. – Жестко. Клянусь, Грюм гоняет меня сильнее остальных новичков, – простонал Сириус. – У меня болят такие места, о которых я даже не подозревал. – Ты же знаешь, что это все потому, что ты ему нравишься. – Скорее потому, что я единственный, кто непосредственно связан с Орденом на курсе, – пожав плечами, сказал он. Гермиона услышала стук в дверь, повернулась к Сириусу и заметила: – Кстати, твоя паста скоро выкипит, – ухмыльнулась она. Сириус выругался. Она оставила его разбираться с ужином, а сама отправилась открывать дверь, предварительно посмотрев в глазок и убедившись, что там действительно Лили и Джеймс. Она пустила их внутрь, но сразу же заметила, что что-то было не так. – Привет, Гермиона, – сказал Джеймс, обнимая ее. Не то чтобы это было странно, что Джеймс приветствовал ее объятиями, но сейчас он прижимал ее к себе чуть дольше и крепче, чем обычно. И, что удивительно, Сириус со своего места тоже это заметил. – Все хорошо, Сохатый? – поинтересовался Сириус, когда Гермиона принялась обнимать Лили. Джеймс попытался улыбнуться, но это было больше похоже на гримасу. – Я хотел сказать это лично, дружище. Вам обоим, – начал он, Лили взяла его за руку и крепко сжала. – Мама… Мама больна. – Больна? – нахмурилась Гермиона. – Но я не видела ее в Мунго. Что с ней? – Она дома, на карантине. Гермиона, говорят, что это драконья оспа, – произнес Джеймс. Рука Гермионы взметнулась ко рту. Она знала, что для Юфимии и Флимонта в их возрасте эта болезнь была смертельной, как и для совсем маленьких волшебников. – А дядя Флимонт, он тоже? – Пока еще неизвестно, но они дома вдвоем. Ей около месяца не могли поставить диагноз. Ты же знаешь маму, она отказывалась вызывать врача, – покачал головой Джеймс. – Сколько? – спросила Гермиона, встречаясь взглядом с Джеймсом. – Мы не знаем. Недели или пара месяцев. – Если тебе что-то понадобится, Джеймс, – подходя к другу, начал Сириус, – Буквально все что угодно, только дай нам знать, хорошо? – Да, конечно, – ответил тот, крепко обнимая человека, ставшего ему братом. – Спасибо, что приняли нас сегодня. Мне очень нужна ваша поддержка сейчас. Римус еще не вернулся, но я получил письмо от него, прежде чем он снова отправился по делам. Надеется вернуться к маю. – Ты ему сказал? – спросила Гермиона. Джеймс покачал головой. – Это было «безответное» письмо. Да и даже если бы я смог написать ему, то не стал бы упоминать об этом. Не стоит отвлекать его от задания, – объяснил Джеймс, и Сириус кивнул. – Питеру сказал сегодня. Он сильно расстроился из-за этого. – Он любит тетю Юфимию, – нежно сказала Гермиона. – И она обожает его как родного. – Она обожает всех как своих собственных детей, – сказал Сириус. – Особенно тебя, Гермиона. – Это правда, мама неделями говорила о тебе, когда ты только переехала, – присаживаясь за стол, добавил Джеймс. – Правда? – спросила Гермиона. Но прежде чем он успел ответить, Гермиона почувствовала какой-то запах. – Сириус, ты что, забыл про чесночный хлеб? – Черт! В комнате раздался смех трех волшебников, а еще одна череда ругательств покинула рот Сириуса, спешившего на кухню, чтобы попытаться спасти свой подгоревший чесночный хлеб.***
11 марта 1979 года Лондон, Англия, госпиталь Святого Мунго Гермиона, Сириус, Джеймс и Лили сидели в комнате ожидания на втором этаже больницы. Девушки плакали уже в течение нескольких дней, предупредив своих работодателей о смерти Юфимии, а теперь уже и о предстоящем уходе Флимонта. Перед этим они четверо были вызваны для прочтения завещания Юфимии, и Гермиона вновь была поражена тем, насколько Юфимия заботилась о ней. Она оставила все свое имущество «моим детям: Джеймсу и Лили Поттер, Гермионе Поттер и Сириусу Блэку». Флимонт же на следующий день после смерти жены, перед тем как впасть в кому, успел разъяснить волю своей супруги и рассказать, что кому достанется, но при этом абсолютно не переживая о том, что ребята рассорятся из-за денег. – Я знаю, что вы четверо выше этого, – сказал он. С тех пор, как ушла Юфимия, Сириус был раздавлен. Не помогло и то, что он был рядом с ней, когда она умерла, а Джеймсу – ее родному сыну – пришлось уехать. Перед смертью она сказала ему что-то, но Сириус отказывался поделиться этим с Гермионой. Его лицо было бледным и измученным. Он, как и Джеймс, потерял мать. А теперь они теряли отца. Гермиона пыталась быть сильной ради парней, но не могла ничего поделать с чувством, что тоже теряет самого близкого к роли ее родителей человека в этом времени. Так что Лили стала тем якорем, что держал их вместе. Из задумчивого состояния Гермиону вывела открывающаяся дверь палаты и целитель, с которым она пересекалась во время обучения, волшебник по имени Грант Льюис, который направлялся к ним. – Целитель Льюис, – вставая, произнесла Гермиона. – Как он? – Боюсь, что у меня плохие новости, – сказал тот. Прежде чем он смог продолжить, Сириус подорвался и выбежал из комнаты ожидания. Гермиона посмотрела на Джеймса, и они обменялись понимающими взглядами. – У него была тяжелая неделя, – объяснила Гермиона. Целитель Льюис понимающе кивнул. – Как я и сказал, боюсь, что ваш отец ушел, мистер Поттер. Буквально пару мгновений назад. Гермиона посмотрела на Джеймса и заметила, как побледнело его лицо. Они знали, что это случится довольно скоро, но все равно это не облегчало принятия. Джеймс кивнул, а Лили обняла его, шепча «мы рядом». – Нам нужно уладить еще кое-какие бумажные дела, но, думаю, это можно отложить на завтра. Предлагаю вам отправиться домой и отдохнуть, – сказал им целитель. – Я сочувствую вашей потере. – Джеймс, – произнесла Гермиона, подходя, чтобы обнять его. Он крепко прижал ее к груди, и она чувствовала, как тот разваливается просто на части даже несмотря на поддержку. – Знаю, – пробормотал он в ее волосы, борясь со слезами. – Иди найди Сириуса. Ты нужна ему. А у меня есть Лили. Завтра мы придем к вам. Гермиона кивнула, отчаянно желая удержать себя в руках, чтобы получилось добраться до квартиры, зная, что Сириус уже там. Гермиона быстро обняла Лили, а затем спустилась к каминам, чтобы отправиться к Сириусу.***
Гермиона обнаружила рыдающего Сириуса свернувшимся на полу гостиной. Сердце разрывалось от его вида, но она очень боялась, что он оттолкнет ее, если она попытается утешить его. Осторожно подойдя к нему, Гермиона опустилась рядом. Несколько минут потребовалось Сириусу, чтобы осознать, что она вообще была там. Когда он окончательно узнал ее, то попытался встать и перестать плакать, но Гермиона только подползла ближе и обняла его. – Не нужно стесняться меня, – сказала она, чувствуя слезы на своих щеках. – Я тоже скорблю. Я просто хочу, чтобы ты знал, что это нормально. И ты не один. Сириус снова сорвался, зарываясь лицом в ее плечо, крепко прижимая к себе, будто от этого зависела его жизнь. И так они сидели, держась друг за друга и горюя о потере двух человек, которых они считали своими родными. Гермиона знала, что не в ее силах было предотвратить эти смерти, но почему-то от этого не становилось легче. Каким-то образом это только сильнее заставляло ее держаться за Сириуса и ценить своих друзей больше, чем когда-либо. Они оставалась на полу, пока в конце концов не уснули, истощенные от слез.