***
В 1784 году Лафайет в третий раз в жизни пересекает Атлантику. Молодая и независимая Америка встречает его ярко: фуршеты, парады и балы, которые сливаются в бесконечный ком в памяти. Нью-Йорк, Филадельфия, Балтимор и наконец — Маунт-Вернон. Самые спокойные и, чего уж скрывать, замечательные дни своей поездки он проводит здесь. В дубовых рощах и среди широких рыжих полей дышалось легко и просторно. Американская природа совершенно отличается от французской: много пустых земель, которые уходят далеко за горизонт, огромные нетронутые леса с исполинскими деревьями, каких уже не встретишь во Франции. Лафайет чувствует себя мальчишкой, когда эти неизведанные края приводят его в восторг, и воспоминания о его детстве и юности всплывают в голове Вашингтоны гостеприимны и приветливы, они принимают Жильбера как часть их семьи. Маунт-Вернон полон детей, милого шума и уюта, и Лафайет боится признаться даже себе, что не хочет уезжать. Во время одной из последних конных прогулок с Вашингтоном Лафайет неожиданно говорит: — Мне очень понравилось у вас. Cette nature américaine… Elle est très belle, — улыбается. — Я бы остался на дольше, если бы мог, но, увы, долг зовет меня. — Я буду рад видеть вас у себя в гостях в любое время, — негромко отвечает Вашингтон. — А я буду рад видеть вас во Франции. Не сомневаюсь, вам понравится. В местах, где я вырос, очень красивая природа, вам обязательно нужно будет это увидеть. À propos, Овернь славится не только лесами и полями… — и Жильбер пускается в многословные рассказы о своей необъятной Родине, изредка забываясь и смешивая языки. Как много лет назад, Джордж слушает, и ему, кажется, совсем не важно, понимает он произносимые слова или нет.***
Они расстаются в Аннаполисе. Вашингтон, слишком уставший от бурных празднований их появления в городе, решает отложить посещение Филадельфии и Нью-Йорка и вернуться назад в Маунт-Вернон. Они едут до развилки дорог вместе; им тяжело говорить. За городом их ждут два новых экипажа: один для Лафайета — на север, другой для Вашингтона — на юг. Удивительно, как природа меняется за несколько месяцев. Еще недавно светило солнце, опаляя и так выжженную траву, а теперь за городом в поле уже лежат сероватые холмики снега. Сквозь них проглядывает жухлая трава и ветки. Куцые, голые деревья и кустики не сдерживают порывы ветра то ли со снегом, то ли с дождем. Под ногами на дороге каша из воды и земли, а по полю стелется белая поземка и кружит маленькие ураганы. На небе ни явных облаков, ни солнца; оно опустилось и душит своим тяжелым темным покровом. Жильбер стоит под холодным ветром, и перед его глазами проносится зимовка в Вэлли-Фордж и вообще все, что их связывало раньше. У него на душе неспокойно, и что-то определённо идёт не так. — Знаете, mon général, а во Франции сейчас гораздо теплее, — Лафайет слабо улыбается, сильнее запахивая свой плащ. Вашингтон всем телом мгновенно напрягается, у него в глазах мелькает одновременно удивление, беспокойство и страх (Лафайет этого не замечает), но он быстро прячет это за немым выражением тепла и заботы. Они стоят и рассматривают друг друга ещё какое-то время, пытаясь запомнить чужие черты, а затем обнимаются, и на мгновение кажется, что не было ничего: ни этих долгих лет, ни войны, ни разлуки. Но реальность хуже, жёстче, и Лафайет видит боковым зрением седину в волосах Джорджа и вспоминает, сколько морщин появилось на его лице с их первой встречи. — Adieu, marquis, — тихо говорит Вашингтон, и что-то внутри у Лафайета переворачивается. Кажется, жжёт левую руку, но Лафайет и не верит, вернее, не хочет верить. Они отрываются друг от друга, и Жильберу становится безумно холодно, как будто он вышел на улицу в мороз в одной рубашке. Его взгляд бегает, не зная, за что зацепиться. Он видит в глазах Джорджа отражение собственной печали. Они слабо и грустно улыбаются друг другу, понимая, что это уже не нужно. На губах у Лафайета застывает вопрос — как? могло ли быть такое, могло ли случиться? — и он никак не в силах подобрать слова. Он бы мог простоять так вечность под холодным ветром просто рассматривая Вашингтона, пусть без возможности коснуться, но у мира, видимо, совершенно другие планы. Его ждёт Филадельфия, затем — Нью-Йорк, и нетерпеливое цоканье копыт лошадей напоминает об этом. Вашингтон о чем-то вспоминает, и отдаёт Лафайету письмо, подписанное аккуратным почерком “Mme Lafayette”, бросает последний взгляд и идёт к своему экипажу. Они машут друг другу из окон карет, пока последние не отъезжают друг от друга на достаточное расстояние. Чем дальше уезжает от этого злополучного места экипаж, тем легче Жильберу. Его все ещё ждёт немаленькая часть Америки, а затем Франция и весь мир. Ему всего 27, и кажется, что все, все хорошее ещё впереди...***
...Во Франции теперь холодней, гораздо холодней, и дело, наверно, не только в погоде. Жизнь в маленьком уютном замке Лагранж кажется самой лучшей наградой после бесконечного скитания по тюрьмам и чужим странам. Он теперь далеко не тот восхищенный идеалами свободы мальчик и нуждается в отдыхе. В первую зиму в новом замке Жильбер занят наблюдением за ремонтом. Кажется, вот она - спокойная жизнь, о которой он так мечтал последние годы, протяни руку и возьми. И он тянется и берет в самом деле, но хватает этого ненадолго. Утром 15 декабря за завтраком он чувствует страшное жжение и боль в руке. Он молча выходит из-за стола, когда вспоминает про слова на руке и понимает, что именно произошло. Это больнее, чем все раны, которые он получал во время службы, и когда в своей комнате, засучив рукав, он видит, что ровные, крупные буквы перечеркнуты такой же ровной и крупной линией, ему становится еще хуже, а руку ломит еще сильнее. Лафайет не плачет, не кричит, не бьется в агонии, как многие, но на него все равно страшно смотреть. Он закрывает лицо руками и сидит в одной и той же позе пару часов. Он думает, вспоминает и не может смириться с одной мыслью, которая теперь сопровождает каждое счастливое воспоминание в его голове. Лафайет не выходит из дома несколько дней, ни с кем не разговаривает и часто запирается в своем кабинете. Сейчас он мог бы поверить во что угодно, в любую нелепицу или небылицу, но спустя месяц с лишним после того злополучного дня ему говорят, что... Джорджа Вашингтона больше нет.