О тебе позаботятся

Блеснул луч транспортера — и на площадке вырос доктор, одетый в белую медицинскую форму. О, скольких девушек свела с ума эта белая форма!.. Обычно Маккой – а это несомненно был он – не носил её на смены, но сегодня проводилось вакцинирование, и форма помогала доктору отличаться от толпы научных работников. На планете, которую изучала команда Энтерпрайз, были найдены плоды, похожие на земные цитрусовые – вакцина была от аллергии. А доктор Маккой стоял на площадке транспортера и весь трясся от злости и напряжения, держа на руках неподвижное тело своего капитана. На докторе – белая форма, и оттого так хорошо видна была алая царапина, идущая поперек плеча его правой руки. Доктор держал капитана на руках, бережно прижимая его к груди. Лишь исчезли последние золотистые искры, Маккой сошел с площадки транспортёр и, огибая медсестер, безопасников, инженеров, так быстро, как мог себе позволить, пошёл в сторону медицинского отсека, который, благо, находился на том же ярусе. – Операционную! Доктор умел выражаться очень сочно, но все его красноречие казалось почти наигранным наряду с той интонацией, какой было сказано, выкрикнуто это слово. У дверей медотсека его встретили врачи с антигравитационными носилками. Маккой мгновенно остановился, мягко опустил капитана со своих рук в руки врачей и снова прошипел: – Операционная! У вас две минуты. Команда впервые смогла увидеть лицо капитана, бледное, чуть сероватое, с горящим на щеках больным румянцем. Врачи молча исчезли в светлом помещении. Маккой тут же, в коридоре, наскоро расстегнул китель здоровой рукой, скинул его с себя и побежал за врачами, сплюнув на пол. Он остановился у репликатора и секундой позже уже вкалывал себе в плечо лекарство за лекарством. – Доктор, – красивая, строгая медсестра встревоженно подбежала к нему, – пусть М'Бенга оперирует, он справится. Дайте мне позаботиться о Вас. Леонард посмотрел на неё почти безумно и горько прошептал: – Черти в аду обо мне позаботятся. Медсестра обмерла и больше не смела спорить. Как много крови... Она течет, струится и бурыми полосами застывает на коже. Её много. Он видел лицо Джима и его закрывающиеся, лихорадочные глаза. Как много крови, кажется, ещё чуть-чуть — и он ею захлебнется. Во рту привкус железа и пепла. Плечо пульсирует, но почти не болит. Но ничего, будет ещё… Это всего лишь адреналин, только шок. У Джима красивые глаза и светлая кожа. Когда Джим улыбается, он весь светится изнутри. Джим смеётся от души, пряча лицо в ладонях. И так хочется попросить его: "не прячь от меня свои глаза, позволь мне тобой любоваться..." У Джима обжигающий взгляд – чем дольше смотрит, тем тяжелее становится, – но нет во Вселенной смерти более прекрасной, чем смерть от этого взгляда. У Джима бьётся сердце. Раз. Другой. Кажется, он слышит этот стук. И в руках блестит свинцовая пуля. Она вся в крови, как руки в перчатках, как раненое плечо, как стучащее сердце в груди Джима. Пусть стучит, пожалуйста, пусть стучит, эта пуля так мала, а сердце такое большое, так нежно любящее, так беззащитно открытое – и духовно, и физически, как теперь. Спрячьте его сердце. Спрячьте. Шрама не будет, кожу восстановят, он будет снова прекрасен. Как и был, как и был... Только бы открылись глаза. Ведь у Джима такие красивые глаза... – Что происходит?! Кто-нибудь может объснить мне, какого черта здесь творится?! Оперев руки в бока, капитан Кирк стоял посреди палаты, ещё в больничной пижаме, но уже без капельниц. Светлые волосы торчали во все стороны, из-под бровей сверкал разъяренный синий взгляд. – Сколько времени прошло? Неделя! Почему я – я ведь раньше него был ранен, да, коммандер? – почему я в сознании, а доктор Маккой в коме? – Кирк раздраженно вскинул руки в рассеянном вопросе к присутствующим: – Есть здесь кто-нибудь, способный объяснить мне это? Кристин Чепел строго и уверенно посмотрела на своего капитана, её глаза болезненно горели напряжением. – Пули, которые выпустили в Вас и доктора местные, ядовиты, – чуть дрогнувшим от напряжения голосом сказала она. – После попадания яда в организм у нас было около пятнадцати минут, чтобы достать пулю. Мы просто не... Не уложились в этот отрезок времени. – Не уложились! – Джим хохотнул и разочарованно всплеснул руками. – На моём корабле одна операционная? – теперь в его голосе звучала болезненная издевка, будто он пытался причинить другим ту боль, которую испытывал сам. – Или только один хирург, кроме Маккоя? – Капитан, – Чепел посмотрела на него умоляюще, – доктор сам оперировал Вас, поэтому мы не успели прооперировать его. В помещении повисло молчание. Офицеры стояли понурив головы, и на них неверяще и испуганно смотрел капитан. Вся его фигура застыла в неестественном положении, отражавшем его неопределённое состояние между злостью и ужасом. – Господи, – Джим закрыл лицо руками и покачал головой, – как вы позволили ему?.. Как раненый в руку хирург?.. – Он махнул рукой. – Уйдите. Толпа медицинских работников во главе с непривычно молчаливым Споком поспешно стала утекать в автоматические двери. Эта толкотня выглядела непривычно суетливо и неловко. – Мисс Чепел, – Кристин обернулась, Кирк, опустившись на край постели, пусто смотрел в угол, – дайте, пожалуйста, мою форму и покажите палату доктора. Войдя в палату, Джим долго не решался пройти в глубь и неуверенно переминался с ноги на ногу, стоя на пороге. Чепел, склонив голову набок, удивленно посмотрела на капитана, и тот пристыженно кивнул самому себе и, подойдя к кровати, ухватился руками за спинку стула для посетителей. – Ну и? – он неопределённо указал рукой на неподвижное тело Леонарда. – Что сейчас происходит? – Этот яд воздействует на сердце, капитан, – Кристин продолжала тихо стоять у дверей. – Мы не успели вывести яд – сердце мертво. Кирк закусил губу и ещё больше нахмурился, сжимая пальцы на мягком пластике. – Он на аппарате искусственного кровообращения, – девушка указала на аппарат около койки. – Ему нужно новое сердце. – Так в чем проблема? Кристин уже довольно давно служила на Энтерпрайз, и поведение капитана было ей хорошо знакомо, в том числе, из рассказов доктора МакКоя о нем. Она знала, что Кирк терпеть не может безвыходные ситуации или ситуации, в которых был совершенно бессилен. И теперь капитан стоял у кровати умирающего человека, который, насколько знала Чепел, был очень ему дорог, и не мог ничего, совершенно ничего, сделать. – Будь мы на Земле, капитан, – как бы извиняясь сказала Кристин, – сердце было бы уже три дня назад. Но мы на корабле, и здесь нет ни банка органов, ни частых смертей. – Возьмите моё сердце, – и снова это бешеное, безумное выражение лица. Оно всегда появлялось, когда Джим внезапно находил выход, крохотную лазейку, которая могла вывести его на свежий воздух. Теперь он видел выход явственно, и хотя ему пришлось бы пожертвовать всем собой для осуществления этого плана, лицо Кирка пронзила надежда. – О, капитан! Это немыслимо, – испуганно прошептала Чепел. Кирк попытался перебить её, но Чепел упрямо качнула головой. – Даже если так, Вы не подходите по группе крови. Джим устало опустился на стул так, чтобы не видеть Маккоя. Его тело снова стало тяжёлым и малоподвижным, но голодный, ищущий взгляд продолжал хищно блуждать по помещению. Он будто пытался найти зацепку, материальную или нет, которая дала бы ему хоть слабый намёк на надежду. – И что... теперь? – нерешительно спросил он. – Мы взяли стволовые клетки доктора, – настолько жизнерадостно, насколько это было уместно, ответила Чепел. – С их помощью мы вырастим новое сердце. – Сколько, – Кирк нервно передернул плечами, – сколько времени это продлиться? – Процесс начался уже четыре дня назад, – потирая друг о друга сухие ладони, Кристин подошла ближе и остановилась напротив Кирка. – Нам нужно около двух недель. Шестнадцать дней, если быть точной. – Шестнадцать... – Джим потер брови в характерном жесте размышления. – Это ведь много? Он продержится? Что она могла ему ответить? Что шансы так невелики, что никому из медработников даже не хватает смелости провести статистику? Или сорвать, что "современная наука практически всемогуща", а они делают все возможное? – Это беспокоит нас больше всего, капитан, – наконец решилась она. – Мы вывели яд из крови, но ткани сердца буквально пропитаны им. Возможны различные осложнения, но Вам нет необходимости знать об этом — только лишние тревоги. – Спасибо, мисс Чепел, – сурово, будто на что-то решаясь, сказал Кирк. – Вы можете быть свободны. Кристин вышла и только бросила последний испуганный взгляд на капитана. Когда Спок вошёл в палату, Кирк сидел на стуле у кровати с пустым выражением лица, теребя на пальце обручальное кольцо. Он не обернулся на шаги Спока, потому что не отрываясь разглядывал тело Леонарда: его посеревшую кожу, впалые щеки, обрамленные бурыми синяками глаза, руки, оплетенные венами, и грудь, искусственно поднимающуюся под управлением прибором искусственной вентиляции лёгких. – Что происходило, когда я был без сознания? – все так же отсутствующе спросил Кирк. Его голос звучал сипло и тихо, будто ему было больно говорить. – Что Вас интересует? – привычном деловым тоном поинтересовался Спок. – Положение на корабле или поведение докто... – Леонард, – резко перебил его Джим, – меня интересует Леонард. Спок чуть нахмурился и поджал губы. Ему сложно было ответить на этот вопрос, поскольку он не был уверен в том, что от него ожидает капитан. – Доктор забрал Вас с планеты и отказался от медицинской помощи, чтобы вести операцию, – осторожно, медленно сказал он. – Когда пуля была изъята, он передал работу доктору М'Бенге. На выходе из операционной у доктора случился сердечный приступ. Больше ничего. Джим покачал головой и подпер щеку кулаком. На его лице не проявилось никакой реакции, будто он заранее догадывался, что скажет ему старпом. – Больше ничего, – эхом повторил Джим, прикрывая утомленные глаза. На самом деле Спок пришёл, чтобы обсудить с капитаном служебные вопросы, но, видимо, длительное пребывание в обществе людей привило ему чувство человеческого такта, поэтому вулканец просто тихо покинул палату. В коридоре он встретил Чепел с лекарствами для капельницы в руках. Девушка вежливо кивнула и уже прошла дальше, когда Спок окликнул её: – Мисс Чепел! – Да, коммандер, – Кристин обернулась с выражением искреннего удивления на лице. Редко высокомерный старпом обращался к ней. – Я хотел задать вопрос относительно капитана, – настолько вежливо и мягко, насколько мог сказал Спок: – он спрашивал Вас о докторе Маккое? – Да, – девушка нахмурилась, крепче сжимая в руках сосуд с лекарством, – он спрашивал о его состоянии здоровья и будущем лечении. – Понимаю, – кивнул Спок, – насколько я понял, капитан снова обратится к Вам с вопросом о докторе, будьте к этому готовы. Чепел дежурно улыбнулась и зашла в палату. Спок вернулся на мостик в мрачном настроении, занял капитанское кресло и, отвечая на немой вопрос команды, ровно произнёс: – Здоровье капитана Кирка находится в удовлетворительном состоянии, однако пока он не способен нести службу. До полного выздоровления капитана я вынужден принять командование на себя. Мостик молчал. Команда любила, очень любила Кирка, и его отсутствие для всех было болезненным. Как и отсутствие ворчания старшего медицинского офицера. После смены к Споку подбежала Нийота, и они вместе зашли в турболифт. Девушка привычно сплела их руки. Спок признавал: этот жест был ему приятен. – Что с Джимом и Леонардом, скажи мне, – тревожно прошептала она. – Капитан горюет, – можно было сказать многое, но Спок знал, что Ухура поймет его верно. – Им хорошо вместе и тяжко по отдельности, Спок, – она мягко погладила его ладонь большим пальцем. – Мы нужны им здесь, на мостике. Двери турболифта открылись, но они не расцепили рук. Теперь, когда корабль погрузился в почти траурное молчание, которое всегда наступало в ситуациях, подобных этой, они были нужны друг другу. Их отношения нельзя было назвать простыми, но, обнимая Нийоту за закрытыми дверями их общей каюты, Спок чувствовал себя нужным, он получал от девушки эти эмоции через контакт кожи к коже. И иногда Спок нелогично жалел, что команда знает об их романе: ему хотелось скрыть от всех то тепло и нежность, которые они дарили друг другу наедине. Чепел заменила капельницы, очистила воздух в палате, сменила повязку на плече доктора. Капитан сидел тут же, неподвижный и молчаливый, совершенно не обращая на себя внимание. Кристин впервые заметила обручальные кольца, которые носили Джим и Леонард: всем была известна их странная близость, но наличие брака стало новостью, хотя ни один, ни другой не пытались ничего скрывать. Девушка посмотрела на хронометр: более суток прошло с того момента, как Кирк узнал о состоянии Леонарда. Кристин отошла к репликатору и заказала капитану чай. Минуту спустя она сидела на табуретке рядом с Джимом и протягивала ему пластиковый стакан. – Хотя бы попейте, – она едва заметно улыбнулась. – Ваше самоуничтожение никому не поможет. Джим на мгновение взглянул на неё, будто только что заметил, взял стакан и сделал глоток. – Джим, что Вы хотите знать? – она коснулась пальцами его плеча. – Простил он Вас или проклял? Оскорбил или признался в любви? – она улыбнулась. – Я давно работаю с Леонардом и знаю наверняка, что одно его слово может многое значить. Вы об этом? Джим едва заметно кивнул и слабо произнёс: – Я виновен в том, что происходит с ним сейчас. Он десятки раз спасал меня, и столько же раз я подвергал его опасности. Кристин поджала губы, пытаясь не выдать своего волнения. Она понимала, что такие разговоры для капитана большая редкость и очень серьёзное откровение, поэтому решила быть такой же честной. – Он сказал – я могу точно повторить его слова – он сказал: "Черти в аду позаботятся обо мне". Секунда прошла в молчании. – Нет, – спокойно сказал Кирк, отвечая уже не Кристин. – Ангелы позаботятся о тебе в раю. Она поднялась, поспешно вышла за дверь и там, прикрыв ладонью рот, позволила себе расплакаться. Как ни удивительно, уже сутки спустя Кирка оставила прежняя апатия: он покинул палату Леонарда и вышел на смену. Обернувшийся на шорох дверей Чехов удивленно произнёс: – Капитан на мостике. Кирк сдержанно кивнул команде и опустился в оставленное коммандером кресло. Он выглядел устало и напряженно, но строгость ярко-синего взгляда не позволяла обратить его внимание на это. – Отчет о состоянии корабля, мистер Спок, – равнодушно произнёс он заученную наизусть фразу. – Все системы работают в штатном режиме, капитан, – тут же оживился вулканец, – я отправлю Вам на ПАДД отчёт. В данный момент Энтерпрайз направляется на миссию на планете Синтион, где нам необходимо оставить груз с Тасуса. – Ага, – рассеянно ответил Кирк, явно пропустив все мимо ушей. – Капитан, Ваше здоровье в порядке? – непонимающе обратился Спок к капитану, хмуря острые брови. – Возможно, Вам стоит обратиться в медотсек за помощью. Сулу удивленно развернулся в кресле, Чехов тихо матернулся по-русски, Ухура – по-клингонски. Джим посмотрел на Спока так, будто тот его ударил. – Спок, ты серьёзно? – беззвучно прошелестел его голос. – Капитан, я лишь хотел... – начал оправдываться вулканец. В этот момент к Споку подбежала Нийота и, ухватив его за руку, мысленно выкрикнула в разум своего партнёра: "Маккой!" – О, – опешил вулканец, – я прошу прощения, Джим. – Забей, – Кирк махнул рукой и отвернулся. В его глазах плескалась ничем не прикрытая боль. Мысленно Ухура сказала Споку: "будь Кирк чуть более раздражен, он бы тебе врезал". Ужас покинул мостик, но до самого конца смены незримая пелена тревоги витала над головой Кирка. – Я могу увидеть сердце? Кирк прямо стоял в дверях лаборатории, где работала Кристин. Лицо Джима было равнодушно и безжизненно, но вся его фигура источала волны уверенности. – Сердце? – удивленно повторила девушка, снимая с рук резиновые перчатки. – Вы говорите об органе, который мы выращиваем для Леонарда? – Да, о нём, – Кирк неловко переступил с ноги на ногу и горько усмехнулся. – Хочу его увидеть. Кристин поджала губы и в сотый раз поймала себя на сочувствии, которое вызывал у неё капитан: его неумение признавать свои страхи, недоверие ко всему, что может дать сбой, желание всегда быть лучшим, идеальным, неподражаемым – таким, чтобы ни у кого не возникло мысли обвинить его в слабости. – Вы должны понимать, – все ещё размышляя, сказала Чепел, – прошла всего неделя, это сердце сейчас, как у эмбриона на восьмом месяце беременности. Кирк поднял голову и упрямо вздернул брови, становясь похожим на себя прежнего. Только серо-зелёные синяки под глазами придавали ему вид сумасшедшего. – Я не могу провести Вас в лаборатории как родственника, – сдалась она, – но Устав позволяет Вам быть там в роли капитана. – Мне все равно. Чепел кивнула себе и отвела Кирка в помещение, где под ультрафиолетовыми лампами в безвоздушной колбе повисло маленькое, с детский кулачок, сердце. Все его ткани не были пропитаны кровью, потому орган имел светлый серо-жёлтый оттенок. Оно ещё не билось рефлективно, поэтому безжизненно висело в жидкости. – Джим, зачем Вам это? – Чепел нахмурилась, рассматривая острые черты лица Кирка в полумраке ультрафиолета. – Не зарывайтесь в своё горе, я верю — доктор поправится. – Будь здесь мистер Спок, – невесело ухмыляясь, сказал Кирк, продолжая изучать взглядом колбу, – он сказал бы, что Ваша вера не подтверждена никакими объективными фактами. – Может, и так, – упрямо мотнула головой Кристин. – Но Вы уже больше четырёх лет бережёте четыреста тридцать две жизни, в том числе мою. Разве я не могу уберечь ради Вас одну? – К чему все это? – Кирк отвернулся и направился к выходу из лаборатории. Его шаги были намеренно гулкими, будто он пытался заглушить тишину в собственной голове. – Ни к чему, – в догонку ему сказала Кристин. – Лишь хочу сказать: я скорблю вместе с Вами. Кирк остановился и резко обернулся. Он шумно дышал, желваки ходили у него под кожей. – Вам нечему и некому сочувствовать, мисс Чепел. Леонард с раннего дикого детства умеет играть на гитаре. Мало кто знает об этом, но Джим знает. Когда Леонард играет, его лицо мгновенно молодеет на десять лет, тёмно-зелёные глаза становятся невыносимо глубокими: в них хочется смотреть, не отрываясь, не моргая. Сегодня утром родится новое сердце, оно впервые забьется в широкой груди. Наверное, кожу залечат, и следа не останется, но если нет, Джим сам сведет шрам. Только бы сердце начало биться. Леонард болезненно красив во сне: у него загорелая кожа и длинные тёмные ресницы, которые тонко подрагивают при каждом вздохе. К нему уже нельзя идти, он в реанимации, над ним постоянно дежурят врачи. Говорят, за последние три часа было пять приступов. Врачи знали об этом, подозревали, что последняя ночь может быть... Последней. Пусть бьётся сердце, пусть руки станут снова уверенными и сильными, пусть на скулах теплится румянец. Пусть сердце бьётся.