О тебе позаботятся

Не было иллюзии выныривания из воды или накатывающей волны внешних ощущений. Нет, он просто почувствовал пробуждение. Он проснулся и понял, что лежит в медотсеке (будучи одиноким корабельным доктором, он частенько засыпал на больничных койках). Он открыл глаза аккуратно, потому что не понаслышке знал, как ярок свет в медицинском отсеке. Леонард очнулся и увидел Джима: он сидел рядом, непривычно хмурый и уставший, и читал что-то в ПАДДе, наверняка, очередные гребаные отчёты. – Эй, бумажная работа хреново на тебя влияет. Кирк вздрогнул всем телом и поднял глаза. Теперь МакКой видел бледность его лица, больные запавшие глаза, неаккуратную щетину на щеках. – Хм, – Леонард с усилием протянул руку к его лицу и очертил пальцами колючую скулу, – этой щетине дня четыре. Только выписали? Джим сглотнул и качнул головой, но промолчал. – Ты больно тихий, парень, – Леонард недоверчиво нахмурился. – Случилось чего? Чёрт, грудь болит. Дефибриллировали? – МакКой отнял руку от лица Джима и потер грудь. – Что это? Он неловко вытянул шею, рассматривая длинный шрам, расчертивший его грудь. – Это новое сердце, – впервые подал голос Джим. Он говорил тихо и хрипло. МакКой был врачом, поэтому подобная новость не стала для него неожиданной: он догадался о яде ещё на планете, понял его воздействие на сердце во время операции на Кирке. Но если ему заменили сердце, значит... – Джим, сколько времени прошло? – тревожно спросил он. – Три недели, – выдохнул Джим и спрятал лицо в ладонях. – Эй, – позвал Леонард, – давай сюда. Джим отложил свой ПАДД, поднялся со стула и лёг рядом с Леонардом, устроив голову у него на плече. Из ярко-синих от влаги глаз потекли крупные слезы. Леонард запустил пальцы в светлую копну волос, мягко массируя кожу. Несколько минут Джим вслушивался в ритмичное биение чужого сердца, а Маккой – в сопящее дыхание рядом. – А ты испугался? – мирно спросил Маккой, пытаясь рассмотреть лицо Кирка, не меняя позы. – Испугался, – тихо вздохнул Джим, прижимаясь теснее. – О, храбрый капитан, – хрипло усмехнулся Леонард; он выпутал руку из чужих волос и мягко щелкнул Кирка по носу. – Вытирай слёзы и поднимайся, сейчас медсестра придёт на сигналы приборов. Кирк поднялся, водя по красным глазам рукавом форменки. Леонард посмотрел на хронометр: час ночи. Он протянул Кирку руку. – Джим, – тот тут же схватил протянутую ему ладонь, – иди-ка ты спать. Все равно сейчас выгонят отсюда. Кирк поджал губы и кивнул. Маккой потянул за руку, и Джим нагнулся, чтобы легко коснуться чужих губ. – Спокойной ночи, Боунс. – Спокойной ночи, балбес. Когда Чепел столкнулась в коридоре с красным, как помидор, капитаном, который коротко кивнул ей и стремительно покинул медотсек, она поняла, что все снова в порядке. Поэтому она зашла в палату МакКоя с мягкой улыбкой на лице. Доктор прибывал в задумчивом и хмуром настроении, как бывало обычно. – С возвращением, доктор! – просияла Кристин. – Ох, не радуйтесь так, мисс Чепел, – вздохнул МакКой. – Что ж, расскажите, как вы меня лечили. Следующие полчаса, пока Кристин меняла повязки, она во всех подробностях описывала каждый шаг медицинских работников, каждый симптом, каждое ухудшение и улучшение. Сопровождался этот рассказ многочисленными замечаниями Леонарда, но при сложившихся обстоятельствах это было только приятным дополнением. Лишь полностью удовлетворив медицинский интерес, МакКой грозно произнес: – А теперь расскажите мне, что было с капитаном. Тут Чепел снова замялась. Она снова могла соврать, что капитан чувствовал себя хорошо, что быстро выздоровел и вернулся к обязанностям? Или что он ни на минуту не отходил от кровати Леонарда, что ел, дай бог, раз в сутки и был на мостике всего пару раз? – Через двое суток после операции капитан окончательно пришёл в себя, – со вздохом начала она, – на следующий день он уже мог вставать, а ещё через день мы рассказали ему о Вашем состоянии... – Как вы объясняли ему моё отсутствие в первые три дня? – О, это было сложно, – Чепел тихо напряженно рассмеялась. – Но в общем, мы сказали ему правду: сказали, что Вы тоже ранены, но находитесь в палате интенсивной терапии, куда ему нельзя. Она неопределенно подала плечами и опустила голову, пытаясь не встретиться взглядам с Маккоем. – Полуправда, на самом деле, – грозно нахмурившись, протянул тот. – Я ведь был в реанимации? Чепел кивнула. – Когда мы рассказали ему обо всем, он... был разозлён. – И что? – МакКой все больше хмурился и все более мрачно смотрел на медсестру из-под бровей. – Расспрашивал о Вашем состоянии, – аккуратно подбирая слова ответила Кристин, – о Вас, когда он потерял сознание. Хотел отдать Вам своё сердце... – Как вы отговорили его от этого? – взгляд Леонарда стал испуганным. – Я сказала, что у вас разные группы крови, – не без гордости заявила Чепел. – Соврали? – Леонард впервые улыбнулся, мягко и искренне. – Соврала, – пытаясь скрыть собственную улыбку, кивнула медсестра. – Но я соврала бы снова, от этого решения зависела жизнь капитана. – Спасибо. – Не за что. Больше ничего. МакКой откинул голову на подушку и будто бы задумался. – Больше ничего, значит, – мрачно повторил он. – Вы едва человека не угробили, сволочи. Чепел опустила глаза в пол: не умела она отвечать, когда МакКой говорил таким тоном, что правда случалось довольно редко. Леонарду снится снег. Он не видел снега очень давно, кажется, лет с пятнадцати, когда с семьёй был в одном из северных штатов. Он идёт по прозрачному льду, на горизонте висят покрытые снегом горы. В ушах воет ветер. Над его головой пролетела большая хищная птица и, прежде чем улететь, выкрикнула что-то мерзкое, что потом долго звенело в ушах. Лёд трещит под ногой, и Леонард чувствует вокруг себя давящий на барабанные перепонки вакуум. Чёрный космос вокруг, и Леонард видит себя со стороны, и он себе не нравится. Вакуум холодный, такой, что хочется забраться самому себе под кожу. Щеки и кончики пальцев покалывает от разницы температур. И вдруг жарко, горячо. Будто сразу опустился в ванну или обернул руки вокруг кружки с кофе... – Джим... Леонард открыл глаза и почувствовал, как пульсирует все тело, ещё испуганное сновидением. Рядом с ним, в темноте, открыв огромные глаза, лежал Кирк. – Прости, я... – он замялся, судорожно облизывая губы. – Правда пытался заснуть, но все думал, что ты здесь, и я снова могу обнять не тело, а человека. И что ты, может быть, обнимешь меня в ответ, если вдруг не включишь ворчуна, каким умеешь быть. Ладно, окей, ворчи. – Тише, Джим, – Леонард одной рукой прижал его к себе за талию. – Просто слушай. Кирк рвано выдохнул и закрыл глаза. – Что слушать? – как будто принимая правила игры, сказал он. – А что слышно? – улыбнулся в светлые волосы МакКой. – Сердце слышно, – Джим сказал это тихо, будто боясь собственным голосом заглушить вибрацию ритмичного биения. Он сказал это трепетно, будто в груди Леонарда бился не обыкновенный орган, а хрупкий и безумно дорогой сосуд, который мог треснуть даже от звука голоса. Кирк неуверенно протянул руку и кончиками пальцев провёл по прямому шву, расчертившему грудную клетку Леонарда. – Сердце? – Леонард накинул Джиму на плечо одеяло, не отрывая от него внимательного взгляда. – А какое оно? – Оно чужое, – почти испуганно прошептал Кирк. – Мне кажется, оно меня не помнит, и мне снова нужно его завоевывать. Леонард чувствовал (или подсознательно помнил из уроков психологии – какая разница?), что Джиму именно сейчас нужно это: бессмысленный разговор, возможность слышать, видеть, осязать жизнь, которая теплилась рядом с ним. МакКой видел его дрожащие пальцы, неуверенность движений, болезненный румянец и все думал, что творилось в этой странной голове так долго. – Чужое? – Леонард покачал головой и прижал руку Кирка к своей груди, не давая двигаться. – Оно из моих клеток, а каждая моя клетка знает, кто такой Джим Кирк, понял? Джим рвано усмехнулся в ответ. – Что ещё слышно? – Маккой повернулся на бок и съехал вниз так, что уткнулся носом в ключицу Джима. – Слышно машины, – Кирк оперся подбородком Леонарду в макушку. – Варп, у него низкочастотный звук. Системы жизнеобеспечения, они стрекочут, как кузнечики. – А что ещё? – МакКой глубоко вдохнул, улавливая запах супруга. – Как ты ведёшь рукой по моей коже, – хмыкнул тот. – Непонятный звук. Как будто тупым карандашом пишут по бумаге. – Не самое романтичное сравнение, – хохотнул МакКой. – Ага. – Джим широко зевнул. – А что слышишь ты? – Я слышу космос, – мечтательно протянул Леонард. – Ко-о-осмос, – полупьяно повторил Джим. – И какой он? – Живой, – беззаботно заявил МакКой, – и поверь мне, аэрофобией здесь и не воняет. – Правда? – ответная усмешка. – Да. – Так давно думал об этом: живой... или неживой?.. – стал сонно размышлять Кирк. – Выходит, у него и характер есть? – Он наивный, доверчивый идиот, – серьёзно заявил Леонард. – При этом он типа умный и постоянно ищет что-то новое в самом себе. Знаешь, что? – Что?.. – совсем тихо спросил Джим. – Космос и сам не знает: бесконечный он или нет. – Джим промычал что-то непонятное МакКою в волосы. – И у космоса есть имя, представь себе? – Леонард слушал ровное дыхание Джима, стремительно засыпающего, и сам прикрыл глаза. – Космос зовут Джеймс Тиберий Кирк.