Палочка

Они всегда имели что-то общее, но Бакуго никак не мог определить, что именно. Двумордый ублюдок из Когтеврана начал бесить его еще в Хогвартском экспрессе, когда они, по воле случая, оказались в одном купе. Он знал с десяток заклятий и выглядел настоящим заучкой, от чего у Катсуки начинала искриться волшебная палочка. Шото бесил абсолютно всем и абсолютно всегда. Поднимал глухую ярость в его желудке и заставлял плеваться огнем и оскорблениями. Когда они сходились на поле квиддича, Бакуго с особым усилием бросал бладжер в сторону двумордого, из-за чего сбивал того с метлы. Но ловец Когтеврана не отставал и, делая красивый круг в воздухе, с особым блеском в глазах врезался в Катсуки, оставляя серию ушибов на боку блондина. Часто матч останавливали, или все заканчивалось их отстранением от игры. Но ни одному, ни другому это не мешало оставить еще парочку синяков на сопернике где-то за трибунами или под злобным взглядом Гран Торино. — Уебок, — шипел Катсуки. — Мудак, — незамедлительно отвечал Тодороки. На уроках зельеварения, где Когтевран встречался с Слизерином, Бакуго намеренно садился ближе. Тодороки сверкал своими разноцветными глазами, и соревнование начиналось без сигнальной ракеты или свистка, а заканчивалось только когда у кого-то выходило лучше, или Аизава замечал их намеренные усилия и отправлял на наказание. И его они, опять же, проводили вместе. Бакуго злился и чуть не пускал пену изо рта, так его бесили уложенные волосы и чертов запах зимы, что парил вокруг Тодороки. Шото, в свою очередь, постоянно фыркал и отворачивался, пытаясь игнорировать Бакуго. — Мы, блять, в одной комнате, кусок дерьма, так что дай мне вон тот трофей. — Сам возьми или слишком тупой, чтобы воспользоваться стремянкой? — Экспульсо! — вскидывается Бакуго, и кубок в руках Тодороки взрывается, отлетая в сторону. — Петрификус Тоталус! — отвечает Тодороки, пытаясь парализовать Бакуго. — Протего! — быстро защищается Катсуки. — Экспеллиармус! — орет откуда ни возьмись Гран Торино, и они снова нарываются на новое наказание. Декан Гриффиндора зло зыркает на них и, читая нотации, ведет к кабинету директора. Всемогущий, как всегда, слишком широко улыбается и пытается перевести все в шутку. И пока они спорят, какое наказание придумать, Бакуго одними губами шипит «Уебок», на что Тодороки быстро отвечает «Мудак». Их наказание продолжается к Хэллоуину, они раскладывают книжки в большущей библиотеке, и Бакуго украдкой смотрит на то, как у Тодороки горят глаза, и как он трепетно относится к книгам. Взрывной волшебник даже не пытается язвить, он просто незаметно наблюдает за Шото, пока тот раскладывает книги. На Рождество Тодороки всегда остается в Хогвартсе. Бакуго уже несколько лет делает так же, и, пока все радуются каникулам и с визгами носятся по школе, они ищут пустые кабинеты и дерутся, оттачивая свое мастерство. — Экспеллимеллиус! — командует Тодороки, но пламя отпрыгивает от Бакуго, и новые шторы в кабинете Заклинаний загораются быстрее, чем они успевают сориентироваться. — Уебок, это твоя вина, — шипит Бакуго, обливая ткань водой. — Такая же, как и твоя, мудак. Злость расползается по телу тонкой змеей, и Бакуго кидается на Тодороки, отбрасывая медный кувшин в сторону. Шото цепляется за его мантию и бьет своим невьебически острым коленом прямо в живот, Катсуки сбивает его с ног, и они вместе оказываются на полу, где дерутся до вкуса железа на языке и громкого треска мантий. На шестом курсе к Тодороки приходит письмо. Он читает его в Большом Зале, жуя курицу за щекой. Бакуго следит за ним, подперев лицо левой рукой, и, когда Шото, гремя посудой, покидает зал, Катсуки без лишних слов следует за ним. Его инстинкты подсказывают двигаться за худой длинной фигурой, и Бакуго от предвкушения драки кусает собственные губы. Но, когда Тодороки сползает по стене за фигурой одного из Хогвардских рыцарей, Бакуго уж слишком быстро проходит мимо и пытается успокоить свое сердце. Бакуго не лезет, и Тодороки находит его сам. Выкрикивает одно из своих любимых заклинаний, и они устраивают дуэль посреди двора, пока их не растягивают по углам старосты. Но на этом они не останавливаются. Дерутся возле соварни, выбивают друг другу кости на границе Запрещенного Леса, после чего отлеживаютсяя у Исцеляющий девочки. А когда встречаются снова, в мужском туалете, посреди ночи, на втором ебаном этаже, что-то подсказывает, что все закончится не так легко. Тодороки парирует первым, вытягивает палочку из пижамных штанов и запускает столб огня в сторону слизеринца. Бакуго отвечает тем же, попутно взрывая одну из кабинок. Их могут услышать. Более того, их могут исключить, но сейчас это кажется пустяком, маленькой скалкой на белке глаза. Тодороки плюется заклинаниями, размахивает палочкой, и Бакуго понимает, что ему это нужнее. Он больше не чувствует ярости или злости, что-то похожее на сожаление перекрывает дыхание. Но он не намерен отступать и атакует, как всегда, в полную силу. Но ни одно заклятие не попадает. Будто вокруг них невидимый щит, что умело отводит заклятия друг друга. Когда гул от взрывов стоит в ушах, Бакуго удается выбить палочку из рук Шото. Легким движением ладони в пыли осколков мрамора он валит волшебника на пол, тот брыкается, бьет под ребра, а потом совсем неожиданно затихает. Бакуго слушает дыхание под собой, а потом отпускает Шото, садясь возле него на корточки. Тодороки плачет. Трет ладонью красные глаза и шипит сквозь губы, пытаясь остановить поток теплой соленой воды из собственных глаз. Бакуго не спрашивает, что случилось — он знает. Вся школа знает, что мать Тодороки скончалась в одной из маггловских клиник. Все знают, что теперь Тодороки Шото остался с отцом-уебком. — Сюда сейчас учителя набегут, — как-то хрипло замечает Бакуго и сплевывает куда-то в сторону. — Пошли. Тодороки хватается за его руку и без вопросов следует за Бакуго в одну из пустых аудиторий. Они садятся на одну парту, прижимаясь друг к другу боком, и Бакуго пытается придумать себе оправдание, но никак не получается. Они всегда имели что-то общее, но Бакуго никак не мог определить, что именно. До этого момента. — Эй, Тодороки, — шепотом произносит Катсуки. — Дай сюда свою палочку. Шото снова слепо слушает его, и, когда тоненькая осиновая палочка касается ладони Бакуго, он улыбается. — Какая у тебя сердцевина? — Перо феникса, — тихо отвечает Шото, все еще мелко подрагивая то ли от холода, то ли еще не отошел от мелкой истерики. — У меня тоже, — делится Бакуго и показывает свою палочку. — Ты знал, что палочки с одинаковой сердцевиной не могут принести вред друг другу? Тодороки смотрит на него, и Бакуго замечает, как разноцветные глаза оживают, а губы растягиваются в улыбке. Они все это время ненавидели друг друга, пытались убить, но никогда не могли этого сделать, потому что всегда были связаны. Бакуго принимает это как должное, притягивает к себе Шото и обнимает за плечи, тот сначала дергается, а потом послушно укладывает свою голову на острое плечо. — Уебок, — шепчет Бакуго. — Мудак, — отвечает Шото.