* * *
— Почему Кроули позволил им перехитрить себя? — Шерлок смотрит на экран с таким видом, будто там показывают разложившийся труп, крупными планами и в деталях. Впрочем, нет, на трупы Шерлок так не кривится. — Потому что Кроули демон, — объясняет Джон. — И что? — не понимает Шерлок. — Он умнее. — Это сериал о человеческих ценностях, — вздыхает Джон. — Побеждает тот, у кого они есть. — Ценности у меня есть, однако… — О! — Однако, если бы я был глупее моих врагов, я бы проигрывал. — Зато ты не можешь вот так. В этот момент Дин Винчестер абсолютным победителем выходит из схватки с оборотнем и небрежным жестом вытирает с подбородка кровь. Шерлок фыркает. — А тебя может побить даже Донован, — у Джона чёрный пояс по возвращению с небес на землю. — Донован может побить и тебя, — не остаётся в долгу Шерлок и ставит фильм на паузу — в дверях появляется миссис Хадсон, почему-то с заговорщицкой улыбкой, и на всякий случай стучит по косяку, словно её можно не заметить. — Шерлок, я сначала подумала, что ошиблись адресом, но курьер настаивал, что это тебе, — она протягивает ему длинную, изломанную зигзагом веточку, с редкими нежно-розовыми цветами. К ветке верёвочкой привязана сложенная вчетверо записка. — У тебя появилась поклонница, милый? Записка никак не запечатана, но миссис Хадсон слишком хорошо воспитана, чтобы читать чужие письма, тем более, вперёд адресата. Учитывая, что Шерлок всё равно заметит — по неразличимым обычному глазу трещинкам на сгибах или ещё как-нибудь. Но на лице миссис Хадсон читается явная заинтересованность. — Наверное, это Молли, — Шерлок пальцами вертит веточку, словно самокрутку скатывает. — Что за бумага? — спрашивает Джон. — От Карачо, японского мастера ручной бумаги, — мгновенно отвечает Шерлок. — Дорогая? — продолжает Джон с самым невинным видом. — Одна из самых дорогих. — Точно, от Молли записка, — хмыкает Джон, складывая руки на груди. Шерлок сдвигает брови. — О, Джон, — всплёскивает руками миссис Хадсон. — Не надо Шерлока ревновать, он очень тебя любит! — Миссис Хадсон, да сколько же можно повторять, мы не… — Всё-всё, ухожу, — она прикрывает ладонью рот, словно давая обет молчания. В процессе Джон пропускает момент, когда Шерлок забирается в кресло. Подтянув колени к подбородку и беззвучно шевеля губами, он перечитывает письмо, раз, другой, расширенные зрачки мечутся по странице сверху вниз и обратно. — Если не хочешь, можешь не рассказывать, — Джон примирительно выставляет ладони перед собой. Он до сих пор испытывает неловкость каждый раз, когда кто-то принимает их с Шерлоком за пару. И главное, ну никакими средствами их не переубедить. — Ты уже просматривал новостную ленту? — спрашивает Шерлок, пряча записку в карман халата. — А что? — Джон настораживается. — Было что-нибудь о звёздах? — О каких? — О тех, что на небе, разумеется, — Шерлок резко встаёт и делает круг по комнате. — Что-нибудь потухло, загорелось, или, может, галактика новая возникла. Метеорит какой упал. — Тебе пообещали подарить звезду? — усмехается Джон. — Скорее, метеорит. Парадокс в том, что Шерлок совершенно серьёзен. Джон не знает, как реагировать. Есть только один человек, способный на такой подарок — вовсе не метафорически. Шерлок кидается к компьютеру и через минуту уже неудержимо хохочет, потирая руки, как торговец, почуявший сделку века. — Так и есть! Кто-то пробрался ночью в обсерваторию в Гринвиче и развернул один из телескопов на район Мэрилебон. А точнее — прицельно на Бейкер-стрит, 221B. — Что в записке? Шерлок отвлекается от интернет-поисков, мгновение смотрит напряжённо и достаёт записку, протягивая её Джону. Тот читает вслух: «Бездонными глазами смотрит небо Сквозь облака. В его зрачках Мерцают искры звезд» — Что за чушь? — хмурится Джон. — Как думаешь, — Шерлок открывает и закрывает странички на сайте Обсерватории, — можно им послать смс и спросить, куда был направлен этот дурацкий телескоп изначально? — Господи, дай мне сил, — Джон швыряет записку на стол. — Чёрт, как же узнать?.. Ах, вот же! Первое мая, ожидается сближение Марса и Юпитера. Прекрасно! Осталось разгадать место…* * *
Он приобрёл этот лофт для воплощения одной-единственной задумки. Галерея с панорамным видом на Лондон. Картины по стенам чередуются с зеркалами, и последние спорят по бесценности с первыми, хотя это вам не Тейт Британ — здесь нет ни единой копии. Из мебели — только кровать, но такого размера, что на ней с комфортом разместитилась бы личная гвардия Её Величества. Второй этаж — открытый ярус за низким деревянным портиком — разделён высокими расписными ширмами. — Там прячется Моран, да? — Шерлок задирает голову и улыбается золотым драконам, мерцающим из-под многослойного лака. — Почему ты всегда подозреваешь худшее? — Джим прослеживает взгляд Шерлока. — Сёдзи — отражение восточной философии в архитектуре, предполагается, что раскрывать гостю секреты дома нужно постепенно. Я разделяю эту идею, вот и купил несколько. Это начало коллекции. — Купил? — Ты заложник стереотипов, как и все, — Джим притворно-обиженно вздыхает. Как объяснить этому консультирующему борцу за добро и справедливость, что купить можно галстук от Джона Коучиса. Самолет можно купить или машину — хотя, кому нужна машина в первой зоне Лондона? Но некоторые вещи просто созданы для того, чтобы их украли. Своего рода дань уважения. На создание одного шедевра мастер тратит годы, иногда десятки лет, разработать план идеального похищения — тоже искусство. А выложить на торгах четверть миллиона может каждый дурак. Этого крысам из аукционных домов и тупицам из Ярда никогда не понять. Шерлок понимает, но он равнодушен к живописи и предметам старины. Джим, если честно, тоже, просто чуть лучше разбирается и ценит красоту — в людях и вещах. Он смотрит на четкий профиль в холодном, рассеянном свете «Ледника в Розенлау» Джона Бретта. Достойный Шерлока фон. — Почему ты вспомнил о Моране? — спрашивает Джим. — Ты прекрасно знаешь, что он живёт напротив твоего дома, окна в окна. — О, Моран мне как родной, — Шерлок медленно идет вдоль стены, ведя кончиками пальцев по резным рамам. — Он как-то помог миссис Хадсон донести из магазина тяжёлую сумку, с тех пор она регулярно приглашает его на чай. После таких визитов я камеры дюжинами выбрасываю, но не могу же я расстраивать свою квартирную хозяйку тем, что её замечательный сосед — наёмный убийца. Кстати, этажом выше у нас тоже снайпер поселился, его Майкрофт нанял, чтобы за Мораном следить. — И он тоже пьёт чай с миссис Хадсон? — участливо спрашивает Джим. — Тот хотя бы пирожные приносит, — хмыкает Шерлок. — Вообще, я бы на вашем месте скинулся с Майкрофтом и выкупил бы Бейкер-стрит. — Долевая собственность не по мне. — Абсолютная собственность надоест тебе через день, — Шерлок резко поворачивается, закладывая руки в карманы. Джим стоит в точно такой же позе, вплоть до разворота плеч. За спиной Шерлока зеркало, и за синхрон можно было бы пенять на него, но на самом деле, все выходит непроизвольно. Они оба знают, как похожи в динамике, в летящих, стремительных жестах и мыслях. — Иди сюда, — зовёт Джим и тихонько хлопает в ладоши. Медленно гаснет свет и высокие стеклянные двери, ведущие на балкон, раздвигаются, складываются как те самые сёдзи, впуская сырой майский вечер и едва слышный гомон улицы. Комната превращается в веранду с навесом, только на высоте шестнадцати этажей, и выступ в несколько ярдов — как трамплин в открытый город. Справа, слева, впереди — пронзительный ветер с запахом дождя, и крыши, крыши, крыши под беззвёздным фиолетовым небом. Перила по периметру балкона сделаны из стекла, поэтому, когда Джим садится на них, спиной к пустоте, кажется, что он зависает в воздухе. — Если свалишься, твои ребята меня пристрелят, обидно будет, — качает головой Шерлок. — У тебя мания преследования, — Джим болтает ногами, как ребёнок на качелях. — Или тебя это заводит? Находиться под прицелом, а? — Двумя пальцами, сложенными как для крещения, он рисует зигзаг у себя на щеке, рука скользит ниже, по груди наискосок, справа налево. Шерлок зеркалит жест, но ладонью, словно смахивая воду или счищая грязь. Оба думают о красной, подвижной точке, которой на самом деле нет. Просто игры, Шерлок не боится киллеров Мориарти, потому что Джим никому не позволит убить своего лучшего врага. Шерлок — его жертва и его персональное божество. Однажды он увязался с Лестрейдом на задержание, добрался до преступника первым и получил удар ножом, вскользь, отделался испорченным пальто и царапиной на боку. Повезло, ничего не скажешь. А вот преступнику — не очень, наутро его нашли в камере, подвешенного под потолком — на крюк за ребро. За то место, где у Шерлока теперь тонкий, едва заметный шрам. «Предупреждение?» — спросил тогда Джон. «Устранение свидетелей?» — предположил Лейстрейд. «Признание, — убеждённо заявил Майкрофт. — В любви». Одному дьяволу известно, как ему удалось замять это дело. На низком столике в углу — бутылка вина и два бокала, Шерлок наполняет один. — Яда не боишься? — весело спрашивает Джим. — Ты уже пытался меня отравить один раз, повторение — не наш метод. Когда Шерлок делает глоток, Джим непроизвольно облизывает губы. «Наш» — слово ласкает слух. — Нет, милый, это ты решил, что я хочу тебя отравить, и принял антидот. А я всего лишь подмешал в вино компонент, с антидотом не совместимый. — Но я всё равно не стал пить. — А теперь пьёшь, — Джим прикусывает костяшку, наблюдая за Шерлоком. — Неужели, доверяешь? — Если бы я сказал «да», ты бы обиделся, — Шерлок ставит бокал обратно. — Кстати, Лестрейд уверен, что это я развернул телескоп. Если бы не Джон, он бы уволок меня в участок и запер в допросной, наедине с Донован. — Они знают, что ты встречаешься со мной, — Джим спрыгивает с перил и обходит Шерлока по кругу, как кошка — свою добычу. — Почему позволяют это? — Ты загадываешь мне загадки, это проливает свет на некоторые дела, разве не помнишь, с чего всё началось? — Шерлок подходит к самому краю. О стекле очень легко забыть, кажется, что балансируешь над бездной без страховки. С Джимом всегда так, он находит странные места для встреч, покупает дома ради одной ночи, увешивает стены подлинниками великих художников. Эта квартира стоит миллионы, а завтра он её продаст. Правда, не такой уж это сумасшедший поступок по сравнению с тем, с чего всё на самом деле началось. Лестрейд ловил маньяка, обычное осеннее развлечение в Ярде. Шерлок не очень жаловал преступления, замешанные на детских травмах и банальной похоти, но инспектор попросил помочь. Джим заявился в лабораторию среди ночи, когда Шерлок работал с анализами крови, немного поностальгировал, вспоминая родной АйТи, и сказал, что может помочь с поимкой маньяка. Только для этого надо прокатиться в одно место. Этим местом оказалась психиатрическая больница св. Джорджа. Джим вырубил там все камеры и взломал все замки — так Шерлок познакомился с родным братом их маньяка, господином куда более безобидным, он всего лишь коллекционировал дохлых кошек. А когда они возвращались по пустому коридору, Джим затащил Шерлока в одиночную комнату, такую, где мягкие стены и кровать с фиксаторами. Вкатил дозу иохимбина, вместо кляпа использовал шарф, им же потом вытирал с живота Шерлока сперму, его и свою. Это было больно. И, возможно, именно поэтому — хорошо. Лучше кокаина, сигарет и всех физиологических переживаний, которые случались с Шерлоком до. Он думал тогда, что дело в иохимбине и решил повторить — без стимуляторов. Проверить. Еще раз. И еще. Не было уже никаких кляпов, и он кричал, выгибаясь под Джимом, совершенно теряя контроль. Возможно потому, что его никогда раньше не душили за секунду до оргазма и не пороли, связанного, его же собственным стеком. Не уводили за грань, туда, где он ощущал себя таким живым. — Как были убиты первые жертвы? — шепчет Джим, и Шерлок чувствует его тёплое дыхание на шее. — Девушку выпотрошили, — отвечает тот, широко разводя руки, позволяя чужим ледяным пальцам выдергивать рубашку из брюк, пробираться под одежду. Джим проводит линию ногтём — от солнечного сплетения до пряжки ремня. Да, надрез именно такой. — У мужчины отсечены конечности… — И? — И отрезаны половые органы. Беззвучно разъезжается молния, Джим поглаживает член Шерлока, сдавливая едва-едва, Шерлок откидывает голову ему на плечо и упирается взглядом в небо. Они замирают, вжавшись друг в друга, будто это самая обычная в мире вещь — стоять вот так и смаковать детали убийства. — Интервал? — Тридцать дней. — А ещё через тридцать дней? — Со дна Темзы всплыли двое братьев, двенадцати и шестнадцати лет. На лбу вырезаны круги, в круг вписана пентаграмма. — Пентаграмма? — переспрашивает Джим. — При чём тут пентаграмма? Что за глупость? — Вот ты мне и скажи, при чём? — Детка, иногда звёзды это просто звёзды, — он стягивает с Шерлока брюки вместе с бельём, и тот сам прогибается, ложится вперед, грудью на перила, вытягивая руки по кромке. — Ты, конечно, уцепился за то, что первые жертвы были братом и сестрой, а следующие — братьями? А если предположить, что в первом случае родственная связь ни при чём, и это всего лишь совпадение? — Джим обнимает Шерлока поперёк груди, говорит в самое ухо, касаясь на выдохе языком — быстро, по-змеиному. — Тем более, интервал в тридцать дней. Братьев зарезали в один день, очевидно, мучали на глазах друг у друга. Что общего у первых двух жертв, кроме родства? — Рыжие волосы, — быстро отвечает Шерлок. Только сейчас Джим расстёгивает на нём рубашку, очень медленно, поглаживая у выреза подушечками пальцев. Чувствуя кожей, как частит под рукой сердце. Он отстраняется на мгновение, чтобы достать из кармана смазку, и Шерлок ожидаемо оборачивается. Джиму в который уже раз чудится, что глаза напротив светятся своим собственным, не отражённым светом. Шерлок хватает его за запястье. — Не останавливайся! Это к действиям не относится — только к словам, но устраивает Джима полностью. — Не дёргайся, сейчас всё будет, — Джим давит ему на поясницу, и, отбросив уже ненужный тюбик, вводит скользкие пальцы, один, второй, плавно двигает внутри, медленно обводя по кругу. — Чем были вырезаны звёзды? — Серебряным ножом. Когда Джим заменяет пальцы на член, Шерлок резко выдыхает, но не более. Тихий, напряжённый, не чувствующий своего тела. Джим трогает его висок и реально ждёт удара током. — Рыжие волосы. Круги. Звёзды. Серебро. Слова задают ритм, слова вместо ласк, вместо поцелуев, вместо всего, на самом-то деле. — Поехали, — шепчет Джим. И проваливается вслед за Шерлоком в стремительный лабиринт, в невероятный чужой лимб. Внизу мерцает город, сквозь тридцать мостов несётся река, и Джиму кажется, что они рушатся один за другим, что его самого выворачивает из кожи, вплавляет, врезает в чужой разум, дробит на бинарный код. Если телепатия существует, то это она, иллюзия абсолютного проникновения, глубже, чем в сердце или в душу — в самый мозг, в сухой лёд, в совершенный вакуум. А потом Шерлок вздрагивает, резко сводит лопатки, задача решена, и их обоих выбрасывает обратно. Джим ловит момент и смыкает — ладонь на члене, пальцы на горле, — он почти распластывается на Шерлоке, на стеклянном бордюре, который кажется сейчас слишком узким и хрупким, потому что до невесомости — всего шаг, толчок, совсем немного. Джим жадно смотрит в бездну, когда Шерлок с длинным, горловым «да-а-а» выламывается назад, гибкий до умопомрачения. Руку заливает тёплым, и Джим облизывает, размазывает по своим губам. Это, конечно, какой-то рецепторный обман, но на вкус — просто подсоленная вода. — Ты был прав, я попался на том, что первые две жертвы — брат и сестра, — говорит Шерлок, сердитый на себя за промах. Он лежит поперёк кровати, совершенно не стесняясь своей наготы. Курит. Если бы в этом мире все более или менее толковые художники не перевелись ещё до изобретения радио и кто-нибудь сумел нарисовать такого Шерлока, Джим поклялся бы на перевёрнутой библии, что в жизни не ограбит больше ни одного музея. — Это же мифология из школьного курса, элементарно, — Шерлок смотрит в потолок с таким видом, словно там показывают кино. — Вряд ли в учебниках пишут про жертвы Амону в виде отрезанных рук и фаллосов, — смеётся стоящий у окна Джим. Стекло вновь разделяет город и их, и так, пожалуй, лучше. — Всё равно очевидно, — Шерлок отмахивается, тлеющий огонёк сигареты на миг удлиняется в движении, как хвост крошечной кометы. — Бог Солнца с бараньей головой, это и Овен, и Телец, поэтому первые две жертвы рыжие. Тридцать дней — тридцать градусов эклиптики. Затем идут Близнецы, Поллукс и Кастор, покровители моряков, поэтому братьев нашли в воде. — И «Диоскуры» — серебряная древнеримская монета с изображением звёзд, — заканчивает Джим чужую мысль. — Чёрт! — шипит Шерлок. — Злишься, что я догадался первым? — мягко улыбается Джим. — Маньяков ты тоже консультируешь? — Шерлок приподнимается на локтях, смотрит, не мигая. У него прозрачно-синие глаза хаски. — Крайне редко, — лениво тянет Джим. — Во-первых, у них обычно нет денег, а я, в отличие от тебя, благотворительностью не занимаюсь. Во-вторых, ко мне приходят только те, кто настроен на результат, а не на сам процесс. Согласись, среди серийных убийц это редкость. На этих типов я, однако, насмотрелся предостаточно, при всяких обстоятельствах. Мне они неприятны так же, как и тебе. Не из-за крови, разумеется. Глупость, инстинкты, уязвимость. Непрофессионалы, скучно. — Ну да… — Шерлок вновь вытягивается на кровати. Делай с ним, что вздумается. Шерлок искренне не знает, что можно в постели, чего нельзя и где у обычных людей проходят границы. Уязвимость, говорите? — Послушай, — Джим садится рядом. — А можно тебя в следующий раз просто пригласить, без всяких загадок? Шерлок опускает веки и улыбается, точь-в-точь как те драконы с чёрных, блестящих ширм. — Нет, теперь моя очередь, — отвечает Шерлок, медленно выдыхая дым. — Моя игра.