Узлы и сваи

Джон смирился с кошмарными снами, как иные люди смиряются с дурными соседями или аллергией на весну. Сначала это был Афганистан, потом крыша госпиталя Святого Варфоломея, а теперь — Вестминстерский мост. Чёрт знает, почему именно он, возможно, от потрясений у Джона развился дар предвидения, и там суждено случиться чему-то роковому и страшному. Но пока это только сны. В которых Темзу штормит, воет ветер, волны налетают на сваи с океанским перехлёстом. И Шерлок на мосту, в плотном, многослойном тумане, как на картине Моне, — стоит, раскинув руки и жадно глядя в мутную высь. А потом появляется сова, огромная, темная, как вода и небо вокруг, она обнимает крыльями голову Шерлока, а затем рвет когтями горло. Вервольф или Мориарти в истинном своём обличье, но с вампирскими клыками, был бы уместнее, однако Джим похож на сову — на неясыть с круглыми, тёмно-бурыми глазами. И во сне он именно такой. Джону кажется, что он живёт с оборотнем. В голове Шерлока периодически случается полнолуние. Оно приходит вместе с смс, о содержании которого Джон никогда ничего не узнает. Вначале он предполагал шантаж, позже — загадки в духе Рейхенбаха, Шерлок ведь никогда не мог устоять перед таким. Но со временем понял, что там просто адрес. Шерлок срывается как по команде. Надевает на ходу пальто и, закусив губу, натягивает правую перчатку на левую руку. Уходит он со всеми признаками начинающейся лихорадки, и пропадает иногда на целую неделю. А возвращается с лицом человека, надышавшегося угарным газом. Просит растопить камин. Долго лежит в ванной, в которую наливает какое-то масло, от чего пар над нестерпимо горячей водой становится вязким и отдает ментолом. Говорит, это остужает мозг. Потом сворачивается калачиком на диване, оттягивая рукава халата. «Чешется», — жалуется, раздражаясь, расковыривает тонкую кровяную корку на запястьях — там, где верёвки стёрли кожу до мяса. Несколько дней в квартире пахнет медикаментами и куриным бульоном. Шерлок требует китайской еды, но Джон знает, что тот несколько дней ничего не ел, и варит суп. Шерлок капризничает, но ест. Как ребёнка, который боится темноты и одиночества, его невозможно загнать в спальню, и Джону приходится с этим мириться. Окончательно вымотавшись, Шерлок засыпает на диване, поджав под себя колени и, забываясь, бормочет такое, чего Джон предпочёл бы никогда не слышать. Во сне Шерлок продолжает говорить с Джимом. О дифференциальной геометрии. О пятом спутнике Плутона. Вообще-то, их четыре, но теперь Джон сомневается. О том, что Шерлоку больно. И что он хочет ещё. Вечером заезжает Майкрофт, и они с Джоном, точно приходящая прислуга, вынуждены ютиться на кухне, потому что в гостиной спит Шерлок. «Я бы давно избавился от Мориарти, дорогой доктор, вы знаете, у меня была такая возможность», — говорит Майкрофт, делая крошечный глоток чая. — «Но это грозит анархией — на многих фронтах. Мы с Лестрейдом к этому не готовы.» Слышать от Майкрофта «мы» так же дико, как застать его за обедом в Макдональдсе, например. Впрочем, положа руку на сердце, Джон чего-то подобного ожидал. Не Макдональдса, разумеется. «Чем бы дитя ни тешилось, да, мистер Холмс?» Если Майкрофт сейчас озвучит любую вариацию на тему «я не предполагал, что это зайдёт так далеко», Джон его ударит. Потому что для дипломатии, конечно, священного нет, но у любой лжи есть предел. Однако, тот лишь поджимает губы. «Вероятно, Шерлоку всё это необходимо», — уклончиво говорит Майкрофт. Джон иногда думает, что зонт Майкрофта — это какой-нибудь артефакт, волшебная вещь. И ночами превращается в змею, Майкрофту это очень бы подошло. Нечистая сила, всей семьёй при том. Это ген, врождённый порок, фамильное проклятие. Неужели, никто больше не замечает? «Вы когда-нибудь разговаривали с ним о его увлечениях?» — спрашивает Джон. «А вы когда-нибудь стегали его плетью?» — Майкрофт улыбается насмешливо и подаётся вперёд. Затем встаёт, одёргивая пиджак. «Вы верно подметили, доктор, чем бы дитя ни тешилось. У нас с вами нет возможности развлекать Шерлока так, как ему нравится», — Майкрофт смотрит на пальцы Джона, на капельки йода на указательном и среднем пальцах правой руки. — «А в Лондоне чудовищно мало интересных преступлений. Но, как бы странно это ни звучало, благодаря Мориарти преступный мир относительно упорядочен, в нем есть система, а система — это всегда хорошо. Благодаря же Шерлоку, этот зверь на какой-никакой, а привязи.» Джон провожает Майкрофта до лестницы, как того требует вежливость. «А что вы скажете, если Шерлок однажды не вернётся?» — спрашивает Джон, буравя взглядом затылок Майкрофта. «Шерлок всегда будет возвращаться », — говорит тот, не обрачиваясь, словно не прекращал своего монолога, — «Благодаря вам, дорогой доктор». Седьмая ступенька скрипит — как всегда. Система. Её, вот такой, вообще не должно быть, но, вопреки здравому смыслу и всем законам человеческой этики, она существует и работает исправно. Затягивая и его. Допивая остывший чай, Джон возвращается в гостиную. «Ты хочешь убить Мориарти», — Шерлок не спрашивает, не предполагает — констатирует. Он лежит лицом к диванной спинке, спрятавшись под пледом, но видна узкая полоска кожи между воротом халата и волосами. И багрово-синий кровоподтёк. «Хочу», — признаётся Джон. «А Моран хочет убить меня», — продолжает Шерлок. — «Вас надо познакомить.» «Спи» Он смотрит на окна дома напротив. Где дышат, ходят и живут нормальные люди, которые любят других нормальных людей. Там никто не повелевает Англией, там нет гениальных преступников, гениальных детективов и никому не нужен пятый спутник Плутона. Даже четвёртый не нужен. «Не уходи», — сонно просит Шерлок. «Не уйду», — тихо, словно самому себе, отвечает Джон.