Дело было в Зоне

      - Доброе утро. – Услышал я и проснулся.       - Доброе, - поспешно отвечаю, пытаясь сделать вид, что вовсе не спал.       - Не замерз?       - Есть немного. А ты?       - Нет, мне тепло было. Одевайся.       Одежда хоть и протряхла, но еще немного влажная, и очень холодная. Снова стучу зубами. Птах заново разводит огонь в ведре, потом роется в шкафчиках, наливает в кастрюлю воды, ставит на ведро. Кастрюля быстро закоптилась, почернела. Закипает вода. Он разливает её по чашкам, ставит на стол. Обхватываю ледяными руками обжигающую чашку, вдыхаю пар. Интересно, почему здесь всё такое заброшенное? И столько вещей в домах, нетронутые. Чьи это чашки и где хозяева? Спрашиваю об этом Птаха.       - И этого не помнишь, - ворчит он, открывая консервы. – Катастрофа тут случилась. Авария. Двадцать лет назад. Взорвался реактор на атомной станции, радиация стояла страшная, все срочно эвакуировались. Зону огородили на много километров. А потом на той станции еще один взрыв произошел. Год назад где-то. И налезло всяких аномалий, мутантов. Откуда и как – никто не знает. Вот все кому не лень и поперли разведывать. Их-то сталкерами и называют. Выяснили, что тут можно интересные штуки найти, дорогущие. Поэтому народу тут хватает, только всё ближе к центру, где поинтереснее.       - То есть мы находимся в закрытой Зоне?       - Да.       - И здесь очень опасно, но можно хорошо заработать.       - Вроде того.       - А выйти отсюда можно?       - Попытаться можно. Если Зона отпустит.       - А как она может не отпустить?       Птах пожимает плечами.       - Говорят так. Сам не знаю, не пробовал выходить.       - Ты тоже здесь ищешь эти дорогие штуки?       - Пришел, чтобы искать, а сейчас не знаю. Я здесь привык, не хочу уходить.       - А что, вне Зоны плохо?       - Кому как.       Вопросов еще много, но я теряюсь, какой выбрать. Смотрю на эту чужую чашку, на стол, покрытый клеенчатой скатертью, мебель, утварь всякая, всё чьё-то и одновременно ничейное. Неуютно и странно. Наверное, хозяевам тоже так было, когда пришлось всё бросить и сорваться в никуда, искать себе новое место. Наверное, они до сих пор вспоминают свой дом. И не представляют, что кто-то сейчас сидит за их столом и пьет кипяток из их чашек.       - А куда мы дальше? – задал я наиболее насущный вопрос.       - Пока побудем здесь, пойдем ближе к вечеру. Я не знаю, за кем сейчас переход, так что пойдем мимо них ночью, незаметно.       - А за кем он может быть?       - Бандиты, Одиночки, Долг, Наемники… Да за кем угодно.       - Ну, бандиты и наемники это понятно, одиночки тоже более-менее. А что такое Долг?       - Группировка такая.       Еще долго я выпытывал Птаха, который не очень-то охотно отвечал. Зато удалось узнать много всего об этой Зоне и её обитателях. Не скажу, что мне нравится обстановка, в которой я оказался, но никто у меня и не спрашивает. Главный плюс в том, что выйти отсюда всё-таки реально. Сложно, судя по всему, но возможно. Так цель сама собой и определилась.       Остаток времени до вечера проводим порознь и в молчании. Птах ковыряется в оружии, латает экипировку, считает патроны и деньги. Я роюсь в газетах и книгах, пытаясь оживить свою память. Помогает не очень, потому что и пресса, и литература старые. Единственное, что понял, так это то, что всё это мне известно. Советский союз, дореволюционное время… А после – ближе к реальности, ничего. Но это, скорее всего, тоже не особенно поможет. Чтобы узнать наверняка, придется, наверное, найти свою семью или друзей. Только как это сделать, если они, вероятно, не в Зоне, а вне Зоны я ничего не помню? А может быть, вспомню, когда выйду?       Обедать не стали, на остаток пути у сталкера осталась только одна банка консервов и немного сухарей. Сижу, читаю «Войну и мир» Толстого. Всё смутно знакомо, будто я там сам уже был, как часть сюжета. Выходит, читал уже, и не раз. Но кроме этого ощущения знакомости – больше ничего. А книга увлекательная, не замечаю, как за окном темнеет, а я всё ближе придвигаюсь к окну за уходящим светом. Когда в комнату входит Птах, и я отвлекаюсь, за окном уже сумерки, терпко пахнет осенью, болотом, влажным садом, медом и немного дымком. Запахи до боли знакомые, даже глаза щиплет.       - Что там? – спрашивает Птах.       А я вдохнуть боюсь – вдруг пропадет это озарение, наваждение, ощущение…       - Да что такое? – повысил голос сталкер.       - Да ничего, - судорожно вздохнул я. – Нахлынуло.       - Вспомнил?       - Нет. Просто знакомая… атмосфера.       - Ну… ладно. Что-то поймешь – расскажешь. А сейчас уже собираться надо.       - Хорошо. – Я посмотрел в уже совсем темную комнату, спохватился и окликнул выходящего сталкера. – А это… можно я книгу возьму?       - Книгу? – удивленно обернулся он и долго молча смотрел на меня. – Бери, но тащить будешь сам.       Пока Птах натягивал рюкзак и оружие, я пронесся по дому и отыскал какую-то захудалую авоську. Других сумок не обнаружилось, видимо хозяева сложили в них все возможные вещи при эвакуации. Сталкер поглядывает на меня с каким-то странным выражением, кажется насмешкой. Непривычно пока общаться с ним, он практически не проявляет эмоций, но что-то улавливать я уже научился.       - Не смешно, - говорю. – Больше ничего нет.       Птах тут же отвернулся от меня и подошел к двери.       - За мной. Не забывай – осторожно.       - Помню.       Вышли. Пробрало. И в доме было так себе, муторно, а снаружи вообще неприятно свежо. Наверное, оттого, что вчера дождь лил, а сегодня пасмурно весь день. Солнце не показывалось, не прогрело. Местность более-менее открытая, заросли стараемся обходить. Темно и холодно, особенно вблизи воды. Из прозрачных сумерки незаметно сгущаются в непроглядные. Но почему-то стало теплее. Может, я согрелся от ходьбы, а может просто сырое болото осталось позади. Под ногами громко захрустел гравий, это мы к железной дороге пришли, и Птах резко сбавил ход, чтоб не привлечь грохотом и движением лишнего внимания. Пока взбираемся по насыпи – как мишени на стенке в тире.       Черт знает сколько времени мы медленно крадемся вдоль рельс, стараясь изо всех сил быть бесшумными. Птах вертится по сторонам, а я не могу смотреть никуда, кроме неба. Среди редеющих облаков черно и глубоко, сияют звезды, огромное количество звезд. А Луна… Нет, это действительно Луна с большой буквы. Она огромная. Невероятных размеров. Серовато-белая, шершавая, кратеры хорошо видно. Как будто совсем рядом – настолько громадная. Даже какой-то легкий страх зарождается – вдруг как врежется в Землю? Не может луна быть настолько большой, настолько близкой. В любом случае, это зрелище настолько потрясает, что я не заметил, как отстал и остановился. Нет сил оторвать взгляд от этой сияющей красоты…       - Ты что застыл? – недовольно прошептал Птах, вернувшись ко мне.       - Смотри, какая Луна…       Он повернулся и посмотрел на нее. Потом снова на меня.       - Ну здоровая, и что? В Зоне и не такое бывает.       - Так красиво же. Смотри, разве не красиво?       Птах опять повернулся к Луне. Так мы стояли долго и не чувствовали времени, а только впускали в себя красоту. Ночью приятно пахнет росой, влагой на траве, холод лезет под одежду. Где-то вдалеке, наверное, вне Зоны, слышится стучащий гул поезда. Он всё увеличивается, приближается. Вот мне уже кажется, что всё в движении, всё несется, а только Луна не движется, и мы всё так же стоим, только теперь в летящем поезде, глядя в окно на эту самую Луну. Даже чувствую всем телом толчки – этот поездной стук. И тут всё ускоряется до такой степени, что я невольно хватаю ртом воздух и вцепляюсь в оконную раму, только рамы-то никакой нет, и я едва не срываюсь вниз с насыпи, Птах вовремя успевает схватить за руку.       - Что за?!.. – восклицаю я и тут же сам себя обрываю, вышло слишком громко для ночной тишины.       - Да черт его разберет, - прошипел Птах и бросил вниз болт.       Что-то вспыхнуло. Мы поспешили отойти от края.       - Аномалия? – спрашиваю.       - Пси-аномалия.       - Это как?       - Ну это когда голову морочит.       - А-а… Ну значит точно она.       - Не смотри больше вверх.       - Не буду. А жаль, так красиво было.       - Да.       Теперь так и подмывает снова посмотреть на эту Луну, но нельзя, надо забыть о ней. Забудешь тут, когда такое впечатление. И этот якобы поезд, такая скорость, аж дух захватило, до сих пор сердце колотится. Странно как-то, откуда такая галлюцинация может взяться на пустом месте? Ну аномалия какая-то там… Хотя, аномалия на то и аномалия, чтобы быть странной. Не важно, откуда и почему что берется, важно – как отсюда выйти. Но Птах вроде бы не против меня проводить, повезло мне с ним. Знать бы еще, как отблагодарить. Ну, спрошу потом при случае.       - Тихо, - предупредил он. – Подходим.       Осторожно крадемся вдоль колючего забора. Слышатся какие-то голоса. Птах останавливается, прислушивается, и так несколько раз. Впереди замелькали лучи фонарей. Птах резко замер и выбросил руку в сторону, чтоб остановить меня, не рассчитал и врезал мне в живот. Я шумно выдохнул от неожиданности, он шикнул и сунул мне кулак под нос. Как будто я виноват. Люди впереди о чем-то оживленно переговаривались, похоже, у них что-то произошло. Говорили они на таком блатном жаргоне, что даже мне, несведущему, стало не по себе.       - Бандиты, - прошипел Птах и недовольно цокнул языком.       - Проволоку не перерезать?       - Нет инструмента.       - А под ней?       - Это мысль. Отходим.       Отошли мы метров на двадцать, примеряемся к забору. Птах скинул большой рюкзак, наклонился к самой земле, смотрит, где колючек меньше, чтоб можно было хорошо ухватить. Их вроде и не то что бы много, но проволока натянута густо, одну возьмешь, потянешь, другую, а третья уже укусит. Ползаем, как норные собаки, ищем просветы. Я еще с этой книгой в авоське, как дурак, боюсь намочить, трава вся в росе. Так мы увлеклись, что пошли навстречу, не заметили и сшиблись лбами. Я зашипел, Птах прижал палец к губам и молча тер лоб. И тут у меня придумалось.       - Слушай, - шепотом сказал я. – Идея. Нам же по сути прихватка нужна, чтоб только взяться хорошо. Возьми мою куртку.       - Хорошая идея. Хотя вряд ли получится так высоко поднять проволоку.       - Ну, хотя бы попробуем.       Я стянул куртку, сложил в несколько раз и протянул сталкеру. Он подсунул её под проволоку, взялся поудобнее и давай тянуть вверх.       - Ну, как?       - Еще немного давай.       Он тянет сильнее, я пытаюсь просунуться в щель, еще книгу держать, чтоб в мокрую траву не упала, но уже чувствую, как царапает лопатки.       - Не дело это, вылезай, - сказал он. – Нельзя, чтоб кровь. Всех мутантов соберем, на Агропроме снорков тьма, да еще кровососы захаживают.       - Что это за дичь такая? – спрашиваю, выползая из-под колючек.       - Ха, дичь, - хмыкнул Птах. – Дичь это кабаны, плоти. А для снорков и кровососов дичь это мы.       Он отпустил проволоку, она с грохотом заплясала между столбами. Вроде бы и не слишком громко, но в ночной тишине даже эхо пронеслось.       - Бля, - ругнулся Птах и швырнул мне куртку. – Уходим! Быстро!       Он метнулся за рюкзаком, пока я натягиваю куртку.       - Не стой, бросай болты и за ними вперед! Не отходи от забора.       Я запустил руку в карман, вытащил пригоршню железяк и заспешил вперед. То ли это Птах навел шухера, то ли вокруг действительно что-то изменилось, но я чувствую какую-то опасность, что-то неладно. Слышу, как Птах меня догоняет, и уже спокойнее. Но скачущие мысли вдруг замерли, как будто враз разгладили мятую простыню. В голове прояснилось, но думать почему-то тяжело, а потом её как ватой забили. Слышу голос Птаха, а значение доходит не сразу.       - Стой! Назад! Беги назад! Запад! Назад!       Мне показалось, что по склону ко мне что-то несется, и я вдруг так испугался, что сердце сжалось. Развернулся и помчался со всех ног к Птаху. Он увидел, что до меня дошло, и тоже побежал. Голову всё сжимает. За спиной раздался низкий неприятный рык, даже дрожь пробрала. Тем страшнее, что ничего непонятно. Думать не могу, мыслей хватает только смотреть в спину Птаха и не отставать. Рык раздается ближе. Птах выхватил пистолет, резко развернулся и метнулся в сторону, пропуская меня мимо. Восемь выстрелов прогремели один за другим, по болотам понесся оглушительный рёв, переходящий в вой.       - Тихо, сука! Тихо!       Обернувшись, вижу Птаха, он перезаряжает пистолет и одновременно бьет ногой в глотку большого светлого зверя. Шкура у него вся драная, больная, а морда просто чудовищная, глаза сверкают белыми огоньками, огромная пасть не закрывается от тонких острых зубов. Еще выстрел, голова твари дернулась, и она наконец затихла. Но вой не прекратился. Спустя секунду до меня дошло, что это отзываются с болот. Птах уже сорвался с места, дернул меня за руку, и я снова несусь за ним. Теперь могу думать. Черт, что это было? Как же я напугался, никогда так не пугался, наверное. И что это за вой с болот? Сейчас к нам сбежится еще сотня-другая таких страшилищ? И куда же мы отсюда? К забору ведь прижмут… Только я хотел сказать об этом Птаху, как он исчез. Я отвернулся от болот и увидел, что он резко свернул в сторону. Я – за ним. Спереди – пальба.       Темнота, ослепительные вспышки фонарей, крики, грохот стрельбы, пороховые газы, затуманившие воздух, среди этого всего я каким-то образом еще различаю Птаха и успеваю за ним бежать во весь дух. Непроизвольно стараюсь закрываться руками и книгой, наклоняться и петлять во все стороны, но чувствую, как с телом что-то происходит. Будто меня бьют, хотя никто из бандитов близко не подходит, я их даже разглядеть не успел. Мы так быстро бежали, что быстро оставили их позади, стрельба отдалилась, видимо, преследовать нас не стали. Мы выбежали из небольшой рощи, отгородившей нас от бандитов, Птах остановился, резко обернулся, и я влетел в него с разбегу. Он успел схватить меня и оттолкнуть.       - Живой, - выдохнул он, тяжело дыша. – Извини, другого выхода не было.       - Как мы вообще живыми ушли?       - Не знаю, сам ахуел.       - Что ж побежал? Может, можно было свернуть на болота и спрятаться где-то?       Птах мотнул головой.       - Псевдопсы бы успели раньше. Но еще до этого мы влетели бы в аномалию.       - Адово место… Что за псы?       Птах отмахнулся, мол, не до того сейчас.       - Ты не ранен?       - Не знаю…       Я растерянно посмотрел на себя, действительно как-то неприятно себя чувствую. Провел рукой под курткой и нащупал мокрое, горячее. Поднес руку к глазам, в темноте ни черта не видно. Птах включил фонарь, ослепив меня, и я от неожиданности выкрикнул:       - А… Это кровь!       - А ты что ждал? Воду? – удивился Птах.       - Черт… Кровь… М-да. Просто как-то неожиданно. Только я боли не чувствую.       - Скоро почувствуешь. Быстро идем отсюда. Нам укрытие нужно позарез. А до него не близко.       - А я дойду?       - А я знаю? Тебе сильно досталось?       Мне показалось по его голосу, что он очень волнуется. Но вряд ли за меня. Скорее сам хочет поскорее уйти, пока еще чего не случилось. А может быть это просто кажется от сбитого дыхания.       - Снимай куртку быстро.       Я стянул куртку и вдруг мышцы отозвались острой болью, меня как будто подожгли. Чуть не заорал, вовремя зубы стиснул. По моему перекошенному лицу Птах, видимо, всё понял, сбросил рюкзак и полез рыться в вещах. Меня же раздирает на куски. Болит почти вся спина, жарко, даже как будто с костями что-то не то. Стою, терплю. Надо бы посмотреть, где что, насколько серьезно, но боюсь, одно движение – и точно начну орать, если останусь в сознании. Примерно и так чувствую, что где, но неточно. Боль переливается, расходится, как круги по воде, заполняет всё тело и, кажется, даже пространство вокруг. А, это у меня перед глазами круги пошли. Кольнуло, дернулась рука, я пытаюсь понять, что происходит, но не сразу разглядел Птаха, фонарь он опять погасил. Он вколол мне что-то еще. Что-то говорит, но у меня стемнело в глазах и заложило уши. Ненадолго. Спустя несколько секунд легчает. Чувствую холодные руки Птаха у себя на лице. Сходит пелена с глаз, Птах напряженно смотрит на меня блестящими черными глазами. Кажется, вокруг стало светлее.       - Запад! Ты меня слышишь? Отвечай.       - Да, - прохрипел я, еле выжимая из сдавленной глотки голос. – Нормально…       - Храни тебя Черный Сталкер… Ты бледный, как… Как Луна.       Вспоминаю ту аномальную Луну и улыбаюсь сквозь боль.       - Сейчас тебе станет легче. Снимем тельняшку, я обработаю твои раны на скорую, и пойдем. Мы должны идти. Время дорого. Мутанты не спят.       - Ладно. Мне уже лучше. Может, так пойдем?       - Нет, кровь уходит.       От этой фразы мне почему-то стало жутко, как-то по-детски страшно и обидно, хочется сбежать и спрятаться от всего, лишь бы прекратилось. Сталкер молча смотрит на меня, лицо без эмоций, но я знаю, что он волнуется. И он меня не бросил. Чего можно бояться, когда он рядом стоит? Единственный человек, которого я знаю. Других ведь не помню, и не факт, что вспомню. Ладно, и это переживем.       - А тебя-то как не задели? – с обидой вопрошаю Птаха.       - Да на мне кевлар и легкая бронька подшита. Можешь не сомневаться, я тоже побитый, просто в меня не вошло.       - А, вот что… - я перевел дух, боль отпускала.       - Ты прости, это я виноват, идиот. Надо было осторожно проволоку опускать.       - Чему бывать, того не миновать. Давай, не будем терять время.       Пробую поднять руки, конечно очень больно, но жить можно. Медленно осторожно снимаю кофту, выглядит, наверно, по-идиотски, как в фильмах перед эротическими сценами, и мне становится смешно, а Птах еще стоит и пристально на меня смотрит. Осторожно отдираю ткань от ран, она уже начала присыхать, и это дико паршиво, неприятно. Кое-как снял, Птах включил налобный фонарь и зашел мне за спину.       - Что там? – спрашиваю.       - Дробью тебя нашпиговали. Но так-то повезло, наверно издалека попали, а то бы уже не двигался и, возможно… В общем, повезло. Это такое, самое стремное. Остальное больше касательное, хотя вот тут на плече тоже не очень. Наклонись немного.       - А что ты делаешь? А то я ничего не чувствую, онемело.       - В аптечках есть кровоостанавливающий порошок. Он еще заразу уберет, но я тебе вколол антибиотик, так что с этим точно не должно быть проблем.       - А дробь… Она во мне останется?       - Нет, у долговцев есть хорошие медики. Попробуют вытащить. Хотя придется отработать, но ты пока об этом не думай. Радуйся, что спаслись. Теперь бы только дойти до них.       - Далеко?       - Прилично. Километров пять.       - Где-то час…       - Целый час. Всё что угодно может случиться.       - Не стращай.       Он закончил со спиной и появился передо мной. На животе с правой стороны тоже несколько ранок. Насыпал порошка и туда.       - Главное, ноги в порядке. Дойдем. Эти бакланы, видно, пытались в голову попасть. От других мы бы так не ушли.       - Куртку подай, пожалуйста.       - Даже не думай. Лишний источник запаха. От тебя хоть еще этим порошком несет, может на химическое мясо они не позарятся. А куртка пусть здесь останется, отвлекать будет.       - Замерзну же.       - Зато выживешь, если повезет.       Он смерил меня очередным пустым взглядом, погасил фонарь, я шагнул и задел что-то ногой. Смотрю – книга в авоське. Чтоб не тревожить раны, наклоняться не стал, аккуратно сел и поднял Толстого. Присмотрелся – а он весь побитый дробью. Вот кто меня от смерти спас, я же им голову прикрывал.       - Прикинь, - говорю. – Толстой меня спас.       Птах пристально смотрел на меня, лицо застывшее, без эмоций.       - Чудеса. – Только и сказал он.       И мы пошли по дороге. У меня в кроссовках неприятно хлюпала холодная вода. Росы набрался, когда с болот уходили. Вообще неприятно холодно, еще от этих уколов муторно, вверху онемело всё, ноги заплетаются, голова кружится. Но грех жаловаться, живой ведь. Как-то не верится в близость смерти. Почему-то даже не страшно. Может быть, мне просто нечего терять? Но жить ведь хочется. Ничего у меня нет, кроме жизни, потерять еще и её будет совсем жалко. Птах идет в темпе, но иногда останавливается, прислушивается, приглядывается.       Спустя какое-то время начало тупо пульсировать в башке, сил совсем не осталось, я еле плетусь, буквально засыпая на ходу. Сталкер одергивает меня какими-то дежурными фразами. Ноги переставлять так тяжело, что просто не могу. Но как-то иду. Вообще ничего не соображаю, только что плохо очень, и жарко, и холодно, по голове как в колокол бьет. Роняю книгу, поднимаю. Тут начали где-то недалеко завывать собаки. Мы как раз идем через темную рощу, и вокруг так жутко, что я бы точно забоялся, если бы были силы. А собаки совсем дополнили картину. Невольно поглядываю в черноту между деревьями, не хочу смотреть – вдруг что-то страшное увижу? Но смотрю. Всё боюсь там светящиеся глаза увидеть.       Глаз не увидел, но Птах вдруг в очередной раз остановился, резко развернулся и сдвинул меня в сторону. У меня чуть сердце не встало, думал что-то за мной прямо. А он стоит, вглядывается в черноту пройденного пути, только дорога чуть светлее. И тут я тоже различаю какие-то звуки. Где-то рык, еще далеко, захлебывающийся какой-то, и как будто кто-то прыгает, глухие удары о землю. Разворачиваемся и спешим дальше. Я, честно сказать, еле с места сдвинулся, а тут еще быстро идти приходится, как бы не упасть. Мне теперь даже книга кажется тяжелой. Сердце колотится от быстрой ходьбы и страха. Птах ничего не сказал мне, а я плохо соображаю, но где-то на уровне интуиции понимаю, что мутанты нашли мою окровавленную одежду. Им, наверно, не очень понравилось, что мяса там не оказалось. И хотя ушли мы довольно далеко, они вполне могут взять след и догнать нас. Не уверен, но спрашивать не буду. В горле совсем пересохло.       Когда рык стал заметно приближаться, и уже слышался топот, Птах вложил мне в руку горсть болтов и толкнул с дороги в рощу. Я чуть не навернулся и обиженно развернулся к нему.       - Некогда, быстро вали и взбирайся на первое удобное дерево.       - А ты?       - Я их перебью.       - Их же много…       - Быстро! – взревел он страшным голосом. – Чтоб духу твоего кровавого здесь не было.       - Дай пистолет, я помогу.       - Не сейчас. Бегом отсюда. Тебя хоть бы на дерево хватило, шатаешься уже.       - Ты точно отобьешься?       Мутанты уже близко, выглядит диковато, я не могу разглядеть их в темноте, сначала мне показалось, что по дороге скачут большие жабы, потом, что это люди на четвереньках.       - Да. – Железно отрезал Птах и передернул затвор.       Тогда мне пришлось поспешить. В рощу заходить страшно, бросаю болты дрожащими руками. Они вдруг начали выдавать вспышки, приходится обходить какую-то аномалию. Птах уже стреляет. Смотрю, высматриваю себе дерево. Слышу, что мутанты совсем рядом, от их рыка пробирает дрожь, от страха леденеют мозг и конечности. Они же сейчас за мной побегут. От меня же кровью пахнет. Оглядываюсь – бегут. Вот тут я быстро осмотрелся, высмотрел какое-никакое дерево и бросился к нему, забыв о болтах. Аномалия там всё-таки оказалась, но рядом, меня немного повело в сторону какой-то силой, обдало ветром, но я уже ухватился за ветку и взобрался на неё. Откуда только силы взялись? Видимо, очень жить хочется. Всё это происходило очень быстро, но мне казалось, что время растянулось до предела. Перевёл дух на дереве – стянулось обратно.       За деревьями я не очень вижу, что там происходит у Птаха. Он стреляет короткими очередями, только рыжие вспышки озаряют ночь. Ревут мутанты. Трое из них прыгают под моим деревом, пытаюсь их разглядеть. Кажется, это действительно люди. Но ведут они себя совсем невменяемо. Беснуются, рычат нечеловечески, не встают на ноги, только на четвереньках. Обрывки одежды оголяют тощие изувеченные тела. Позвоночник вообще наружу. А на лицах противогазы. Что же с ними произошло? Это ведь точно люди. Только такие искалеченные и безумные. И Птах их там сейчас расстреливает. Но если присмотреться, движения у них какие-то не особенно человеческие. Сильные и тяжелые. Не смотря на скудный жалкий вид. И прыгают они… поразительно. Высоко, далеко. Они же там не достанут Птаха? Что-то мне так не по себе, прямо не знаю что думать. О людях ли этих переживать, или о сталкере?       Стрельба прекратилась. Я напрягся. Вроде бы слышу треск веток. Мутанты это или Птах? Думаю, он бы шел тише. А вдруг его ранили? А если это не он, что мне делать? Может, сломать ветку и как-то попытаться от них отбиться? Да если он с оружием не справился, куда там мне. Но выбора нет. Можно еще книгой по голове огреть, но что-то мне подсказывает, это не поможет. Толстой свой лимит помощи исчерпал, не щит всё-таки. Да и не справлюсь, шевелюсь с трудом. Только сидеть помощи ждать остается. Ну что ж там происходит? Где он есть? Не мог он умереть.       - Птах! – крикнул я. – Птах! Ты живой? Тут еще трое!       Ветки больше не трещат. Ничего не слышно, не видно, только эти страшные люди внизу с ума сходят. И тут – выстрел. Вспышка, один из безумных повалился и замер. Другие застыли, потом помчались прочь. Выстрелы, выстрелы, и тишина. Ни рыка, ни грохота, прямо гробовая. Радуюсь, что Птах живой, но слезать пока не рискую. А еще мне стыдно, что я весь бой вот тут просидел, пока он там сражался за меня. А, вот, вижу, идет. Сползаю по веткам вниз, свешиваюсь на землю, боль пронзает жуткая даже сквозь онемение, но мне не до того. Птах утирает лоб, наклоняется, упираясь руками в колени.       - Ты как? Не ранили?       - Немного, - отвечает он, переводя дыхание. – А ты?       - Сильно? Что делать нужно? Извини, что не смог помочь.       - Дурак, - устало смеется Птах, выпрямляется, и я впервые наблюдаю его смех, это, конечно, здорово, но сейчас не до этого.       - Что делать? Где тебя ранили? Сильно?       - Успокойся. Жить буду. Дряпнули немного, куснули, ничего страшного, антибиотик я уже вколол, крови много не будет. Надо идти, пока еще кто не прибежал.       - Спасибо тебе. Снова спасаешь мне жизнь, так рискуешь. Всё, что хочешь для тебя сделаю, только скажи.       Птах отмахнулся, поправил автомат на ремне, лицо снова без эмоций, но я вижу, что он смущен.       - А кто это был? – спрашиваю, косясь на убитых.       - Снорки.       - Норки?       - Снорки. Опасные твари. Но я не впервой встречаю, уже воевали, знаю их, умею.       - Они кто, люди?       - Давай потом? Идти надо. И не шуметь.       Киваю. Выходим из леса на дорогу. Птах сильно хромает. Это его так немного? Но мне самому вдруг становится так плохо, что хоть замертво падай. Тошнит гадко, перед глазами снова круги, тело еле двигается. Птах хоть тоже темп сбавил, а то прежним я бы его не догнал. Внутри тела разгулялась тянущая болезненная усталость. А небо тем временем светлеет. Вышли из рощи. Дорога бежит через пустырь. И надо же так, чтобы скоро нам дорогу преградила целая куча аномалий. Уж мы бросали-бросали болты, нигде просвета нет. Везде золотистые пятна вспыхивают. И пахнет странно, как будто абрикосами. Бродим вокруг еле живые, болты бросаем из последних сил. И вот вроде бы нашли коридор, но у Птаха тут дозиметр заверещал. Не так, покашливая, как раньше, а прямо бешено. Но делать нечего, больше поблизости просветов не нашлось, а искать дальше сил нет. Пришлось идти коридором между тихо шелестящими вихрями воздуха, поблескивающими золотистыми искорками.       - Красиво… - еле слышно вздохнул я.       - Паршиво, - отозвался Птах. – Радиация.       Действительно паршиво. Щиплет лицо, глаза слезятся, вдыхаю – внутри всё горит. А думал, хуже уже некуда. До дороги еще были аномалии, из-за них мы сильно задержались и сделали крюк. Идем, давимся кашлем, задыхаемся. Я уже ничего не хочу, хоть умирай здесь. Но вон уже и постройки впереди. И рассвет розовеет. Время такое долгое, просто бесконечное до невыносимости. Идем, а дом не приближается. Позже замечаю, что приближается, но слишком медленно.       Но мы дошли. Уже светло вокруг. Вот уже обходим высокий бетонный забор, перед входом мешки с песком, бойцы стоят в черной форме с красными нашивками, экипировка у них необычная, хотя откуда мне знать, как обычная выглядит? Во всяком случае у Птаха не такая. Он переговорил с ними, и нас проводили через двор, в котором стоял танк, в высокое здание, наверно, пятиэтажка. Сразу привели к медикам. Они только проснулись, пока разобрались, что к чему… Эти домашние сонные голоса… Я уже ничего не могу воспринимать, отключаюсь прямо на столе, куда меня уложили, чтоб достать дробь. Проснулся еще от укола анестезии, но потом почти сразу снова заснул.