Метка

ЧанЁль ткнулся замерзшим носом в чувствительное место за ушком. Руки полезли под домашнюю футболку. Кёнсу смешно фыркнул, тряхнув головой. Руки мужа согревались буквально за доли минут в тепле, поэтому начинать скандал не было смысла. Но Кёнсу не мог не сказать: - ЧанЁль, дорогой, если ты отморозишь мой живот, то этот ребенок будет последним. Мне холодно. - Прости-прости, - тут же басовито заныл альфа. Кёнсу снова фыркнул. В заварочник «на праздники» отправился иван-чай, мята, веточки смородины и цветки шиповника. Хотелось добавить ещё листьев малины, но Чанёль не переносил малину ни в каком виде. В дверь постучались, но Чанёль уже был на готове, распахивая дверь. В дом вошли трое. - А где отец? – тут же спросил альфа, помогая папе раздеться. - Он ещё доме собраний, сейчас подойдет. – ответил Джонин вместо свата, помогая раздеться мужу. Но по глазам было видно, что он только и ждёт, чтобы добраться до сына. Однако первым до Кёнсу добрался СэХун. Джонин только покачал головой, да аккуратно поставил валенки мужа, что тот бесцеремонно отпихнул. - Ты ж моё золотце, тебя ЧанЁль тут не обижает? Ух, я ему надаю. Исин, а помнишь?.. – начал СэХун, оборачиваясь на папу альфы. *** КёнСу плакал. Нет, не так. Горько, безудержно рыдал. Руки СэХуна дрожали, и он уже сам был готов зареветь, да вот объяснять потом мужу, почему тут семейная истерика как-то не хотелось. Джонин мог и убивать пойти. За окном бесновалась метель, но в печи весело потрескивали дрова. В доме пахло вареньем из жимолости и пирогом с рыбой, на печи кипел чайник. И всё это успокаивало, никуда не хотелось идти. Но КёнСу продолжал плакать. А значит, что выйти всё равно придётся. И как-то успеть до возвращения Джонина. Нет, конечно можно было отправить мужа, да вот только тот привёл бы заплаканное напуганное нечто, а ребенка на день рождения сына. Джонина в резервации боялись. Он никогда не отличался особенным спокойствием, разве что после охоты или патруля разваливался недалеко от ручья да спал там, выглядя как щенок, а уж никак не как взрослый волк. А потом случился СэХун. Слабая омега, которую соседняя стая отдала им. Джонин этого не понимал, хоть и знал, что омег становится всё больше и больше. СэХун выглядел на самом деле слабо. Почти болезненно немощно. Да только Джонин почувствовал «своего» ещё до того, как увидел. В то утро вожак что-то говорил о неуправляемости Джонина и велел приглядеть за омегой, обучить законам их стаи. Ну Джонин и приглядел. Да так, что уже на следующую луну СэХун понёс. Тогда и оказалось, что омега совсем не слабый. Правда, Джонин не перестал быть лучшим из лучших, и точно так же мог прибить каждого, особенно если тот «смотрел на Сэхун-и не так». Под «не так» подходил вообще любой взгляд. Сам омега стычки мужа не любил, предпочитая не нервировать альфу лишний раз. Именно поэтому он сейчас так отчаянно успокаивал сына. Но тот был безутешен. - Ну не плачь, сынок, папочка тоже готов уже заплакать. Ты хочешь, чтобы папа тоже плакал? Омежка шмыгнул носом, мгновенно затихая. Папочку он любил больше всех на свете. Правда, засыпать все равно любил под голос Джонина. - Ну вот и хорошо. Давай ты сейчас поиграешь немного с куницей, а папочка кое-куда сходит, хорошо? Малыш кивнул, вцепившись в шкурку животного. - Замечательно, - облегченно выдохнул СэХун, целуя сына в лоб. И не одеваясь выскочил в одной домашней рубашке на мороз, оборачиваясь волком. На самом деле омега понятия не имел что делать. Единственные дети возраста КёнСу не могли прийти на его день рождения. А тот хотел. Даже позвал заранее. Но Гуки лежал простывший с температурой (слава богу, СэХун такого с Кёнсу умудрился не допустить, хотя мальчики играли в снегу вместе), у ДонХэ началась ветрянка, а Даниэль уехал с семьей в город. Оставался только ЧанЁль, но КёнСу постоянно бил маленького альфу всем, что попадалось под руку, а эти летом и вообще скинул волчонка в овраг с малиной. И пчелами. Его отец был преемником вожака, и СэХун очень боялся, что однажды им влетит за выходки сына. Ну, или от Джонина всем влетит за попытку «вразумить родителей и сына». Сейчас выбора не было, и СэХун ринулся в сторону дома вожака. Дверь открыл Исин – супруг Ифаня, который так же являлся лекарем. СэХун кратко объяснил ситуацию, но уже видел в глазах Исина отказ. В коридорчик выкатился, весело тявкая, ЧанЁль, уставившись на Исина своими большими влажными глазами и умоляющим взглядом. Действовало точно и наповал. Омега вздохнул и велел сыну обратиться. - Негоже идти к омеге в таком виде. СэХун благодарно улыбнулся, но Исин только махнул рукой. Мол, не ради твоего сына – ради своего. СэХун ринулся домой, но всё было в порядке. Правда КёнСу умудрился обратиться в волчонка и знатно подрать шкурку животного. А ведь СэХун так старался поймать зверька, не повредив шубку… …Первыми пришли Исин с Чанёлем. Маленький альфа тут же обратился, принявшись возиться с куницей. СэХун вздохнул: намечалась потасовка. Но дети лишь весело тявкали, увлекшись шкуркой. Затем пришли Джонин с Ифанем. Первый грозно взглянул на сына будущего вожака, да только тому хоть бы хны. Джонин вздохнул, омеги улыбнулись. За полчаса до Нового года в доме уже стояла теплая, семейная атмосфера. Стол ломился от яств, альфы расслабившись разговаривали об охоте и рыбалке, а омеги умилялись детьми. За 10 минут до Нового года Джонин ушёл за брусничной настойкой. Что-то, а СэХун был в настойках лучшим. За минуту до Нового года пытались успокоить детей и заставить обратиться. Плюнули на это дело. Под бой курантов на площади загадали желание. Но тут раздался вой. Джонин оскалился и тут же оказался возле детей. ЧанЁль выглядел виноватым. На загривке Кёнсу красовалась метка. - Не может быть, - просипел Исин, падая на стул. – Как трёхлетний ребёнок умудрился поставить метку?.. *** ЧанЁль неловко потер затылок. Как так вышло они не понимали до сих пор.