Не волшебник

Сын хлопнул дверью комнаты, выматерившись под нос, на что герр Леопольд только тяжело вздохнул. Это повторялось как минимум раз в два дня. Почему-то у него не получалось любить ребенка без нотаций, а у Вольфа − не огрызаться на каждую. Хотя и так понятно, почему. Со смерти жены прошло три года, и сын переживал их очень тяжело, считая себя виновным в болезни матери. Оба понимали, что виновных здесь нет, но разве от этого легче? К тому же, старший Моцарт отличался авторитарным характером, а младший − пропорционально свободолюбивым. А тут еще и талант, который отец-музыкант не мог не заметить. Юный Вольфганг впервые потянулся к гитаре и фортепиано в три года, научился играть и даже неплохо импровизировать в пять, в семь он оказался на престижной сцене, а в двенадцать с нее сбежал − прямо из аэропорта в начале мирового турне − чтобы закрыться в гараже с такими же оболтусами и играть там панк и альтернативу. И играть, признаться, хорошо. Леопольд, в принципе не считавший "это" музыкой вдруг начал ходить на выступления сына вовсе не из отцовских чувств. И ему не составило труда увидеть, что Вольфганг давно уже вырос из своей группы, ему бы развиваться дальше, но для мальчика бросить её равнялось предательству. Это грызло его и опять же не добавляло настроения. Сегодняшний разговор, переросший в ссору, начался именно с этого. − Мне с ними тесно, понимаешь? Они мне уже как семья, бросить их – все равно, что тебя бросить. Но даже если я на это решусь, куда мне идти? Я знаю, что могу писать и играть лучше…. − Напомни мне, кто нарочно завалил экзамены в музыкальном колледже? − Пап, я играю рок, в консерватории и в колледже этому не учат. А академическая база у меня и так есть. − Хорошее музыкальное образование еще никому не повредило. А рокеры, насколько мне известно, не волшебники из сказок, учеников не берут! − Ну, спасибо! Я это и сказал, а ты вместо совета ткнул меня в мои же слова носом! − Потому, что ты меня не слышишь! Я тебе предлагаю весь свой жизненный опыт, а ты от него отмахиваешься! − Потому, что он мне не подходит! − А что тебе подходит? Твои пидорские тусовки? Там и спрашивай совета! Это было определенно лишнее, понял Леопольд, когда сын закрылся в комнате, мучая гитару и не реагируя на стук. Бисексуальность Вольфганга была больным местом обоих, а его вызывающий стиль и влюбленность в одноклассницу Алоизию Вебер – для своих Лойзи – только усугубляли ситуацию. Тем не менее, помочь сыну очень хотелось и мысли об этом долго не давали Леопольду уснуть. Куда дольше, чем рваная истеричная мелодия, доносящаяся из комнаты сына – в ограниченном пространстве не спасала никакая звукоизоляция. Вольфганг действительно играл до поздней ночи. Metallica, Green Day, Rammstein, все подряд. С медиатором, потом без, и когда собственные пальцы начали казаться ему открытой раной, из-под них полилась наконец-то собственная мелодия – его посетило долгожданное вдохновение. Парень уже боялся, что придется для этого глотать какую-нибудь дрянь. Он не увлекался наркотиками, так, пробовал пару раз, оба раза зарекаясь повторять. Конечно, сильные эмоции подстегивали не хуже, но ругаться с отцом немногим лучше, чем травиться наркотой, разве что привычнее. Ему не хватало воздуха в этом несчастном захолустном Зальцбурге, где и мечтать не стоило быть услышанным. По-настоящему услышанным. Ему не хотелось больше играть, выворачивая всю свою душу, ради мимолетной улыбки Лойзи и пьяного одобрения десятка завсегдатаев бара. Да и вообще играть тот примитив, который он писал в двенадцать лет. Сейчас он мог лучше, и смог бы еще лучше, найди он учителя и какую-то перспективу. Вольф резко поднялся со стула, подавил порыв отшвырнуть гитару – инструмент все же не виноват – и аккуратно упаковал её в чехол, сам же упал, не раздеваясь, на кровать и забылся тяжелым сном. К завтраку парень вышел, как ни в чем не бывало, яркие тени прекрасно маскировали следы плохого сна. Отец читал газету, попивая кофе. − Доброе утро, папа. − Доброе утро, Амадей! Вольфганг вскинул голову. Вторым именем его называли крайне редко, а отец только пребывая в торжественно-праздничном настроении, то есть, еще реже. − Какой сегодня праздник? − Я вспомнил человека, который, возможно, сможет тебе помочь. Этот очень взрослый мальчишка никогда бы не признался, что после этих слов его затопила волна нежности. Папа все же думал о нем и пытался решить его проблему, несмотря на ссору. − Кто это? − Один из моих учеников, который, к слову, быстро превзошел учителя. Его зовут Антонио Сальери, сейчас он живет в Вене. Недавно выпустил четвертый или пятый альбом – да, он тоже скоро бросил академическую музыку и ударился в альтернативу. Жаль, талантливый композитор. − Па, ты опять за свое…. Ну ладно, как мне с ним связаться? − Я сам свяжусь, а ты бы проветрил голову. Что ж, отлично. Ухватив с подоконника плеер, а с вешалки косуху, юноша вышел из дома. Август был на исходе, летние каникулы тоже, но для Вольфганга каникулы уже второй год были абстрактным понятием – после провала в колледже, в старшую школу он так и не пошел. Пока он зарабатывал своей музыкой минимальные деньги, отец ему ни о чем не напоминал, но он и сам чувствовал, что надо что-то решать. Рано или поздно, ноги всегда приводили Моцарта к дому Лойзи. Кто-то из жильцов с негодованием воззрился на него. Худощавый парень с густо накрашенными глазами и алыми прядями в русых волосах привлекал внимание, и не всегда лестное. Так что Вольфганг проигнорировал бормотание вслед, поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Открыла ему одна из сестер Алоизии, Станци – неказистая, но милая девчонка. − О, Вольфи, привет! Заходи, не бойся, мама ушла. – Девушка знала, как он не любил шумную фрау Вебер. – И Лойзи тоже, но скоро должна вернуться. − Сколько раз просил, не называй меня Вольфи, − беззлобно проворчал парень, проходя на кухню. Попивая чай, и вполуха слушая болтовню Констанции, он все же думал лишь о её сестре. Сегодня он решил признаться капризной барышне в своих чувствах. Не то чтобы она о них не знала, но мужчине же полагается делать первый шаг, разве нет? − Ох, а вон и наша красотка! – Всплеснула руками Станци. – И… не одна? Вольфганг повернулся к окну и замер. Алоизия выпорхнула из дорогого автомобиля, владелец которого вышел следом и притянул её к себе. Последовавший за этим поцелуй не походил на дружеский ни под каким углом, через открытое окно даже красноречивый звук было слышно! Шокированный, Вольф выскочил из квартиры, прямо перед носом у парочки. Огромные глаза Алоизии, обрамленные блестящими накладными ресницами, распахнулись в притворном удивлении. − Вольфи? Как неожиданно! Это Йозеф, мой парень. Йоззи, это Вольфганг, мой… Впрочем, никто. Вольфганг подавился приветствием. Никто? Наконец собравшись, он кивнул и почти побежал прочь, слыша за спиной издевательский смех красавицы. В квартире Констанция набросилась на сестру: − Ну и что ты наделала? Ведешь себя как недалекая сучка! − Ой, брось, сестренка! Он был такой смешной! − Смешной? Он так искренен в своих чувствах, как и в своей музыке, а ты… ты!… − О, ну беги, утешай его! Никчемная дурочка. А Станци и побежала бы, знай она, где искать несчастного парня. Он же бродил по улицам, пока плеер окончательно не сел, а потекшая косметика не засохла на щеках. Да, парни не плачут, но ему и не такое можно. Моцарт уже и не помнил, был ли когда-то нормальным. От тяжелых дум его отвлек звонок мобильного. Отец. − Возвращайся домой, есть новости. – Как всегда, предельно лаконично. Примерно через час Вольфганг добрался домой. Папа сидел на кухне, будто и не прошло полдня. − Я звонил Тонио. «Кому?» − чуть не спросил Вольфганг, но тут же вспомнил, что загадочного папиного ученика зовут Антонио. Антонио Сальери. Красиво… − Ему в группу нужен клавишник. Он готов тебя послушать и если подойдешь, он даже предоставит жилье – места у него предостаточно. Можешь собирать вещи, завтра едешь в Вену. − Папа… Спасибо! – бросился он на шею Леопольду. − Успокойся, сын. И не подведи меня. − Не подведу. Увидишь, пап, ты еще будешь мной гордиться! − Кхм, сын! Если все сложится, получится, что Тонио за тебя в ответе. Поэтому слушайся его, как меня, нет, лучше больше! – поспешно исправился отец. В трёхстах километрах отсюда, в Вене. Устало прищурив темные глаза, мужчина вглядывался в экран ноутбука. Странно, что он согласился оказать такую услугу учителю, но, судя по видео, парень действительно виртуоз. По крайней мере, с гитарой он чувствовал себя совершенно свободно, его игра была почти совершенна. И это в шестнадцать лет! Антонио прогнал неуместную зависть. Ему ведь еще учить этого птенца!