Не волшебник

Следующим утром Вольфганг, попутно жуя тост, написал в чат ребятам из группы и назначил последнюю репетицию. Не сказав, впрочем, что она последняя. На последовавшие за этим возмущения, мол, какие репетиции с утра пораньше, припечатал: «Кто не придет, так тому и надо». И с самодовольной улыбкой закрыл фейсбук, в полной уверенности, что все появятся. Да, у него была некоторая власть. Считается – и обычно так и есть – что лидером группы является вокалист, но у них с самого начала управление на себя взял он – гитарист и автор девяноста процентов музыки и, по крайней мере, половины текстов. И вот теперь он собирался их оставить. Не сказать, чтобы это решение далось ему легко, хотя оно того стоило. Кто придет ему на смену? И придет ли? Быстро покончив с едой, парень вышел из дома. Как всегда в наушниках, с гитарой на плече и «страшной рожей на футболке», как говорила бабушка (по ней он тоже будет скучать, может и сильнее, чем по отцу). Тем не менее, ловя свое отражение в витринах, он казался себе другим. В голову упорно лезла всякая сентиментальная чушь насчет новой жизни и прочей американской мечты с поправкой на Австрию. Репетировали молодые таланты, нескромно названные «Здесь Моцарт» все же не в гараже, а в одном из заброшенных помещений хлебной фабрики. В некоторых коридорах можно было снимать ужастики, но в целом – вполне уютное местечко. − Всем привет! – Вольфганг с порога оглядел комнату. Все пришли, как он и ожидал. Маленький, даже ниже самого Вольфа, Отто почти спрятался за барабанной установкой, только белоснежные волосы на фоне смуглой кожи притягивали взгляд. Басист Рупперт лениво надувал пузыри из жвачки, Вилли распевался и даже не отвлекся на появление лидера, а Берн устанавливал на подставке синтезатор. Все при деле. Рупперт выплюнул жвачку, почесал рыжую макушку и покосился на Вольфганга: − Ну и по какому поводу ты нас так срочно собрал? Вольфу внезапно стало неловко. − Давайте потом? – потупился он. − Ну, уж нет, колись! – подключились остальные участники. − Ладно, − вздохнул парень, − Скажу. С сегодняшнего дня, боюсь, я вынужден вас покинуть. Я уезжаю в Вену. − Что? Моцарт, мать твою, ты совсем поехал?! – обрушился на него хор возмущенных голосов. − Это же не катастрофа…. Все песни ваши. Вилли наконец-то научится играть на гитаре и все будет окей. Давайте, приступаем. − Блин, у тебя, может, все и будет окей… − Заткнулись и работаем! – прикрикнул Вольфганг в своей привычной манере, смешком сгладив грубость. Несмотря на общее нервозное – если не сказать «контролируемо-взбешенное» − настроение, репетиция прошла весьма неплохо. Прогнали все песни, Моцарт оставил ребятам последнюю написанную им мелодию; под конец Рупперт предложил выпить на прощание. − Ты что! – хмыкнул Вольф. – Меня же отец прикончит, как учует! − Так на то и расчет, − усмехнулся друг, − а то уж очень хочется. Ты хоть признайся, куда это ты собрался? Сольную карьеру делать? − Не совсем. Вольфганг загадочно усмехнулся и, выдержав паузу, спросил: − Вам о чем-то говорит имя Антонио Сальери? Парни отрицательно покачали головами, и только Берн чуть не подпрыгнул на месте. − Сальери? «Адажио»? Ты серьезно?! − Серьезно. Он ищет клавишника в группу. − Вау! Ну, это… Удачи, друг. Да уж, удачи. Вольфганг слушал музыку Антонио чуть ли не всю ночь. Стиль «Adagio» − так называлась группа – колебался от индастриала вроде Oomph! до готик-рока, чем-то напоминающего HIM (хотя первый альбом действительно был типичной альтернативой). Не забыл он и посмотреть фотографии и клипы – и еле уговорил себя прекратить пускать слюнки, как малоумная девица. В конце концов, они на своих выступлениях тоже выглядели довольно эффектно. Тем не менее, во сне его преследовал тяжелый взгляд карих глаз в обрамлении черных теней. И глубокий бархатный голос. Вот еще чего не хватало – фанатеть по будущему соседу, учителю и согруппнику! До прибытия в Вену нужно собраться и не выглядеть при встрече феерическим идиотом. И вот здесь ему удача действительно пригодится. − Да, и не спеши Сальери соблазнять! – подмигнул ему Берн, и остальные громко, но почти не обидно заржали. И эти туда же! *** К счастью, ехать до Вены было недолго, и не пришлось связываться с самолетами – Вольфганг вдруг ощутил просто маниакальный страх, что его гитару сломали бы или потеряли. И дело было не только в деньгах. Многим музыкантам знакомо это чувство – любовь к своим инструментам, а особенно гитарам, как к живому существу. Им дают имена, их обнимают, когда грустно, о них заботятся, даже когда сами забывают поесть. И не представляют без них своей жизни. Вольфганг собирался стать клавишником, но со старенькой Рокси расстаться не смог. Рокси – потому что ему иногда казалось, что он и есть Эван-Август.* Он чувствовал музыку одновременно слухом и осязанием, слыша её в любых звуках и даже просто в ритмичном движении, которое вроде как не звучит. Ветер колышет ветви, вспугнутая птичка лихорадочно машет крыльями – и он слышал это. Иногда записывал, и все вокруг восхищались, какой замечательный Моцарт композитор. Самому же Амадею это казалось жульничеством – он ведь не сочинил ничего своего, а только услышал, записал и сыграл. А именно сочинительство давалось ему нелегко, особенно с тех пор, как не стало мамы. Сгорела за пару месяцев. Саркома легкого. Да, именно тогда он и возненавидел «Мастера и Маргариту». Как «любой уважающий себя рокер», Вольф очень любил мистику и демоническую тематику. И произведение русского писателя было когда-то любимым за его неоднозначность. Но Вольфганг остался верен «Фаусту» и еще нескольким менее популярным книгам. Да и вообще его тезка давно числился в любимых авторах, а баллада «Король чащи» на слова Гёте моментально полюбилась слушателям. «Так, обо всем и ни о чем размышлял Моцарт по дороге на вокзал». Фраза получилась отвратительно заезженной. Хорошо, что это не песня. Вольфганг усмехнулся. Тем не менее, по дороге он действительно размышлял. А еще мечтал. Как с блеском пройдет отбор и будет вместе с «Adagio» собирать стадионы. Как, находясь в команде профессионалов, будет писать все лучше и лучше. Все это казалось таким далеким, не верилось, что вот сейчас он сядет в поезд и его жизнь изменится. Он не допускал даже мысли о неудаче. Он верил в себя. Моцарт улыбнулся проходящей мимо симпатичной девчонке – и, поддавшись порыву, на ходу чмокнул её в щеку. Незнакомка шокировано замерла, а он отвесил изящный, чуть комичный поклон и быстро продолжил путь. Да, иногда за такие фокусы юному гению прилетало по физиономии – но эта девушка только рассмеялась. Неожиданно он вспомнил о Констанции. Он никогда не замечал её в тени сестры. Но столь искренней улыбки и доброго сердца у Лойзи точно не было. Как и горящих восторгом глаз, стоило ему появиться на горизонте. Полгода назад отец ему сказал примерно такое: «Ты станешь старше и поймешь, какую девушку не заметил». На что он ответил: − Ну да, если я вдруг решу жениться, потому что мне будет нужна удобная и любящая женщина рядом, я женюсь на Станци. Какое мещанство – жениться на хорошей, а не на любимой! − Какое мещанство – жениться! – иронично поддакнул папа. Уже подходя к вокзалу, Вольфганг вытащил телефон и отправил Констанции сообщение: «Уезжаю в Вену. Надеюсь, еще увидимся». Он уже успел дождаться своего поезда, сеcть в него и развалиться в кресле, когда пришел ответ от Станци: «Удачи! И, кстати, я люблю тебя, маэстро :)». Вольфганг грустно улыбнулся, смакуя последнее слово. Маэстро…