***
Теплая вода приятно расслабляла, смывая импульсивность и злость. Зато четко, как фотография в проявителе, начал вырисовываться совершенно конкретный и вполне осуществимый план. Первым делом нужно было сломать стереотип своего поведения. Как там Ромио говорил? Довольствоваться одной бабой — это тоска зеленая, супружеский долг и секс по расписанию? А я Андрею парочку новых, непредсказуемых Катюш подсуну, чтобы у него крышу сносило от остроты новизны ощущений. Неплохо бы к этому блюду добавить пару капель ревности. Мужчина, он же кто? Он по натуре охотник! Подстрелил дичь — дальше не интересно, это уже его добыча, вот он за другой и устремляется. А если эта добыча не его? Если она пала к его ногам только оглушенная выстрелом, а потом пришла в себя, да взлетела навстречу другому охотнику? И что тогда? А тогда наш охотник полным ослом себя чувствует! Мол, как же так, это же моя дичь, что она себе позволяет? И, конечно же, забывая о новом объекте, начинает себе возвращать свое. Черт возьми, придумывая ходы, модели своего поведения и планируя ситуации, я испытала такой азарт и выброс адреналина в кровь, что даже подумала: «Возможно я буду еще тебе благодарна, друг наш Ромка, за то, что устроил мне эту встряску. За то, что не дал нашей семейной лодке завязнуть в болоте обыденности. За то, что заставил меня вспомнить, что семь лет — это критический возраст брака. Вот только вначале я разделаю тебя, Ромашка, под орех, каждый твой лепесток на любит-не любит поотрываю. Уж не обессудь, но ты влез во взрослые игры, значит и отвечать будешь по-взрослому. Начать новую жизнь я решила с грандиозного скандала. Чего-чего, а этого от меня никто не ожидает. Ну, что же, встречайте Катю номер один, други!***
— Наташа, отведи, пожалуйста, Оленьку на мамину половину и попроси родителей от моего имени сходить с ней погулять. Где-то на полчаса-час. — Хорошо, Катерина Валерьевна, а какую причину придумать? — Ничего не надо придумывать. Шепни маме, что я сейчас буду выгонять из дома эту Лену. Она сама уведет отца от греха подальше. — Поняла, — глаза горничной засияли, словно я шла на войну за ее честь. Она перекрестила меня и побежала в комнату Ляльки. Я докрасилась, переоделась, подождала еще минут десять, и увидев в окно спины родителей и дочки, удаляющихся от дома, спустилась вниз. Мальчики, разомлевшие после сауны и возлияний, мирно подремывали. Андрей, сидя в кресле, а Ромио развалившись на диване, обхватил руками подушку и сладко причмокивал губами. — Рота! В ружье! — заорала я. — А? Что? — подскочил муж. — Катенька, что-то случилось? Нет, вы только посмотрите на эту сволочь, Малиновского! Он как спал, так и продолжал спать, только перевернулся на другой бок. — Случилось! — сказала я, не сбавляя звука. Схватила со столика стакан холодной воды, заботливо заготовленный кем-то из оболтусов на «после проснуться» и выплеснула воду прямехонько Ромке на голову. — Ай! — заорал теперь уже он. — Ты что? С ума сошла, что ли? По-другому разбудить не могла? — А по-другому ты не заслуживаешь! — Кать? Что случилось? — Андрей стоял столбом и во все глаза на меня смотрел. Еще бы! Ему же до сих пор не приходилось видеть Катю номер один. — Это я вас хочу спросить, что случилось?! По какому праву Роман позволяет себе превращать наш дом в бордель? — я больше не кричала, я шипела, как змея, и вряд ли это было менее опасно. — Жданова, ты чего? Какая муха тебя укусила? — Ромка на всякий случай отступил на пару шагов назад. Отличненько, запуганный враг — наполовину побежденный. — Цеце! Знаешь такую? Муха цеце! Ты где сегодня со своей блядью кувыркался? — Катя! — мне показалось, что у Андрея, никогда не слышавшего от меня даже слова «дурак», сейчас случится коллапс. — Ты, что? Ты какие слова говоришь? Ребенок в доме! — Надо же, ты вспомнил о ребенке?! Значит, когда ты позволяешь своему дружку таскать в наш дом блядей и кувыркаться с ними на нашей постели, тебя не смущает, что в доме есть ребенок, а когда я блядь называю блядью, это апокалипсис? — Кать, ты чего? — Малиновский даже носом с перепугу шмыгнул, как ребенок, которого вот-вот должны поставить в угол. — Сказала бы, что не хочешь меня у вас видеть, я бы не приезжал. А ты… — Ты стрелки не переводи! И не дави на жалость. Я тысячу раз просила тебя не приезжать к нам с очередными, тем более с теми, которые не умеют себя вести и напиваются. Но ты не понимаешь просьб, значит, будет ультиматум! — Палыч, ты для этого женился, да? Чтобы твоя жена меня выгнала? — Да, Андрюша, расскажи своему другу, для чего ты женился. Мне тоже будет интересно послушать. — Ромка, ты не забывайся, ладно? Ты вообще-то в нашем доме и разговариваешь с моей женой. — Так ты на ее стороне? — Да. Потому что Катя права, но даже если бы она и была не права, я все равно был бы на ее стороне, потому что она женщина, и я ее люблю. — А меня, значит, не любишь? — попытался перевести все в шутку Роман. — Тебя? Да я временами тебя ненавижу, — вдруг разозлился Андрей. — Ты кричишь, что ты мой друг, но если ты не понимаешь, что своими выходками только усложняешь мне жизнь, то какой ты, к черту, друг? Катя в жизни не скандалила! Никогда! Это ты ее довел. Ты не понимаешь, какое это оскорбление, что ты затащил какую-то шалаву в нашу постель? — Подкаблучник! — вынес вердикт Ромка и пошел к лестнице. — Не волнуйся, я сейчас соберусь и уеду. — И девицу свою не забудь прихватить! — крикнул ему в спину Андрей. Но меня такой исход дела не устраивал. Ромка сейчас уедет, Жданов будет переживать, накручивать себя, и в конце концов, Малиновский станет жертвой в его глазах, а я палачом! Ну, нет, так мы не договаривались. — Андрюшенька, не расстраивайся, — на смену Кате номер один, мегере и скандалистке, пришла Катя номер два, нежная и ласковая кошечка. — Я сейчас поговорю с Ромкой и все улажу. Я же понимаю, что вы друзья, и совершенно не собираюсь стоять между вами. Мне невыносимо, когда тебе плохо. Есть! Я добилась поставленной цели! Муж смотрел как я поднимаюсь по лестнице таким недоумевающим, растерянным и в то же время обожающим взглядом, что я считаю начало работы по сносу крыши удачным. Черт, как это, оказывается, увлекательно — играть на сцене. — Роман, — Катя номер два постучала о косяк двери гостевой комнаты. — Чего тебе еще? — высунулся в коридор, кипящий праведным гневом Малиновский. — Ромка, ты пойми, я ничего против тебя не имею, я даже рада, что вы с Андреем друзья. По крайней мере я знаю, что ты не подлый, что ты не станешь подбивать Андрея на измену, — нарочно ввернула я. — Я рада, когда ты к нам приходишь. Ты же человек-праздник! Но у нас растет дочь, и она тебя обожает, понимаешь? А какой пример ты ей подаешь? Она же смотрит на твоих дамочек, — я нарочно не стала употреблять грубое слово, — и думает, что именно такими и должны быть женщины. Тебе бы понравилось, если бы Лялька, когда она вырастет, вела себя так, как эта Лена? — оба-на, Ромка почище Андрея растерялся, крышу ему снесло. Глаза его забегали, в них появилось какое-то виноватое выражение, а от его гнева не осталось и следа. — Кать, я тоже очень вас всех люблю. А Ляльку так вообще… — черт, у Ромки даже слезы выступили на глазах, но я не позволила себе расслабиться, ведь это именно он, Роман Малиновский, за нашими с Олюшкой спинами делает все, чтобы я осталась без мужа, а она без отца. — Я Ляльку, как родную дочку люблю. Знаешь что? — Что, Ромка? — Я сейчас посажу Лену в такси, и будем встречать Новый год в семейном кругу. Хорошо? — Хорошо, спасибо. Ты же знаешь, как расстроился бы Андрей, если бы ты ушел. Да и мы с Ольгой тоже тебя очень любим. Ну что, Жданова? Этот раунд ты выиграла со счетом два-ноль. Вот так-то, мальчики, не нужно девочек ставить на край обрыва, иначе у них могут вырасти крылья, и они полетят, оставив вас на том самом краю у пропасти!