***
… К вечеру я все для себя решил, спасибо Алине, Андрею с Катей и отцу. Да-да, отцу я был особенно благодарен. Потому что, когда я его обвинил в своих бедах, я понял, что сам стал таким же, как он. Я так боялся стать на него похожим, и вот пожалуйста, как только взглянул в зеркало, увидел там его. И ужаснулся. Я не переживу, если Надя когда-нибудь спросит: — Я всегда была для тебя обузой, папа? Прежде всего нужно было отпустить Алину, это было самым тяжелым, но я знал, что если я справлюсь с этим, то справлюсь со всем… Письмо писалось очень и очень трудно. Наверное, впервые в жизни я не пытался спрятаться за шуточками, не старался казаться лучше, чем я есть, писал, словно на исповеди. Несколько раз в голову приходили мысли, мол, может, повременить, а вдруг Надя не моя дочь, тогда не нужно будет расставаться с Алиной, но я гнал их от себя, прекрасно понимая, что должен отпустить Алину, что и она, и ее дети достойны лучшего. Написал, перечитал, понял, что еще не раз пожалею об этом шаге, и отправил письмо. Я точно знаю, что когда она его прочтет, я попаду в черный список, знаю, что никогда больше не услышу: — «Ну, здравствуй, это я», но это единственное доброе дело, которое я мог для нее сделать. Она появилась в сети только спустя два часа, вскрыла письмо… И я удалил свой аккаунт. Ждать ее приговора было бы невыносимо, я сам приговорил себя.***
POV Катерина Жданова. Андрей пришел домой только под утро, безумно уставший, растерянный и какой-то задерганный. Пока он принимал душ, я успела сварить кофе, приготовить бутерброды, принести это все в спальню и снова забралась под одеяло. — Кать, я когда-нибудь пошлю всех вместе и каждого по отдельности к чертовой матери. Это невыносимо, у нас совсем нет своей жизни, — пережевывая бутерброд с сыром, сердито сказал Андрей, но я точно знала, что все это были пустые слова, сказанные в момент усталости или отчаяния, а позвони сейчас кто угодно из близких и скажи, что нужна помощь, как он тут же встанет и помчится спасать. — Расскажешь? — Расскажу, если не усну на полуслове, — зевнул муж, забрался ко мне под бок, обнял меня, и забормотал что-то невразумительное. — Что? — не поняла я. — Если в двух словах, — Андрей сел, помотал головой и водрузил очки на нос, — то Ромка написал Ане прощальное письмо. — Как это? Почему прощальное? — Потому что он ей все о себе рассказал, понимаешь? Все. Вплоть до инструкции. — Какой инструкции? — Той самой, которую он мне писал. Забыла что ли? — «Спасти рядового Жданова»? — Ну, да. — Что саму инструкцию? — Нет, конечно. Просто написал, что он такая-сякая свинья, что ради красного словца может проехаться танком даже по очень близким людям. Про Анечку написал все очень честно. Знаешь, его письмо — это вообще какой-то душевный стриптиз. — Он объяснил, зачем он все это написал? — Объяснил. Мол, прощай, Алина, я такой моральный урод, что лучшее, что я для тебя могу сделать, это исчезнуть с твоего горизонта. — Так и сказал? — Еще резче. Кать, он ведь удалил свою анкету с сайта, представляешь? — И что Аня? — Рыдала, просила меня позвонить Ромке. Она почему-то считает, что он решил покончить с собой. — Ромка?! Покончить с собой?! — меня затрясло. — Он что, что-нибудь об этом написал? — Нет, ни слова о суициде не было. — Тогда это серьезно. Андрюша, поехали к Ромке. — Катенька, успокойся, я только что с ним говорил. Не собирается он ничего с собой делать. — Ты можешь нормально рассказывать, или из тебя нужно клещами вытягивать информацию? — я все-таки сорвалась в крик. — Андрей, умоляю тебя, не мотай мне нервы. — Ты что? Ты чего завелась? — Я волнуюсь! И за Ромку, и за Аню, и за детей. — Все-все, успокойся. Докладываю самую суть. Анечка спит, ей укололи успокоительное. Ромка сказал, что уезжает на неделю-полторы в Ростов. — В Ростов? А зачем? Ой, Андрюша, что-то здесь не так. Может, ты бы поехал с ним, а? — Катенька, успокойся. Ну, пожалуйста, — муж обнял меня, прижал к себе. — У Малины родители там похоронены, он решил навестить их могилы. Ты хоть понимаешь, через что он прошел в эти дни? Я с ним накануне разговаривал, видел в каком он состоянии. Я читал его письмо! Знаешь, ощущение, что это писал не наш Ромка, а совершенно другой, по крайней мере, взрослый и разумный человек. За эти несколько дней его вывернуло наизнанку, перекорежило всего, у него произошла переоценка ценностей. Так что же странного ты нашла в том, что он решил съездить на могилы родителей? По-моему, все логично. Начать новую жизнь от корней. — И обязательно одному? — И обязательно одному. — Андрей помолчал немного. — Когда ты улетела в Египет, я места себе не находил… Ну, ты знаешь, пил, дрался, вытворял Бог знает что. А потом… Кать, я этого никогда никому не рассказывал, кроме Ромки. Он один знал об этом… В общем, я пошел на кладбище, к бабушке, несколько лет до этого не навещал ее, а тут пошел. Поговорил с ней, все ей рассказал, даже поплакал на ее могиле. А ночью она мне приснилась… Ох, и ругала она меня во сне, ох, и досталось мне на орехи. Но уходя, бабушка сказала, что я не должен тебя потерять, и не потеряю если начну меняться. — И Ромка об этом знал? — Знал. — Тогда понятно. А почему ты мне никогда не рассказывал? — Стеснялся, наверное. Согласись, это как-то по-женски, негоже мужику… — он замялся. — Это очень по-человечески, Андрюша, — я прижалась к нему. — Господи, какие же вы у меня… больные. — Больные? — удивился муж. — Ты уверена, что нашла верное слово? — Уверена! У меня вот тут болит, — я положила руку на левую грудь, — за вас. Ладно, давай спать. Завтра я сама позвоню Ромке. — Точнее, сегодня. — Что? А, ну да… Но на звонки Малиновский не отвечал. Ни мне, ни Андрею, ни Милко, никому, ни в этот день, ни назавтра, и ни в четверг. Он пропал, исчез из поля нашего зрения. Правда раз в день от него на Андрюшину почту приходило письмо: «Жив-здоров, чего и вам желаю», и больше ничего. Может, и даже наверняка, Жданов был прав, но мне было неспокойно, так тревожно, что я решила обратиться к Игорю, причем не на работе, а у него дома. — Глюкман, нужна помощь, — как всегда без предисловия начала я. — Естесссстна! Просто так навестить меня, ты не можешь. Пожрать принести, али просто сказать пару теплых слов, это никак. А если чего понадобилось, так это Катенька тут как тут. Ну, говори, коварная, что случилось? — Пожрать? Вот ты нахал! Тебе же каждое утро привозят еду. И на работе тоже — ешь не хочу! — А что-нибудь вкусненькое? Вместо взятки. — Размечтался. Вначале поможешь, потом пойдем вкусненькое есть. Игорь, мне правда нужна помощь. — Я тебя очень внимательно подслушиваю. Что нужно? — Ромка пропал. Отследи вот этот номер, — я протянула ему бумажку с номером мобильного Малины. — Если не получится… — У меня не получится? — возмутился Глюкман. — Иди отсюда, все сделаю, позвоню. Адвокаты занимались всеми делами по усыновлению, Анечка с большим трудом, но держалась, приближалась пятница, час икс…