Секс-символ

      Год 2015.       Ветер колыхал французскую косу под шлемом мотоциклистки, что на безумной скорости неслась по Авенида Бельграно, пересекая квартал Монтсеррат. Тёмно-синяя форма со знаками отличия инспектора федеральной полиции Буэнос-Айреса; тонкая талия, затянутая ремнём. Своей шестидесятисантиметровой талией Фернанда Ривас, конечно, гордилась, но больше её впечатляли жетон полицейского, что лежал в кармане её брюк, и пистолет у бедра — лишь месяц назад она вступила в должность.       Окончив год назад университет Федеральной полиции, Фернанда не думала, что её карьера пойдёт в гору так быстро. За одиннадцать месяцев она успела поработать в трёх полицейских подразделениях, и теперь её назначили инспектором вместо Убальдо Линареса, вышедшего на пенсию.       Коллеги-мужчины Фернанду поздравляли. А некоторые и обвиняли в недвусмысленной связи с главным комиссаром Сантосом Гальяно, взявшем её на эту должность. Но были у Фэр и восхищённые поклонники. Например, сержант Бернабэ Кастро — полицейский двадцати восьми лет, который повадился за девушкой волочиться. Берни парень был хоть куда: то поможет сменить лопнувшее колесо на мотоцикле, то стукнет в глаз обидчика, то принесёт кофе или придержит дверь. Но Фернанде он казался непредставительным из-за длинных рыжих волос. А когда снимал форму полицейского, облачаясь в хипповатые джинсы и растянутые футболки, и вовсе смахивал на жителя знаменитых трущоб Ла Бока. Фернанда не видела в Берни ни сексуальности, ни харизмы. Он был прост, как вода из-под крана, а Фэр любила сложные и многогранные натуры.       Ей было двадцать пять. Девушкой она считалась красивой и, несмотря на профессию, женственной, особенно когда надевала платья. Но на противоположный пол она смотрела равнодушно. Хотя комплименты Берни принимала, одаривая его улыбкой, когда не была чересчур занята.       А сегодня проблемы навалились горой, как пачка старых газет. С утра Фернанда разругалась с Маргаритой, своей сестрой. Причиной стала Агустина — семнадцатилетняя дочь Маргариты. Девчонка заявила, что хочет сделать пирсинг на губе. Фернанда её поддержала, а Маргарита рвала и метала, обвиняя сестру в том, что она подбивает ребёнка на глупости. Но, по мнению Фэр, Агустина на звание ребёнка уже не тянула — это была вполне сформировавшаяся девушка.       Агус училась в Высшей Школе изящных искусств на факультете арт-дизайна, и Фернанда этому факту поражалась — уговорить Маргариту платить за такое обучение было трудно. Спасибо тёте Фелисидад! Если б не её дар убеждения и любовь к искусству, пришлось бы Агустине учиться на доктора, как мечтала её мать.       Днём настроение Фэр допортили и на работе. Вступая в должность инспектора полиции, она представляла, как будет восседать в кожаном кресле, попивая кофе и расследуя опасные дела. И да, кресло в её кабинете было из чёрной кожи, с высокой спинкой и удобством VIP-класса, но этим всё и ограничилось. Кофе в буфете варили мерзкий, а опасные дела: грабежи, изнасилования и убийства, конечно, имелись, но пересчитать их можно было по пальцам. В основном Фернанда принимала жалобы от старушек, у которых утащили бельё с балкона, и дамочек, что забыли кошельки в супермаркетах.       А сегодня к обеду явилась Канделария Мендес — мадам, которую полицейские прозвали «Леди Крокодил» за то, что она потеряла домашнего крокодила. Лицезрев даму впервые, Фэр решила: под словом «крокодил» подразумевается нечто другое. Отнюдь. Крокодил оказался настоящим. Выгуливая его на поводке в парке Лесама, женщина привязала его к дереву и села отдохнуть на лавочку. И задремала. А когда очухалась, крокодила и след простыл.       Полдня рыдала она у Фернанды в кабинете, приговаривая, что жить не может без Тото — своего милого крокодильчика. И грозилась всё отделение полиции разгромить, если Тото немедленно не найдут.       Крокодила нашли через два дня в зоопарке. Оказалось, избавиться от него решили соседи безумной мадам — животное держало в страхе целую многоэтажку. Горемыки выследили женщину, когда та выгуливала крокодила, утащили его и сдали в зоопарк. Сотрудники зоопарка прониклись бедой несчастных людей и Тото хозяйке отдавать не спешили, поэтому она выносила мозг Фернанде.       — Немедленно верните мне Тото! — визжала дамочка, размахивая пятнистым ридикюлем. — Если мне не вернут Тото, я обращусь в суд! Я дойду до президента! Вы у меня попляшите!       — Сеньора Мендес, успокойтесь, — обречённо вздохнула Фернанда. — Крокодил ваш в зоопарке в целости и сохранности. Он отлично себя чувствует.       — Он не может отлично себя чувствовать вне дома, — пробухтела сеньора Мендес и хлюпнула носом. — Бедный Тото скучает по своей мамочке.       — Но, сеньора Мендес, чтобы сотрудники зоопарка отдали вам животное, вы должны предоставить документ, где говорится, что вы имеете право содержать крокодила в квартире, — пояснила Фернанда.       — И где ж мне взять такой документ?       — Всё очень просто. Сначала вам нужно собрать подписи с соседей. Они должны согласиться, чтобы в вашей квартире обитал крокодил. Потом надо пройти обследование у психиатра. Он вынесет заключение, что вы вменяемы и можете иметь дело с опасными животными. Затем надо пойти в мэрию и взять там разрешение на проживание крокодила в многоквартирном доме. А после надо пойти в службу по охране животных и получить у них такое же разрешение. А ещё крокодила надо обследовать у ветеринара, сделать ему прививки, как домашнему животному. Вот выполните всё это и заберёте крокодила домой, — закончила Фернанда, удовлетворённо наблюдая, как дёргается светло-карий глаз сеньоры Мендес.       — Вы что издеваетесь?! — возопила та. — Тото живёт со мной уже два года! Это ручной крокодил! Он ростом-то всего полтора метра и носит намордник! Я буду жаловаться!       — Сеньора, всё должно быть по закону, — Фернанда состроила невинное лицо. — Нельзя содержать в квартире опасных животных без разрешения. Это преступление, сеньора Мендес. Если вы хотите вернуть крокодила, начните со сбора подписей с соседей.       — Не думайте, что от меня отделаетесь! — рыкнула дамочка, багровея от злости. — Я получу эти бумажки, заберу Тото, и тогда берегитесь. Мой Тото — ручной крокодильчик, но когда я сниму с него намордник, он сожрёт всех, кто его украл, всех, кто держал его вдали от меня, а закусит вами! Потому что вы — бессердечная! — и она выбежала из кабинета, громко хлопнув дверью.       От посещения сеньоры Мендес у Фэр голова разболелась. Чтобы отвлечься, она включила радио и долго слушала легкомысленные песенки, потягивая буфетную бурду под названием «кофе». Музыку Фернанда любила — та успокаивала, разгружая мозги и баюкая нервы. Приятный мужской голос пел о любви, унося мысли Фэр в розовые страны: «Я буду любить одну тебя, я сделаю тебя счастливой. Капля за каплей я хочу испивать твоё тело. Ты — моя слабость и жизнь моя».       Красивая песня. Но любовь для неё в прошлом. Забыта, как страшный сон, и похоронена. А голос чудесный, мягкий, обволакивающий. Интересно бы увидеть его обладателя. Закрыв глаза, Фернанда плавала в волнах романтики, пока не зазвонил телефон.       Ну вот, будни продолжаются. В трущобах Вижья-31, которых даже полицейские боялись как огня, совершено убийство. Мартина Гарсиа — девушка с заурядной внешностью, потрёпанная жизнью наркоманка. О последнем факте говорили использованные шприцы и упаковки от таблеток, раскиданные по крохотной квартирке-студии с ободранными обоями и сгнившей в пустом холодильнике морковью.       Кто убил эту женщину и зачем? К примеру, наркоторговец за долги — версия логичная, но рисунок преступления совпадал с дюжиной убийств, совершённых в разных районах Байреса за последние три месяца. Схема одна: ванна с ароматной пеной, засыпанная белыми или красными розами; голая жертва, истёкшая кровью от многочисленных проколов на теле, осуществлённых предметом, схожим с иглой или спицей, обмазанной ядом. Этим орудием убийца прокалывал жертвам вены и артерии, и несчастные умирали от кровопотери — яд распространялся по телу, превращая кровь в воду и не давая ей свёртываться.       Маньяк, прозванный копами «Фантом-убийца», был изобретателен и страшно хитёр — он не оставлял ни единой улики. Его не видел никто: ни консьержки, ни соседки, ни камеры наблюдения. Он точно прятался в плащ-невидимку. А жертвами его были люди, никак не связанные между собой — садовник, секретарша, таксист, пианистка, преподаватель астрономии, бизнес-леди… разных полов, возрастов и социального статуса. Как убийца их выбирал, оставалось загадкой. Фернанда днями и ночами ломала мозг, ища ответы, но головоломка не складывалась.       Рабочий день закончился к одиннадцати вечера, и Фэр поспешила домой, оседлав мотоцикл с надписью «Дьявол» на капоте. Скорость — это было единственное, что приводило её в чувства, заставляя сердце биться, а неприятности улетучиваться из головы.       Выехав на улицу Дефенса, Фернанда усекла знакомый силуэт, который нёсся по переходу. На красный свет! Уличные часы, сияя стрелками, показывали четверть двенадцатого. Чего это Агустина тут забыла? Неуловимый убийца орудует прямо под носом, а Маргарите плевать. Как можно отпускать подростка гулять ночью?       — Агус, а почему ты шляешься по улице в такое время? — Фернанда припарковала мотоцикл у обочины. Сняла шлем, хитро взглянув на племянницу. Ярко-голубые глаза её сверкнули, озарив смуглое, скуластое лицо.       — Ой, тётя Фэр! Хорошо, что я тебя встретила! — Агустина быстро залезла на мото. Это была девушка с чуть азиатским типом внешности, одетая в узкие джинсы и белую футболку. — А я ходила к Сэси. Мы клеили макеты, и я не заметила, как время пролетело. А потом мама позвонила и велела домой идти. Ну я и пошла. А тут по ТВ сказали, что этот маньяк опять кого-то грохнул. Я так боюсь! Вдруг он и меня того? А я ещё не дописала портрет Фреда и не надела новые джинсовые шорты, которые ты мне подарила. А ещё мне надо сдать чертежи сеньоре Эрике, а то она скормит мою печень Карлу — своему домашнему скорпиону. Тётя Фэр, а когда маньяка уже поймают? — всё это девчонка протараторила без остановки.       — Поймали бы, если б знали кого ловить, — вздохнула та. — Как же хочется ему или ей шею свернуть! — Фернанда потрясла руками в кожаных перчатках, будто сжимая маньяку горло.       — Это может быть женщина? — искренне удивилась Агустина.       — Никто не знает, женщина это или мужчина. Он или она, или оно не оставляет следов. Эксперты не могут определить его пол. Ну ладно, хорош болтать. Едем домой, а то твоя мать нас обеих расщепит на молекулы, — Фэр протянула Агустине запасной шлем, та его надела. — Держись за меня! — скомандовала она и нажала на газ.       Улица Дефенса, где жили девушки, являлась центром одного из престижных районов Буэнос-Айреса, Сан-Тельмо. Старинные дома, мощёные брусчаткой тротуары и проезжие части, антикварные магазины и магазины дизайнерской обуви и одежды, блошиный рынок и сердце района — Площадь Доррего с её ресторанами и тангеро — танцорами танго. И никаких небоскрёбов — Сан-Тельмо, как дама из девятнадцатого столетия, угодившая в современность.       Фернанда остановила мотоцикл у двухэтажного кирпичного дома. Окна он имел высокие, арочной формы, со ставнями из разноцветной мозаики. На втором этаже — балкон с низкой балюстрадой, заставленный вазами с «петушиными гребнями» — декоративными кустарниками с цветами причудливых форм. На плоских крышах домов-соседей располагались зоны отдыха: у кого шезлонги, у кого кресла и столики, у кого мини-сад, а у кого бассейн. Крышу же дома, где жили Фэр и Агустина, загромождали беговая дорожка и гриль для барбекю.       Кое-как втиснув мотоцикл между припаркованными машинами, Фэр поставила его на сигнализацию, и они с Агустиной зашли в дом.       — Ай! — пискнула девчонка, когда ей на голову приземлилась ярко-голубая мочалка.       Брямс! Фернанда с профессиональной реакцией отпрыгнула — следом прилетел увесистый кусок мыла и смачно шмякнулся на ламинат в гостиной.       Площадка второго этажа была миниатюрной, а вплотную к балюстраде прилегала распахнутая настежь деревянная дверь — вход в ванную. Оттуда раздавались вопли:       — Как ты со мной разговариваешь, Маргарита?! Я в доме самая старшая, а, значит, у меня больше прав! — кричал визгливый женский голосок.       — Тётя Фели, я же просила не трогать мои вещи! — вторил ей другой голос, пониже. — В этом доме ничего нельзя оставить на видном месте! Оглянуться не успеешь, как твоим шампунем помоют вонючую собаку! Вы хоть знаете, сколько он стоит?!       — Не знаю и знать не хочу! Чего это ты делаешь? Оставь мою собаку в покое! Не надо кидать в неё гель для душа! Барби! Барбара Сантойя! Ну-ка стой! Вернись! Я же сейчас упаду в обморок!       Из двери выскочила виновница скандала — крохотная собачка породы пудель. Надрывно тявкая, она побежала по лестнице, семеня лапками. Собака была внезапно розового цвета, и с неё текла мыльная пена, оставляя лужи на ступеньках. Следом из ванной полетели: халат, полотенце, тюбики и баночки с гелями и кремами, с зубной пастой, с шампунями и лаками. В конце вылетел зелёный пластмассовый тазик, наполненный водой, и, перемахнув через балюстраду, свалился Агустине и Фернанде под ноги.       — По-моему тут опасно оставаться, — хмыкнула Фэр, изучив розовую лужу на полу.       — Ну это уж слишком, кидаться в меня тазиком! — возмутилась тётя Фели из ванной. — Ты могла меня убить, Маргарита! А не убить, так покалечить. Теперь я с тобой неделю не буду разговаривать. Барби! Барби, где же ты?! Вот чертовка! Барбара Сантойя, ну-ка немедленно вернись! Мы ещё не закончили водные процедуры и не сделали маникюр! — тётя, наконец, выпрыгнула из двери.       Невысокая, не худая и не полная, она была одета в розовый плюшевый костюмчик, отороченный белым мехом. Шлёпая розовыми тапочками по лужам, прытко сбежала с лестницы и схватила собачку на руки.       — И тебе не стыдно, Барбара Сантойя?! — погрозила она животному пальцем. Подняв полотенце, начала собаку вытирать. — Ведёшь себя, как вульгарная дворняжка. Где ж это видано: не хотеть наводить красоту! Ты же женщина! Здравствуйте, девочки! — переключилась тётя на Фэр и Агустину. — Чего-то вы припозднились. Нельзя гулять в такое время. Тем более сейчас. Мой любимый ведущий новостей на «Телефе», Родольфо Барили, лапуся моя, — она умильно вздохнула, закатывая глаза, — сообщил сегодня, что этот маньяк опять активизировался. Прям хоть из дома не выходи! Но ведь в окно влезет да истыкает своей ядовитой иголкой. Так и придётся прикупить себе участок на Луне. Сейчас это модно, кстати. Однажды мы все переедем на Луну, ой, чувствует моё сердечко. Барбара Сантойя! — визгнула тётя Фели громко, когда Барби отхлестала её хвостом по носу. — Прекрати вырываться, ну что за несносная собака?!       — Тётя Фели, — Фернанда еле сдерживала хохот, — а что вы сделали с Барби? Почему она розовая? Утром она была рыжей.       Тётя глянула на племянницу с укоризной, будто та спросила величайшую глупость.       — Разве ты не знаешь, Фернандита, что рыжий цвет уже неделю как вышел из моды? Негоже это, современной собаке ходить в немодном цвете. А цвет розовой орхидеи — это последний писк. И я люблю всё розовенькое, — она помахала рукой с острыми, выкрашенными гламурно-розовым лаком, ноготками. — Да и как я покажусь соседям на глаза? Они мне скажут: «Ну что ты, Фелисидад Сантойя, совсем рехнулась? Как ты можешь выходить на улицу с отставшей от моды собакой?». И тогда я наверняка упаду в обморок от стыда.       — Но зачем ты кидалась мылом и тазиками, бабушка? Ты нас чуть не убила! — похрюкивала от смеха Агустина.       — И что ж тут слышно весёлого, раз вы обе прям надрываетесь? — набычилась тётя Фели. — Это не я кидалась тазиками, это всё Маргарита. Когда я покрасила Барби и стала отмывать её в этом тазике, — она потыкала ногой в зелёный тазик на полу, — эта сумасшедшая ворвалась в ванную и начала на меня орать. Видите ли, я помыла Барби её шампунем. Ей же невдомёк, что стильные собаки не должны мыться чем попало. Правда, моя дорогая? — тётя Фели чмокнула Барби в нос. — А потом Маргарита стала швырять в нас с Барби разные вещи. И Барби сбежала. Бросила меня на произвол судьбы, наедине с Маргаритой и летающими тазиками. Предательница! — Барби в ответ недовольно чихнула. — И нечего тут чихать! — буркнула тётя Фели. — Я говорю как есть! Барбара Сантойя, я тебя в разведку с собой не возьму!       Тут раздались шаги — высокая женщина, широкоплечая и узкобедрая, спускалась с лестницы. Рыжие волосы её были заколоты крабом, а в ушах болтались жёлтые серьги-кольца.       — Тётя Фели, пойдите прочь! — велела она. — Я должна поговорить с девочками. А вас я видеть не хочу. Я на вас в обиде!       — Ты ещё и воруешь мои идеи, — поцокала языком тётя. — Я ж первая придумала с тобой не разговаривать. Ну всё, ты меня вывела! Учти, Маргарита, я не буду смотреть на тебя целую неделю. А когда ты пройдёшь мимо, я нарочно положу на глаза два кружочка огурца! И всё из-за какого-то шампуня!       — Какого-то? — Маргарита напоминала кипящий чайник. — Вы знаете, сколько он стоит? Я уже давно мечтала его купить! Этим шампунем моет голову сама Сусана Хименес!       — А-а-а… Теперь ясно, почему на её голове такая мочалка, — взмахнув кудряшками, тётя Фели, счастливая тем, что взбесила Маргариту, ушла наверх и унесла закутанную в полотенце Барби.       А Маргарите и повод был не нужен — она психовала из-за любой мелочи. И теперь, мигом забыв про шампунь и тётю, переключилась на Фернанду и Агустину.       — Где это вы шлялись, можно спросить?       — Нельзя! Сначала ответь мне, сестрёнка, — пошла в атаку Фернанда, вспомнив принцип: лучшая защита — это нападение. — Еду я, значит, с работы и вижу, что Агустина одна-одинёшенька бродит по улице. Какого чёрта ты позволила ей шастать одной? Почему не подняла свой зад с дивана и не съездила в Монтсеррат, чтобы забрать дочь от подружки? У тебя же есть машина! Ты разве забыла, что в городе маньяк?       — Ой, ну хватит про маньяков, Фэр! Я уже сыта ими по горло! — Маргарита сразу утихла — не любила, когда ей высказывали обоснованные претензии. — Каждый день в этом доме начинается с разговоров о маньяке и заканчивается им же. Достало, ей богу!       Маргарита плюхнулась на полосатый диванчик, мягкий и жутко неудобный. Схватила со столика первый попавшийся журнал (это оказался «Космополитен») и начала яростно листать страницы. И несколько разорвала.       — Бабушка Фели явно не обрадуется, что ты порвала её любимый «Космо», — неосторожно заметила Агустина.       Маргарита подняла глаза. По её суровому взгляду девчонка определила — надо валить к себе.       — Ну ладно, я устала и хочу спать, — она рванула вверх по лестнице, белые кроссовки замелькали по ступенькам, быстро-быстро.       — Агус от рук совсем отбилась, дерзит направо и налево. Надо бы сводить её к психологу, — вздохнула Маргарита, рассматривая страницу с рекламой элитной помады.       — Зачем?       — Это сейчас модно. Так по телевизору сказали. Все продвинутые мамочки отправляют детей к психологам.       — И превращают их жизнь в ад. Дети должны свои проблемы обсуждать с родителями, а не с чужими людьми. А для этого они должны родителям доверять. А как Агус будет тебе доверять, если ты считаешь её тупой и никчёмной? И только долбишь, долбишь, — Фэр, наконец, высказала всё, что накопилось с утра. Выудив из-под лестницы мохнатую швабру, она стала вытирать лужи на полу.       — Ты будешь меня учить, как воспитывать дочь? — разозлилась Маргарита.       — Да поздно её воспитывать. Воспитывать надо было в детстве. Сейчас она уже взрослая.       Маргарита скептически хмыкнула, выразив несогласие. А Фэр решила оставить её в покое, ибо — бесполезно.       Маргарита была старше Фернанды на пятнадцать лет. Констанса, мать сестёр, — женщина античной внешности, родила Маргариту в восемнадцать лет. Это оказался плод её мимолётного романа с Бруно — репетитором английского. С виду интеллигент, он изменял своей тучной жене направо и налево, и в основном с ученицами. Потом Бруно переехал с семьей в Лиму, а Констанса поняла, что беременна. Она никогда ему не сообщала о рождении дочери, похоронив эту историю навсегда.       Так, Маргарита росла, не зная отца. Когда девочке исполнилось тринадцать, Констанса познакомилась с Рафаэлем Ривасом — перспективным архитектором. Они поженились, а через год родилась и Фернанда.       Семья Ривас была обеспеченной: большой дом, машина, счета в банке, у матери — красивые платья и дорогие украшения; у девочек — современные игрушки, а позже — частная школа и университет. Фернанда не знала недостатка ни в деньгах, ни в любви — баловали её изрядно. Маргарита же ревновала мать к новому мужу и к сестре, закатывая ежедневные истерики. А в двадцать три года выскочила замуж за отца Агустины. Его звали Альфонсо Акоста. Красавчик и бабник, он был карточным игроком и пройдохой. Фернанде тогда едва исполнилось восемь, к избраннику сестры она отнеслась настороженно, а Маргарита выходила замуж уже беременной — Альфонсо уверял, что страшно хочет ребёнка.       Но когда родилась Агустина, он загулял. Не ночевал дома сутками. Являлся и выдумывал нелепейшие оправдания: то его арестовали; то похитили бандиты; то ударили по голове, и он очнулся в лесу, без денег и документов. Оттуда он, несчастный, шёл пешком трое суток.       Маргарита делала вид, что верит в эти россказни, чтобы не рушить брак. Но однажды в их с Альфонсо квартиру явились судебные приставы и описали всё имущество. Оказалось, Альфонсо проиграл в казино огромную сумму и, чтобы расплатиться, заложил квартиру банку.       Пришлось вернуться к родителям. Но Констанса встала на пороге, заявив, что мошенника в дом не пустит. Маргарита с маленькой Агус может остаться у них, а муж её пусть катится.       Альфонсо ушёл, и Маргарита закатила скандал, обвиняя мать в том, что она разрушила её брак. Но та стояла насмерть, как и отец Фернанды, — в их доме карточного игрока не будет. Если Маргарита хочет с ним жить, пусть ищет другое жильё.       Но, пока упрямая Маргарита искала по объявлениям, где снять дом или квартиру, Альфонсо угодил под асфальтоукладочный каток. И умер. Никто так и не узнал, было ли это несчастным случаем или расплатой за очередную авантюру.       Так, Маргарита с Агустиной остались в родительском доме. А пять лет назад произошла новая трагедия. Констанса и Рафаэль отправились в Нью-Йорк, чтобы отметить годовщину свадьбы. Но их самолёт до Нью-Йорка не долетел — у него отказал двигатель, и он рухнул в океан. Все, кто был на борту, погибли.       Общее горе сплотило сестёр — они и теперь ругались по пустякам, но ссоры эти носили бытовой характер и забывались сразу.       Немного позже, к осиротевшей семье присоединилась тётя Фелисидад, сестра Констансы, — овдовев, она переехала из провинции в Байрес вместе с дочерью Вирхинией. И нынче семья Ривас-Акоста-Сантойя состояла из пяти женщин, самоуверенных, со своими характерами и отношением к жизни. В их доме не было мужчин (даже питомица тёти, пуделиха Барби, — и та была женщиной), но это не мешало им строить грандиозные планы на жизнь.       Желудок Фэр настойчиво заворчал, требуя еды. Оставив Маргариту наедине с её журналами, Фернанда ушла в кухню, где совершила ночной налёт на холодильник, уничтожив куриную грудку, греческий салат и три куска пирога. Запила всё клубничным соком и закусила мороженым. После чего, довольная, отправилась к себе в комнату.       Завтра — тяжёлый рабочий день. Точнее вечер. Запланирован рейд в элитный ночной клуб Байреса «Угартэ» — место сбора столичной богемы. Копы время от времени прочёсывали местные клубы и бары, вылавливая всякую шушеру. Но «Угартэ» — крутой клуб, там жёсткий фейсконтроль и требуется наличие приглашения. Придётся изобразить светскую львицу, а о приглашениях позаботится комиссар Гальяно, ведь это его идея. Ещё комиссар велел ей взять с собой компанию, чтобы не вызывать подозрений. Фернанда уже решила — позовёт Агустину, а Маргарите придётся наврать. Скажут, что идут в кино. Иначе сестра обвинит Фэр в развращении «ребёнка». Но одной сопровождающей явно мало. Если начнётся операция по поимке наркодилера, ей придётся оставить Агус одну. Поэтому надо взять кого-то ещё. Кого-то взрослого…       Фэр задумалась. Подруг у неё не было — в женскую дружбу она не верила. Конечно, ни Маргариту, ни тётю Фели брать нельзя — они бестолковые и шумные. Тётя Фели… Ну точно! Надо позвать Вирхинию, дочь тёти. Она — взрослая женщина, врач-гинеколог. Если что, она присмотрит за Агустиной.       Подмигнув своему лохматому отражению в зеркале, Фэр загасила лампу и зарылась в подушку, обнимая голубого плюшевого кролика — подарок папы на Рождество.