Секс-символ

      Миновала неделя. Тяжёлая, омрачённая воспоминаниями о смерти Агустины и её убийце. Да ещё Амадо буянил, докучая женскому семейству звонками по телефону и воплями под дверью — требовал от Вирхинии объяснений, зачем она связалась с Джерри и от кого родила Эдди. Фэр не знала какому идолу молиться, чтобы Амадо утих. Вот тормоз! Проснулся, когда узнал, что Джерри — его брат. Раньше ему было наплевать, с кем Вирхиния кувыркается. А Берни, тем временем, добился согласия Вирхинии на анализ ДНК, и все ждали его результатов со дня на день.       Но, Джерри благодаря, Фернанда капля по капле приходила в себя. Хотя он казался притихшим, был ласков и не тревожил прошлое. И ничего не объяснял. Но Фэр ощущала натянутость, читала грусть в его глазах. Доверие растаяло льдом в бокале мохито. Фернанда злилась на Джерри за его обиду. Да, она перегнула палку, накосячила, но извинилась же, извинилась искренне, а он молчанием выражает ей своё «фи».       — Джерри, может мы поговорим? — этой ночью, лёжа в постели, Фэр решилась тему секретов поднять.       — О чём?       — Ну… ты не хочешь ничего рассказать? — мурлыкала она, как кошка, спящая на груди человека.       — Мне нечего рассказывать. Лучше давай спать, — пресёк Джерри её игру.       Фернанда еле сдержалась, чтобы не ударить его. Ну в конце концов! Он сам виноват! Если бы рассказал о своём прошлом, она не обратилась бы в консульство. Джерри сам заставляет её любопытничать.       Однако сон Джерри лишь симулировал. Всю ночь он гладил Фэр по спине, перебирал пальцами её локоны — долго, упорно и внимательно, будто его заклинило. И, уже засыпая, Фернанда услышала лёгкий всхлип. Он плачет? Фэр не могла поверить. Кто бы ей рассказал, она высмеяла бы его!       В этот момент Фернанда вникла в истину, которую Джерри твердил ей всегда — она его не понимает. Абсолютно! Вот что произошло? Она извинилась, они помирились, и он простил её. Или сделал вид? Как бы ни было, а слёз втихушку по ночам Фэр не ожидала.       Но утром Джерри ничем не выдал бессонной ночи. Фернанда же ощущала радость — она не работала в полиции уже неделю.       Тем не менее, разговоры по телефону, с которыми Джерри бегал то на крышу, то в ванную, её настораживали. С кем он шушукается? Может, завёл другую? Или тайком помирился с бывшей?       Когда Джерри, объявив, что едет на репетицию новой концертной программы, попрощался с Фэр нежным поцелуем, она вздумала проследить за ним. За минуту оделась и выскочила на улицу. Джерри явно шифровался. Оставив Феррари на парковке, он сел в такси. Фернанда (на другом такси) отправилась вслед.       Ехали долго и путано. Джерри расплатился с водителем на Авенида Эскалада у непримечательного серого здания. Ни вывески, ничего. Похоже на тайный склад или подпольное казино. Однако в здание он не зашёл. Дождавшись, когда такси отъедет, спрятался за раскидистой сейбой — цветущим деревом, которое формой напоминало бутылку и в народе именовалось «пало боррачо» — Пьяный ствол. Джерри стал караулить вход в здание, что скрывался под пожарной лестницей.       Так прошло минут сорок. Джерри наблюдал за загадочной постройкой, а Фэр шпионила за ним из такси.       Наконец из дома вышел мужчина. По виду молодой, субтильного телосложения, он был одет в широкие чёрные штаны с карманами и бесформенную чёрную же рубашку. Голову закрывал капюшон, а лицо — солнечные очки и борода. Парень Фернанду не впечатлил — безликая наружность. Но Джерри, вынырнув из-за дерева, кинулся наперерез. Чуть не снёс мужчину, грубо цапнув за локоть, и начал что-то втирать ему. Парень заспорил, жестикулируя, как сурдопереводчик. Фэр не слышала фраз — собеседники были далеко.       «Бззззззз», — завибрировал телефон в рюкзачке. Фернанда не хотела отвечать — её больше интересовал Джерри, который парню едва руки не ломал. Смахивало на сцену ревности. А если он и правда бисексуал, и этот тип — его любовник?       «Нет, быть не может!», — отогнала Фэр эту идею. Джерри любит её, Фернанду. Или притворяется?       «Бзззззз», — не унимался смартфон.       — Да чтоб тебя! — на дисплее мигала «любимая» надпись: «тётя Фели». — Слушаю!       — Фернандита, — затараторил до боли знакомый, подобострастный голосок, — приезжай скорее! У нас тут ЧП!       — Опять? — вспыхнула Фэр, еле сдержав ярость. — Но я больше не инспектор полиции, тётя. Я не могу помочь во время ЧП.       — Но ты ещё и член нашей семьи! — тётя Фели сменила тон на обиженный. — А у нас тут такое, такое! Это касается всех нас.       — Ну что ещё стряслось? — вздохнула Фернанда — объекты наблюдения исчезли, когда тётя отвлекла её.       — У нас Эдди пропал! — сообщила та жалобно.       — Как пропал? Куда?       — Я думаю, его похитили!       «Да кто его похитит? Кому он нужен?» — взъярилась Фэр про себя.       — А в колыбельку положили куклу, — гнусаво вещала тётя Фели.       — Какую куклу? Тётя, говори яснее!       — Большого пластмассового пупса! Короче, это длинная история. По телефону её не расскажешь. Приезжай немедленно, Фернандита!       Пришлось ехать домой.       Ситуация действительно выглядела странной. С утра тётя Фели вывезла Эдди на прогулку. Далеко они не ушли — завернув за угол, столкнулись с Вирхинией, мчавшейся с автобусной остановки. В гневе та схапала коляску и убежала с ней домой.       Когда тётя вернулась, коляска с Эдди стояла в холле. Вирхиния в гостиной лопала пиццу, запивая её кока-колой. Злая как чёрт, она назвала тётю старой клячей, что позорит её, демонстрируя всем безносого ребёнка. Эдди громко орал, поэтому Вирхиния, выбежав в холл, пнула коляску ногой. Та упала, младенец вывалился и закричал пуще прежнего. За это тётя Фели настучала дочери по мордасам. Воя и потирая лицо, Вирхиния перепрыгнула через младенца и ушла к себе. Тётя же, отнеся Эдди в детскую, стала дописывать финал сказки «Мой розовый пудель». А как очнулась и вспомнила, что Эдди пора кормить, нашла в колыбели пластмассового пупса — ребёнка и след простыл. Тётя Фели подумала на Вирхинию, но та спокойно готовила еду в кухне, напевая религиозную песенку. На вопрос о младенце пожала плечами, упрекнув мать в безалаберности, ведь Эдди — это её проблема. У Вирхинии есть миссия поважнее — сбор денег в интернете.       Прогулочная коляска была в доме, но распахнутое окно детской уверило тётю: Эдди похитили в целью выкупа. И она позвонила комиссару, а потом и Фернанде.       Искать младенца Фэр не улыбалось. Мысли её занимал Джерри, его поведение ночью и сцена с неким типом. А Эдди лучше бы исчезнуть навсегда — нервы, шум, расходы, болезни, а толку нет.       Тётя же, расклеив по кварталу объявления о пропаже Эдди, получила за это новый втык от Вирхинии. Комиссар сам не приехал — отправил Гонсалеса и двух младших полицейских (нового инспектора он пока не нашёл). Они составили протокол, осмотрели детскую, но ничего не обнаружили. А тётя Фели, уверенная, что похититель позвонит, долго упрашивала копов поставить жучки на все телефоны. Но Вирхиния и тут нагадила — рассказала полицейским, будто в тётю вселился Сатана, и она ищет младенца, который умер при родах. С воплями: «Разбирайтесь сами», копы уехали.       Найдя семь входящих от Джерри, Фэр уже мечтала дёрнуть из этой психушки, но застряла из-за Маргариты, которая утопала в депрессии, как «Титаник» в Атлантическом океане. Взяв в салоне отпуск, она била баклуши, лёжа в кровати и читая книги о загробной жизни, стыренные у Вирхинии. Маргарита упивалась своим горем, жалуясь на несправедливость судьбы, а Фэр не умела работать жилеткой. Её саму успокоил Джерри. Благодаря ему она чуть взбодрилась. А у Марго такого человека не было — Тос не тянул роль утешителя скорбящей матери.       Не придумав, как встряхнуть Маргариту, Фэр эту деятельность свернула. Но, уже стоя в холле, услышала вопль из кухни. Спотыкаясь и роняя мебель, она побежала на звуки.       Тётя Фели орала, как гиббон. Холодильник был открыт настежь, а на кафеле, в полиэтиленовом пакете что-то лежало. Фернанда сначала решила — это замороженная индейка или поросёнок, но, подойдя ближе, шарахнулась — из пакета торчала маленькая ножка. Младенец! Эдди!       — Я… я… я… хотела к-к-курицу п-п-приготовить, — в ужасе заикалась тётя Фели. — П-п-олезла в м-м-морозилку, а там это… В пакете…       — Он того? Сдох? — спросила Фэр шёпотом.       — Что значит сдох? — возопила тётя, истерично хлюпая носом. — Это ребёнок, а не крыса! Как можно про ребёнка говорить, что он сдох?!       Фернанда пожала плечами. Обошла пакет кругом. Эдди не дышал и был покрыт льдом — очевидно, в морозилке лежал давно.       — А сколько часов назад Эдди пропал?       — Ну, мы гуляли в девять утра, — тётя Фели спряталась от кулька в углу. — Потом пришли, я разругалась с Вирхинией. Ну, где-то часов в десять, в одиннадцатом, я положила Эдди в колыбельку и ушла к себе. А в час дня пришла кормить. Но там уже был пупс.       — А сейчас шесть вечера. Значит, он морозится часов с одиннадцати, — заключила Фэр. — По-любому он труп. Сейчас я вызову комиссара и судмедэкспертов. У меня нет больше полномочий. Я не могу осматривать труп и место происшествия. Пускай тут лежит, не будем его трогать до приезда криминалистов.       — Ты думаешь, это Вирхиния? — замогильным шёпотом спросила тётя.       — Ну, а кто ещё? Марго навряд-ли. Она и из комнаты не выходит. Чужих в доме не было. А Вирхинии Эдди давно мешает. Сама не знаешь что ли, тётя? У неё есть мотив. Она всем рассказала, что ребёнок умер, а ты сегодня вывезла его на прогулку.       Оставив труп в покое, женщины вышли в гостиную. Тётя Фели, икая, пила валерьянку, а Фернанда позвонила в полицию. Комиссар, решив — это шутка, заявил: фантазии тёти уже перешли границы. Но после криков Фэр, что она лично видела мёртвого ребёнка, приехал с судебными медиками и тремя копами. Они обыскали холодильник, распечатали пакет (он был заклеен скотчем) и обнаружили: Эдди не только завернули в полиэтилен и заморозили, но и вскрыли ему череп. Окровавленный кухонный топорик нашёлся в спальне у Вирхинии, как и вынутый из головы мозг. Сложен он был в миску и поставлен на самодельный алтарь. Вокруг горели свечи, стояли иконы и цветы. Вирхиния в комнате отсутствовала — ушла, даже не закрыв дверь.       Когда она явилась домой, её встретил наряд полиции. К шоку Фернанды, кузина не отпиралась. Она со смаком рассказала, как убила Эдди кухонным топориком, сделала ему трепанацию черепа, а тело засунула в морозилку, чтобы пустить на шашлык, которым хотела накормить нищих. А потом ушла в банк снимать деньги с карты — пожертвования на лечение Эдди. Собиралась заплатить художнику, который нарисовал бы с неё икону — мать-мученицу, убившую ребёнка во имя Бога.       Эдди забрали в морг. Тётя Фели впервые рыдала, когда Вирхинию усаживали в полицейскую машину на глазах у всех соседей. А Фэр смекнула: кузина давно это задумала и намеренно устроила цирк с религиозным фанатизмом — косила под сумасшедшую. Но по её мнению всё закончилось великолепно — Эдди умер, а Вирхинию будут судить. Единственная, кого Фернанда пожалела, — тётя Фели. Бедняга осталась без дочери и без внука.       Позвонив Джерри, Фэр рассказала ему о случившемся. Он велел ехать домой, пока и её не убили. Фернанда оценила это его выражение — «возвращайся домой», но тётя Фели так горевала, что бросить её одну Фэр не смогла. Маргарите было наплевать, она и не вышла узнать что случилось. И Фернанда (хотя Джерри был против) осталась ночевать дома.       А утром её ждал новый сюрприз — в почтовом ящике она наткнулась на конверт от анонима. Внутри лежала серебристая с глиттером тетрадка — затерявшийся дневник Агустины.