Хулиганка

      Всегда ненавидела свое красное платье. Да, я выгляжу в нем сногсшибательно. Да, в нем мои ноги кажутся в три раза длиннее. И, да, под него не нужно надевать лифчик, ведь есть чашечки. Но! Ох уж эта длина: мне все время приходиться одергивать юбку вниз и уходить от парней, которые то и дело присвистывают.       На новогоднюю вечеринку меня заставила пойти мама, впрочем, как и надеть это платье, чтоб его стиральной машиной зажевало. Почему-то каждый раз, когда оно на мне, со мной случаются какие-то неприятности. Вот и сегодня я случайно напилась.       Мои не шибко умные одноклассники пронесли спиртное в школьный спортзал, где удивительным образом поместился десяток парт, музыкальное оборудование и осталось место для танцев. Особым занудством в плане алкоголя я никогда не отличалась, но добавлять его без исключения в каждый стакан — перебор.       После сока «с добавками», я сама не замечаю, как оказываюсь в центре танцпола, размахивая руками во все стороны. Я не отдаю себе отчета в том, что окружающие меня люди смеются не от того, что им весело, а надо мной, что мальчики, стоящие в углу, показывают пальцем не потому, что им сильно нравится мой танец, а потому, что они насмехаются.       Энергичная песня быстро заканчивается, на сцене появляются два светловолосых парня, которые начинают петь затянуто-нудную песню. Все школьники быстро разбиваются на пары, а я остаюсь одна стоять в центре моря объятий и нежных прикосновений.       — Эй, смотри, эта сумасшедшая осталась одна, — тихий смех среди множества.       Шепот, смех, одиночество и, как следствие, головокружение. Растерянность быстро превращается в злость, а та перетекает в уверенность. Я устала это терпеть. Я все выскажу.       Твердым шагом направляюсь к сцене, намереваясь высказать этим противным лицемерам все, что накопилось за много лет. Пропихнувшись сквозь толпу, я почти оказываюсь в центре всеобщего внимания, но внезапно кто-то дергает меня за руку, и я невольно отступаю на несколько шагов назад.       — Куда собралась? — тихий шепот чуть ли не в ухо. Я невольно отшатываюсь и морщусь. Гадость. Ненавижу, когда кто-то нарушает мое личное пространство. Особенно, когда это надменный одиннадцатиклассник, хоть и весьма симпатичный.       — Отвали, — я пытаюсь вырвать предплечье из его цепкой хватки, но парень лишь берется за второе. — Отпусти, иначе я не отвечаю за свои колени и за здоровье твоей половой системы, — я угрожающе приподнимаю ногу, но тут же чуть не валюсь на бок. Вадим (кажется, именно это имя написано под его фотографией на доске почета) лишь смеется.       — Знаешь, если ты поднимешь колено чуть выше, то я отвечу за твое половое становление, — брюнет явно неоднозначно подмигивает, и я, собрав все свои силы, отталкиваю его. Уже освободившимися руками спускаю платье вниз настолько, насколько позволяет ткань.       — Придурок, — только и могу произнести я, осуждающе качая головой.       — И кому я собрался помогать? — Вадим хватает меня под локоть и волочет на сцену. — Подыграйте мне, — просит он парней, которые как раз только что допели.       Алкоголь настолько затуманивает мой разум, что я совсем перестаю что-либо понимать и беспрекословно следую за парнем. Однако тут же начинаю жалеть об этом. На сцене становится все еще хуже: теперь меня видят все без исключения. К тому же яркий свет софитов ослепляет.       — Дамы и господа! — громко говорит брюнет, внезапно превращаясь из хмурого школьника в очаровательного ведущего. Ну, ничего себе! Вот это перевоплощение. — Вы наверняка заметили, что некоторые вели себя, скажем мягко, странно? — из зала послышались крики подтверждения. Сказать, что я была ошарашена, — ничего не сказать. Теперь он опозорит меня еще и со сцены? — Наш драмкружок провел своеобразную рекламу, а Даяна продемонстрировала умения, которые получила именно там, — Вадим указывает на меня, а я лишь немного мнусь на месте. Что он несет? Но, кажется, школьники верят и одобряющего хлопают. Кто-то даже кричит мне «Красотка!» и «Браво!». — Подробнее о кружке вам расскажет Илья!       Парень передает микрофон своему светловолосому другу, который пару минут назад пел на этой же сцене, а затем вновь берет меня за руку и снова куда-то тащит.       — Куда мы? — наконец мне надоедает волочиться за ним по лабиринту коридоров, и я останавливаюсь, вырвав руку из его хватки. Мой опьяненный мозг упрямо отказывается понимать, для чего мы петляем по школе, если можно добраться в любое место, куда бы Вадим меня не тащил, за минуту.       — Я ищу подходящее для разговора место, — он снова берет мою руку. Я снова ее отнимаю.       — Поговорить можно даже здесь. Школа пустая! — чеканю я. У меня есть только одна причина, по которой я не сбегаю тут же. Он только что здорово спас мою репутацию.       — Нет, — коротко отвечает Вадим. — О! — восклицает парень, когда начинает оглядываться. — Наконец-то! Идем, — он кое-как заставляет меня зайти в кабинет биологии, а оттуда на балкон.       Весной и летом здесь настоящий цветник; множество горшков, в каждом из которых растет что-то необычное: трава, которую так запросто никогда не встретишь на улице, цветок, что цветет раз в пятилетие, кактус, требующий слишком много внимания для своего вида. Однако сейчас здесь лишь унылые черные витиеватые решетки и скрипящий снег под ногами, что продолжает валить с неба.       — Обязательно было пить? — спрашивает Вадим тоном, которым отец отчитывал меня в начальной школе. Да кто он вообще мне такой? Даже если бы я и выпила по своему желанию.       — Тебе-то что? — грубость просыпается всегда раньше чего-либо. Я тут же решаю немного оправдать себя. — И я не пила. По крайней мере, не собиралась, — оправдания выходят такие себе, и я, в конце концов, решаю замолчать.       — Я организовывал этот праздник с октября! — брюнет вплотную подходит ко мне. Я вынуждена отходить шаг за шагом назад, испуганная его напором. В конце концов моя оголенная спина касается ледяных прутьев ограды. — Каждая мелочь была продумана. Все должно было пройти идеально! — он поднимает кулак и бьет им о железо справа от меня.       Я медленно выдыхаю, пытаясь успокоить свой страх и немного отрезветь. Кажется, понемногу мысли начинают собираться в кучу. Идея вытолкнуть меня на холод теперь не кажется такой бредовой.       — Ничего идеального нет, — замечаю я и разворачиваюсь спиной к разъяренному парню. Правда, в мои планы не входило падать с балкона. Я лишь только хочу глянуть вниз, но из-за небольшого головокружения чуть не валюсь вперед.       Вадиму приходится буквально обнять меня, чтобы удержать наверху. Его руки теплые и сильные. Они укутывают словно одеяло в холодные ночи и дают то же тепло. Он держит крепко, но вместе с тем не причиняет боли. Толпа мурашек пробегает по всему телу и ударяет в голову — мне приятно. И я, наконец, не чувствую ужасно холодного, колючего ветра. Но объятия разрываются до неприятного резко.       — Что ты творишь с моим праздником? — спрашивает он, развернув меня и заглянув в глаза. Тон такой, будто я пришла без спроса на его день рождения и бессовестно порчу его, забирая все сладости и подарки.       Я собираюсь открыть рот, чтобы сказать: «Но я ведь ничего не сделала», — но моментально закрываю его. С легкостью представляю скандал, который бы начался после парочки моих слов. Мне тут же становится очень стыдно. Если сначала злость этого парня казалась непонятной, то теперь она выглядит вполне оправданной. К тому же, спасая свой праздник, он помог мне.       — Пропусти, мне холодно, — наконец тихо говорю я, отталкивая парня в сторону, но он делает шаг в сторону, не давая пройти. — Мне холодно, — повторяю я громче, теперь уже грубым движением толкая его. Вадим не шевелиться и в упор смотрит на меня.       — Нет. Будем стоять тут, пока ты не протрезвеешь. Нельзя, чтобы ты возвращалась пьяная, — он выглядит непреклонным, и я взвываю. — И объясни все-таки зачем ты выпила и пошла на сцену? — я понимаю, что так просто отсюда я не выйду, так что решаю сказать все как есть. — Понятно, — тяжело выдыхает Вадим после моего недлинного, но подробного рассказа.       Он, опустив голову, стягивает с плеч пиджак. Резким движением накидывает его на мои плечи и выправляет волосы. Я прикасаюсь к воротнику, ощущая под пальцами мягкую ткань. До моего носа доносится еле слышный аромат одеколона. «Спасибо», — мямлю я, неуверенная, что он вообще слышит.       Я поднимаю голову. И тут мне внезапно хочется притронуться к его губам своими. Необъяснимое, непонятное и противное желание. Наверное, кто-то по пьяни звонит бывшим, а кого-то тянет целовать практически первых встречных. Я, видимо, отношусь ко второму типу. Кое-как сдерживаю себя.       — Мне нужно домой, — неуверенно произношу я. С одной стороны, оставаться здесь мне совершенно не хочется, но, с другой, дома возникнет множество вопросов, на которые у меня нет ответа.       — Но ведь еще совсем рано, — растерянно проговаривает он, но все же отходит в сторону, уступая мне дорогу.       Я прохожу мимо, нехотя стаскивая пиджак с плеч. Тепло, сохранившееся от тела его обладателя, грело меня буквально несколько минут. Дойдя до балконной двери я разворачиваюсь, чтобы отдать предмет гардероба, но замечаю, что Вадим даже не пошевелился. Между нами по необъяснимым причинам остается недосказанность, которая ощущается буквально на физическом уровне.       — Я скажу отцу, что ты меня проводил, — я не знаю, как еще намекнуть парню на то, что я хочу, чтобы он довел меня до дома. Мне страшно ходить по темным улицам, особенно, когда я в весьма соблазнительном платье и на шпильках. Вадим молча разворачивается, и я торопливо продолжаю. — Он собирался приехать за мной в одиннадцать, но я уверена, что в машине запах алкоголя будет слишком очевиден. А если он узнает, что я шла одна, то совсем не обрадуется, — пытаюсь отдышаться после слишком быстрой речи, смущенная своими же словами.       Откуда берется смелость просить парня чуть ли не прямым текстом проводить домой? Неужели это влияние алкоголя? Если да, то я больше никогда не возьму напиток в руки, пока не буду на сто процентов уверена, что он безалкогольный.       — Я вполне могу не только сделать вид, что проводил тебя, — наконец, произносит он. Одной рукой Вадим забирает свой пиджак, а другой слегка приобнимает меня, подталкивая к выходу.       — Спасибо, — все, что я могу сказать.       Под каблуками скрипят снежинки. Теперь, когда мы почти дошли до моего дома, нас с Вадимом занесло ими полностью. Я вижу их на своих локонах, вижу, как они быстро тают, прикасаясь к полоске капроновых колготок между пальто и сапогами.       А еще я замечаю несколько запутавшихся снежинок в пушистых ресницах Вадима.       Мы идем молча, если не считать моей просьбы идти немного быстрее: я совсем околела и мечтаю поскорее оказаться дома под теплым пледом и с чашкой горячего шоколада в руках.       — Ну, почти дома, — объявляю я, останавливаясь возле подъезда, знакомого с детства. — Извини, если испортила твой праздник, — немного с насмешкой произношу я, хотя извинения идут от сердца. Мне на самом деле жаль, ведь Вадим наверняка трудился довольно-таки долго, чтобы все организовать.       — Ничего, всякое бывает, — парень улыбается так, что мне кажется, эта улыбка тут же растопит весь снег и остановит метель. И мне снова хочется его поцеловать.       Всю дорогу мне казалось, что я уже отрезвела окончательно. Меня не шатало в разные стороны, и странные мысли и идеи исчезли. Даже туман в голове, мешающий здраво оценивать что бы то ни было, испарился.       Но, как оказалось, это было лишь на время.       — Знаешь, — говорю я, когда парень почти разворачивается. Тот заинтриговано смотрит. — Твои губы выглядят очень заманчиво. И мне весь вечер хочется их поцеловать. Но делать этого я не стану, потому что мы почти не знакомы. Поэтому, — я жму его руку, — пока.       После разворачиваюсь и ухожу домой, оставляя позади ошарашенного парня. Мне не стыдно совсем. Пока что.       Будь проклят этот алкоголь.       Стараюсь больше не думать о своих словах, на подсознательном уровне понимая, что ничем хорошим это не закончится.       Но пока совершенно не знаю, сколько бы сегодня я не отгоняла эти мысли, они вернутся еще не раз.