Евгений. Вадим. Единорог.
Единорог. Евгений. Вадим.
В каком порядке не подумай, все как-то неправильно. Непонятно. Сложно. Это вызывает у меня странную ассоциацию — воспоминание из детства. Когда-то давно — мне было около пяти — мама взялась разбирать старые, уже тогда пропахшие сыростью вязальные нитки. Она вручила мне ярко-оранжевую путаницу, из которой виднелась пара клубков, и попросила распутать. Попытка усмирить на пять минут слишком активного ребенка. Разумеется, тогда я все тянула за разные нитки, но в конечном итоге это создавало еще больше узлов. Безрезультатно. По ощущениям в моей голове сейчас тот же ком из бесконечно спутанных нитей. Вот только вместо двух ярко-оранжевых клубков три живых человека. И у меня нет возможности просто обрезать то, что запуталось, а остальное бережно отложить на верхнюю полку шкафа и забыть на много лет. Евгений. Для знакомых Скобенко. Для друзей Скоб. А для меня Женя. Кажется, с ним, а точнее с чувствами к нему, все проще простого. Он друг. Друг, который за последние пару месяцев прочно укоренился в этом звании. Все это время мы несколько раз в неделю оставались после уроков, чтобы разобрать задачи и теоремы с их бесполезными, как по мне, доказательствами. Иногда с Софией Александровной. Но чаще — одни. Он много шутил, мало говорил не по теме и никогда не раздражался, если я что-то не понимала. Только терпеливо последующий час втолковывал мне объяснение. Вообще-то мы неплохо проводили время, несмотря на то, что занятия были вовсе не добровольные. С Женей я даже могла забыть о многом. О том, что вернувшись поздно домой надо заниматься. О том, что мне снова не удастся рано лечь спать. О том, что завтра все повторится вновь. «И в чем же тогда с ним вообще проблема?» — иногда вскрикивал внутренний голос. Была бы ни в чем, если бы я не нравилась ему. Женя оказался понятливее Вадима на самом деле. И одного разговора ему вполне хватило, чтобы больше не поднимать эту тему никаким образом. Но какая-то недосказанность как будто бы создавала напряжение вокруг нас и как бы мне не было с ним легко, как бы я не забывала о круговороте дел, я не могла расслабиться с ним окончательно и пребывала в непонятной тревожности, почти ожидая, что вот-вот он скажет что-нибудь про меня, него и все, что между нами могло бы быть. Вадим Кольцов. Просто Вадим для всех. И для меня. Наверное, он и был той самой ниткой, вокруг которой завязались и продолжали завязываться все остальные узлы. Я не видела просвета. И понимала, что не могу просто перестать с ним общаться, потому что все зашло слишком далеко. Он был просто странноватым парнем с глупыми шуточками. Он был парнем, проявляющем слишком пристальное внимание ко мне. Он был раздражающим. Напористым. Его было слишком много в моей жизни. Он был моим другом. Я больше не могла да и не хотела молча смотреть на него с презрением во взгляде за очередную колкость. У меня не было желания раздражаться на него. Я даже с каким-то странным трепетом стала ждать его реплик, чтобы по-дурацки посмеяться. Я перестала реагировать острым отрицанием на его намеки и, какая неожиданность, сама изредка подолгу смотрела на него с мыслями о его идеальных длиннющих ресницах, вызывающе поднимала бровь, когда тот ловил меня на этом. А еще почему-то задавалась вопросом: удобно ли ходить за ручку с парнем, который настолько выше. Очевидно, что он перестал мне быть только другом. Но кем он был для меня последние пару месяцев? На этот вопрос у меня ответа не было. Я и сама не понимала, что чувствовала к нему. Но, когда мы не были знакомы, все было просто. Эта мысль не давала покоя и заставляла чуть ли не биться в истерике. Серьёзный Единорог. Просто Единорог. Для меня. Для всех. Для родных он наверняка был кем-то еще. Но для него никем была я. Просто девчонкой, пишущей «флаффные драмы». Поэтому все и остановилось на Единороге. Он, кажется, даже перестал мне быть другом по переписке. Он просто перестал для меня быть. Если наше общение свелось не на ноль, то до уровня одного-двух сообщений, касающихся исключительно творческого процесса. Так что был ли смысл надеяться на большее? А мне и не нужно было это большее. Он мог не отвечать долго. Не часами, как изредка случалось раньше, а днями. Сначала мне было тоскливо. Я, как сумасшедшая девчонка, не только пишущая, но и верящая в счастливые финалы флаффных драм, каждый день не раз проверяла Книгу Фанфиков. Игнорировала значки с отзывами, ругалась на зачем-то выскочившие новости фикбука, даже не открывала обновления в списке избранных авторов. Однако все прошло быстрее, чем мне думалось. И вот в конце концов мне стало даже все равно на то, что Единорог перестал писать первым, а на мои просьбы отредактировать часть отвечал сухо, но делал дело быстро. Он отправлял такие сообщения, которые могли прилетать мне от обиженной Маруси. Может, я действительно его чем-то обидела? Тогда пусть будет добр изъявить свои претензии, а до тех пор и даже после он может забыть о нашей дружбе. Но как я отвечу, если он станет прежним Единорогом-ворчащим-стариком-на-пенсии?Господи, пусть все вернется на прежние места. Женя — одноклассник. Вадим — незнакомый мне парень. Единорог — хороший друг.
Но я прекрасно знала, что как раньше не бывает. Найти источник проблемы ведь значит все починить! Тогда в какой момент все сломалось? Когда переписки из дружеских, стали буквально слишком личными? Когда я пришла на новогоднюю дискотеку? Или когда пришла в драмкружок и решила быть приветливой со всеми и с Женей, своим одноклассником, в том числе? О чем я только думала? Каждый раз все заходило дальше и дальше. Я ведь не могла предвидеть, что Единорог перестанет нуждаться во мне и будет оставлять одну по эту сторону монитора: со своими проблемами, ошибками, чувствами. Не могла знать, что Вадим вмешается в мою алкогольную решимость. Хотя остаться дома в тот вечер казалось мне разумным. Надо чаще себя слушать, мой внутренний голос изредка выдвигает хорошие решения. И уж точно я никак не могла предвидеть того, что одноклассник, даже не смотрящий в мою сторону с первого класса, вдруг влюбится в меня. Я ведь совсем не тот человек, который может влюбить в себя на раз два. Скорее даже наоборот. Вадим?Единорог?
Евгений?
Какая дура. Но что теперь с этим сделаешь?***
— Я рада, что ты их сбросила, — однажды сказала Маруся после моего долгого монолога. Мы лежали на кровати у меня дома, закинув ноги на стенку. — Кого? — не поняла я и резко села, внимательно посмотрев на подругу. — Свои колючки, — девушка тоже села и, ободряюще приобняв меня за плечи, тепло улыбнулась. Я грустно усмехнулась, возвращаясь в прежнее положение. — Ты знаешь, — медленно начала я после нескольких минут молчания. — Мне почему-то казалось, что это позволяет мне быть более уверенной в себе, в том, что я делаю, в своих решениях. В своей жизни, — в конце концов объединила я все в одно слово. Решения. Разучилась принимать их, что ли? — Какой-то самообман получался. А сейчас… — я вздохнула и снова ушла в свои мысли, совсем забыв о том, что не договорила предложение. — А сейчас — что? — уточнила Маруся, все еще глядя на меня сверху вниз. — А сейчас ни колючек, ни уверенности в чем-либо. Особенно в своих решениях, — опустив уголки губ вниз, я посмотрела на девушку. Она на секунду прищурилась, определенно о чем-то задумавшись. — Ну так сейчас мы со всем разберемся! — вскрикнула она, вскакивая с кровати. — Где там у тебя были листочки? — Маруся остановилась посреди комнаты оглядывая то полки, прибитые к стенам, то пространство рабочего стола. — Второй ящичек, — я тыкнула пальцем в нужную сторону, не задействуя в своем движении ни одной лишней клеточки тела. Подруга вновь забралась на кровать и принялась что-то писать. Перевернувшись на живот так, чтобы надписи оказались в зоне моей видимости, я увидела три имени, написанные в строчку. Старый трюк с плюсами и минусами? Или что она там задумала? — Мы ведь можем сразу вычеркнуть Евгения? — уточнила она. И сразу, как только я сказала почти уверенное «да», она как-то даже злостно зачеркнула 7 букв. — Эти двое, — объявила девушка, попеременно указывая пальцем то на «Вадим», то на «Парень с фикбука». — Он ведь тебе нравится, — как-то тихо, но с уверенностью, без нотки вопроса, утвердила Маруся, останавливая палец на старшекласснике. — Но и он мне как будто нравился, — возразила я, указывая подобно подруге на Единорога. — Мне кажется, это другое, ты совсем его не знала и не знаешь, — стояла на своем девушка. Она как будто пыталась склонить меня в сторону своего старого знакомого. Хотя, может быть, мне просто так казалось. — Вадима тоже не особо, — я передергиваю плечами. — Я ошибалась, когда думала, что мне нравится Единорог. По крайней мере, так я думаю теперь, когда наше общение практически сошло на нет. Но вдруг Вадим поступит так же? — Вадим не поступит, — как-то даже строго отрезала Маруся. — В любом случае я не уверена в своих чувствах, так что это ничего не меняет, — я зачем-то поднялась на ноги, побродила по комнате и приземлилась обратно на кровать. Подруга уже сидела и с интересом за мной наблюдала. — Почему просто не забить на того парня-редактора? — она замолчала, а я не знала, что ответить. Потому что… Потому что — что? Потому что он был отличной жилеткой для меня, а я — для него? Когда-то. — А, ну еще можно подумать о варианте: «А вдруг мы встретимся и случится искра-буря-безумие?» — она смешно изобразила тоненький голосок, а я была в таком отчаянии, что если бы не это, то уж точно восприняла бы ее слова всерьез. И даже задумалась бы над этим. — Даяна, я понимаю, он прикольный парень, повернутый на букве Ё, это веселит. Но согласись — и пугает, — девушка обняла меня, уже явно начиная шутить. Видимо выражение моего лица в нее надежду на мое светлое, верно выбранное будущее не вселяло. — Человек маниакально каждый раз тянется в самый край клавиатуры. Тянется. Тянется, — последнее она злобно прошипела мне в ухо и начала щекотать так, что уже через минуту я забыла обо всех своих проблемах.***
Выхожу из дома, вдыхая теплый весенний воздух. По дороге в школу буквально упиваюсь каждым шагом. Нет, меня совсем не радует перспектива идти туда в восемь утра, совсем не выспавшись. Но как же все вокруг прекрасно. Можно бесконечно долго прислушиваться всем своим телом к этой совершенно особенной майской атмосфере и наслаждаться ею. Ветер, совсем-совсем теплый, приятно развевает волосы и слышится почти по-летнему. Солнце больше не висит едва над горизонтом, а гордо поднимается к крышам домов, заставляя чуть прищуриваться и, как бы все не складывалось, улыбаться новому дню. Ноги такие легкие, что, кажется, я вот-вот взлечу на несколько секунд, а после, мягко опустившись на землю, вприпрыжку направлюсь дальше. Все вокруг какое-то не такое, как в любое другое время года, и я рада тому, что этому чувству весны можно радоваться еще пару недель. Высидеть все уроки оказывается настоящей пыткой, которую я мужественно выдерживаю. Зато потом радостно выскакиваю на задний дворик, куда единогласно были перенесены собрания драмкружка. Там, под возмущенные протесты тети Кати, один из охранников помогает мальчикам тащить парту, в то время как остальные несут по паре стульев. — Они же вандалы! — все причитает вахтерша, удаляясь вместе с охранником обратно в школу. Я, проходя мимо, здороваюсь, но они будто даже и не слышат. — Они дети, — добродушно поправляет охранник. — Одно и то же. — Все собрались? — на пороге школы появляется Маруся, вызвавшаяся помочь, и осматривается. Я пожимаю плечами. Вроде здесь все. Разумеется, кроме одиннадцатиклассников. Завершающий этот учебный год праздник — Последний звонок. Так что, отправив выпускников готовиться к экзаменам еще на прошлой неделе, мы в ощутимо меньшем составе принялись за серьезную подготовку, надеясь устроить всем запоминающееся окончание школьного пути. — Кому пришла в голову эта тупая идея собираться на улице? — уточняет Паша, тяжело плюхаясь на принесенный им же стул и демонстративно смахивает пот, котрого на самом деле нет. — Вообще-то ты первый рвался, — напоминает ему Маруся, пока мы, сидя за партой, упорядочиваем черновики официальной части Последнего звонка. Время идет быстро, но вот дела почему-то делаются слишком медленно: мы не организовали и тысячную часть из того, что запланировали, а бóльшую и вовсе еще не придумали. Казалось, с каждым новым шагом дел только прибавлялось, а финал этой горы был все дальше и дальше. — Я теперь передумал, — заявляет он и, взяв из общей стопки нужный ему листочек, щелкает автоматической ручкой и принимается вносить правки, которые мы обсуждали в прошлый раз. — А вы что тут забыли? — подруга смотрит на Вадима и еще несколько его одноклассников, стоящих за его спиной. Она сгребает в кучу все, что мы только-только сложили, быстро и неожиданно. Я же буквально готова биться головой об стол лишь от одной мысли о том, что нам вновь придется их рассортировывать и раскладывать. Может быть, все-таки стоило принести несколько файлов или хотя бы скрепок? Или страницы в крайнем случае пронумеровать? Это же просто невозможно! — По вашей же просьбе принесли фотографии, а ты сразу кидаешься. Ни капли дружелюбия, — Вадим наигранно закатывает глаза, но недовольное выражение лица тут же сменяется улыбкой. — Вот им отдайте, — Маруся указывает рукой на группу девочек, сидящих чуть поодаль и обсуждающих, я надеюсь, размеры конфетти для воздушных шаров. Подруга, в прочем как и я, ждет, пока Вадим удалиться, но тот, передав одноклассникам свои фотографии, усаживается напротив нас и никуда уходить не планирует. — Чего сидишь? — девушка нервно перебирает пальцами листы под партой, в то время как я еле сдерживаю смех. — Как я могу уйти? — Вадим закидывает ногу на ногу, что окончательно дает понять: в ближайшее время уходить он не собирается. — У вас тут можно много интересненького подглядеть, — он изящным движением руки забирает лист у ничего не подозревающего Паши. Маруся резко вдыхает: девушка, кажется, больше самих выпускников переживает за праздник; а вот я уже заливаюсь в голос: самодовольство на лице старшеклассника только расцветает. — Хм, неплохо, только, Паш, долгожданный через две о. Понимаешь… — он, очевидно, собирается пуститься в разъяснение, но Маруся успевает дернуть у него из рук текст и пнуть в сторону школы. — Кольцов, иди учись! — но, кажется, цель Кольцова на ближайшие пятнадцать минут далеко не учеба. — Еще раз ты стукнешь меня по голове, и я точно до конца жизни стану каким-нибудь умственно неполноценным, — Вадим, не выдерживая натиска гнева уставшей Маруси, встает на ноги. Пока они, Вадим дурашливо, но вот моя подруга волне серьёзно, спорят между собой, я успеваю отойти к группе девочек с интересом рассмотреть принесенные выпускниками фотографии, помочь придумать Паше пару недостающих строчек помахать Жене в окно (он практически не приходит на собрания, занимаясь дополнительно после уроков с Софией Александровной) и вернуться обратно к парте. Вадим уже даже начинает отступать. И эти двое утверждают, что встречались? Даже своей невероятной фантазией не могу представить их хотя бы нежно обнимающимися. — Ладно, я уйду. Но только потому что мне действительно пора, — он выделяет голосом предпоследнее слово и, помахав всем рукой вместо обычных объятий с каждым, уходит. Но снова возвращается меньше, чем через пять минут. Я узнаю об этом из недовольного, но уже больше шуточного бурчания Маруси и, продолжая мастерить бантики для тех самых фотографий, даже не поднимаю голову в сторону приближающегося Вадима. А зря. Потому как старшеклассник возвращается вовсе не затем, чтобы злить старую знакомую или тешить свое любопытство заглядыванием в сценарии и планы его Последнего звонка. Он, как-то непривычно обнимая меня за плечо, свободной рукой на стол прямо передо мной кладет нечто небольшое, но яркое. Букетик одуванчиков. — Солнышки для солнышка. То есть я хотел сказать… ты и правда светилась утром, — он делает движение рукой, обнимая меня чуть сильнее, чем секунду назад и тут же уходит. Раньше, чем я успеваю хотя бы осознать произошедшее. — Оу, — выдыхает Маруся не то умиленно, не то ошарашено. — А парню надоело ждать у моря погоды, — заключает она. Сердце запоздало реагирует, начиная ускорять свой ритм. Нет, нет, нет, нет. Только не эти дурацкие, ненавистные, но, кажется, совершенно точные признаки влюбленности. Спутанность мыслей? Имеется. Прилив крови к лицу? О да, мне вдруг становится жарко. Но в противовес этому меня трясет как будто бы от холода, что тоже является не сильно радужным показателем против моего желания не влюбляться. — Даяна, что с тобой? Все резко прекращается. Я как будто разом расслабляю напряженные и уставшие мышцы, а мысли из затуманенных становятся невероятно ясными. Что это, черт возьми, такое было? — Показалось. Действительно показалось. И надеюсь, больше не повторится. Даже если я не могу объяснить — почему должно.